— Товарищ командир, разрешите доложить? — влетел Максудов в кабину экипажа.
— Все живы? Раненных нет? Группу эвакуировали? — спросил я.
— Все живы. Ни царапины, — ответил Максудов, утирая вспотевшее лицо.
— Хорошо. А теперь ответь, где Орлов и почему докладываешь ты, а не он.
— Он там остался с разведчиками, товарищ командир. Сказал, что будет разбираться с повреждением.
Этого ещё не хватало, чтобы Орлов сам полез в двигатель и начал его чинить. Тогда вертолёт ещё долго не заберём. Надеюсь, бортовой техник его переубедит.
Максудов показал нам на карте место посадки, и я отправил его отдыхать. Сами же начали запускаться.
Винты раскрутились, а двигатели вышли на расчётные обороты.
— Коверкот, 102й, прошу взлёт, — запросил я, и руководитель полётами дал разрешение.
Вертолёт завибрировал. С каждым миллиметром поднятого рычага шаг-газ он начинал «вспухать». Я почувствовал, как слегка нос Ми-8 потянуло влево, но тут же мягко отклонил правую педаль. Ещё немного поднял рычаг шаг-газ и вот уже Ми-8 оторвался на полметра от площадки.
Выполнил пару разворотов, чтобы хорошо почувствовать вертолёт. А то давно мне не приходилось садиться на место командира Ми-8.
— Коверкот, 102й контрольное висение выполнил. Влево и на маршрут, — доложил я, отклоняя ручку управления в сторону разворота.
Вертолёт буквально проскользил над землёй, подняв пыль. Стоящий у грунтовой полосы автомобиль ЗиЛ-164, являющийся базой для СКП-9, остался справа. Зато в небольшом смотровом окне можно было разглядеть удивлённые глаза капитана Кораблёва. Не каждый день рядом с тобой столь низко пролетает винтокрылая машина с весом в 13 тонн.
— Наблюдаю, — радостно ответил руководитель полётами.
Моё почтение и приветствие он оценил.
Как только вышли на маршрут, я внимательно огляделся по сторонам. Провинция Заболь тянулась вдоль шоссе, где между редкими деревнями можно было заметить колонну грузовиков, медленно пробирающихся по пыльным дорогам. Их тоже прикрывает пара Ми-24, следующих по маршруту проводки колонны.
Узкие реки, напоминающие скорее ручьи, прорезали эту землю, принося редкую влагу. Много где заброшенные кишлаки с разрушенными дувалами и осевшими крышами. Куда ни глянь, а вывод один — жизнь здесь суровая.
— 115й, ответь 102му, — запрашивал я Орлова в надежде, что радиостанцию на борту он не выключил.
Но ответа не было.
Вертолёт едва ощутимо вибрировал, словно живой организм, откликаясь на каждое движение ручкой управления. Лёгкий ветерок проникал в кабину через приоткрытый блистер у лётчика-штурмана.
Солнце, неумолимо бьющее сквозь остекление, заставляло чувствовать жар, от которого никуда не скрыться. Пот медленно стекал по моим вискам, смешиваясь с запахом керосина и жидкостей из грузовой кабины.
— 4° влево нужно взять поправку, — тихо произнёс лётчик-штурман, и я послушно выполнил его рекомендацию.
— Выполнил. Скорость?
— 180. Прибытие через 10 минут, — доложил правак.
Видно, что парень не глупый. Перед вылетом узнал, как его зовут. Лейтенант Василий Гурт. Но меня предупредили, что прозвище у парня «Малыш». При взгляде на комплекцию Гурта я даже не сомневался, почему именно так его прозвали в эскадрилье.
Его рука, примерно как моя нога. Шея в два раза шире моей. Да и ростом он под 185 сантиметров, не меньше. А главное — лицо, будто вчера только в школу пошёл. Такой вот, Малыш.
С навигацией парень справляется. Надо бы дать ему больше свободы и возможности «порулить».
— Вась, возьми управление, — сказал я и правак тут же растерял все свои штурманские принадлежности.
Карта-держатель скатился вправо, где стоял «дедовский» прицел ОПБ-1Р. Он похож на средних размеров телескоп и служит для бомбометания.
— Я готов. Управление беру, — сказал лётчик-штурман и вцепился в ручку управления.
— Ноги на педали ещё поставь и забирай управление, — спокойно сказал я, почувствовав, как паренёк уже «борется» с вертолётом.
И пока что Ми-8 побеждал. Ощутимо начало покачивать из стороны в сторону. Тут ещё и горный хребет Сургар был уже рядом.
— Резко не отклоняй. На предельно-малой высоте работаешь ручкой управления, — тихо сказал я по внутренней связи, помогая Гурту сбалансировать вертолёт.
Мы пролетели горный хребет, и взору предстало большое озеро Аби-Мукур. Оно поблёскивало на солнце, как огромное зеркало, покрытое трещинами.
За озером открывался степной ландшафт восточной части Афганистана, где выжженная земля встречалась с далёкими горными хребтами, окутанными лёгкой дымкой.
Чуть дальше к югу расположена провинция Пактика. Здесь степь уступала место холмам, поросшим редкими колючими кустарниками. В некоторых местах я замечал разбросанные кишлаки, где дети гоняли по дороге самодельные тележки. Эти пейзажи казались безмятежными, но в действительности скрывали в себе опасность. Горы, тянущиеся к горизонту, словно создавали природные баррикады, за которыми могли укрываться духи.
— 115й, ответь 102му, — вновь запросил я Орлова.
— Ответил. 102й, наблюдаем вас. Площадка готова, — доложил старлей.
— Понял. 121й, выходите вперёд. Начинайте прикрывать, — переключился я на ведущего Ми-24.
— Принято.
Через минуту над сопками рядом с местом посадки кружились «шмели» Ми-24, обеспечивая прикрытие. Их силуэты выделялись на фоне голубого неба. Они словно охотники, высматривающие добычу. Каждый разворот, каждый манёвр был точен. С виду работа этой пары выглядела безупречно, как и требовало.
У подножия высоты 1972, я заметил Ми-8, стоящий на земле. Его винты лениво покачивались на ветру, будто машина раздумывала, стоит ли ей снова подняться в воздух. Никакого дыма или обломков не видно. Капоты открыты, а в двигатели уже полностью погрузились два человека в песочных комбинезонах.
— Давай я посажу. Или ты готов? — повернулся я к Малышу, но энтузиазма в его глазах не увидел.
Я взял управление, и мы быстро зашли на посадку, оставив Ми-24 прикрывать нас сверху. Выйдя из кабины, обнаружил, что для работы в полевых условиях капитан Моряк выбрал… товарища Гаврикова. У этого младшего сержанта вид был такой, что даже мне стало его жалко и захотелось налить.
— Товарищ майор, я вас не подведу, — выпрямился передо мной Гавриков, когда я спустился по стремянке.
— А у тебя вариантов нет, — похлопал я его по плечу.
Вокруг вертолёта уже заняли позиции разведчики отдельного отряда специального назначения. Их форма была идеально приспособлена для этой местности — костюмы песочного цвета с множеством карманов.
Выглядели разведчики бодро, но в их глазах была усталость.
На головах — кепка или лёгкая бандана, а в руках — автоматы, от которых, казалось, они не могли оторваться ни на секунду. Некоторые сидели, опираясь на ранцы РД-54, другие лежали на земле, внимательно наблюдая за горизонтом через прицелы.
— Сан Саныч, готов доложить, — встретил меня у вертолёта Орлов.
— Давай, Михаил Юрьевич, — ответил я.
Орлов был удивлён столь официальным обращением. Пару секунд замешательства и он быстро мне всё объяснил и выставил предварительный «диагноз», пока я и Моряк визуально осматривали вертолёт.
— Понятно. А чего кричал, что горишь? Были признаки? — уточнил я.
Орлов промолчал. Он указал на карте место, откуда его предположительно обстреляли.
— Прилетим и обсудим. Что там, Гавриков? — крикнул я младшему сержанту.
— Ну, тут всё чин чинарём. Эм… всё хорошо, что касается двигателей. А вот приборы и гидросистема пострадали, — сказал младший сержант, который осмотрел оба двигателя.
— Ещё лопасть пробита, — указал я на одну из пробоин в несущем винте.
— Работы на час, — улыбнулся Гавриков, и вся команда техников приступила к устранению неисправности.
Пока чинили вертолёт, я успел поговорить с разведчиками. Командир группы в звании лейтенанта обрадовался, когда узнал, что я служил с Игорем Геннадьевичем Сопиным.
— Вот я думал, что не найдём с вами точки пересечения. Оказывается, вы нашего командира бригады знаете.
— Если два офицера-афганца в течение получаса не нашли общих знакомых, значит, один из них «американский шпион», — посмеялся я с командиром разведчиков.
Солнце только начало клониться к закату, а наша группа уже поднялась в воздух и взяла курс на Шахджой. В кабине подбитого Ми-8 места командира и правака, заняли я и Орлов. Во время полёта про его вынужденную посадку я говорить не стал.
Как только вертолёт коснулся поверхности площадки, мы начали выключаться. Я глянул на часы и понял, что день сегодня выдался как никогда длинный и насыщенный. А ведь ещё нужно позвонить в Кандагар и провести беседу с Орловым.
— Ко мне в кабинет. С картой и планшетом, — сказал я Орлову, когда мы вышли из вертолёта.
Не успел я покинуть стоянку, как ко мне уже бежал тыловик Сычкин.
— Товарищ майор, ну в следующий раз возьмите на задачу. Третий год в Афгане, а орден не заработал, — возмущался тыловик.
— Сычкин, ты мне снабжение наладь. Сделаешь, лично поеду за твоим орденом.
Тыловик обрадовался и убежал работать. Я поблагодарил Моряка за работу и решил уточнить у него по поводу Гаврикова.
— Сан Саныч, он у меня пацан толковый. Но вот пить ему совсем нельзя, — ответил Семёнович.
— Так не давайте. Пускай работает на благо подразделения. Где он такие знания-то получил?
— Он в Кировском училище учился. Про двигатели вертолётов много что знает. Но вот закончить не довелось. Отчислили его. То ли он подрался, то ли напился, то ли всё вместе.
Закончив дела на стоянке, я направился в кабинет. Около двери меня уже ждал товарищ Орлов, готовый доложить о произошедшем.
— Заходи и показывай маршрут, по которому должны были лететь, — сказал я.
Пока Орлов раскладывал карту, я позвонил в Кандагар. Командир полка внимательно выслушал, но остался недоволен. Похоже, сам факт аварии вызывал нервный тик у начальства.