пор отойти не могут от такого падения. Думали, что у нас что-то отказало.
— Нормально всё, — ответил я. — Макс, возьми управление.
— Принял. Управление взял, — ответил мне лётчик-штурман, и я слегка расслабился, убрав руки и ноги с органов управления.
В кабину заглянул Липкин и начал благодарить. У командира спецназа куда-то подевался с головы подшлемник.
— Сан Саныч, такого «взлёто-падения» я ещё не видел. Ушли на тоненького, — сказал Пётр Петрович, поправляя «лифчик» на груди.
Понятно, что у парней стресс, но чутка расшевелить можно.
— Ладно. Ты скажи, пускай парашюты надевают. Сейчас в набор пойдём, всякое может случиться, — докричался я до Липкина, и тот ушёл в грузовую кабину.
На меня удивлённо посмотрел Заур.
— Командир, у нас на всех не хватает парашютов.
— Ничего, — улыбнулся я.
Не прошло и минуты, как в кабину вновь заглянул Липкин. Выражение лица у него было задумчивым.
— Сан Саныч, а как же так⁈ Парашютов всего 3, а нас 23. Как делиться?
— Значит надеть всем, кроме коммунистов. Мы вот коммунисты и нам ничего не страшно, — с серьёзным выражением лица ответил я.
Липкин собрался уже уйти, но вдруг понял наш авиационный армейский юмор. Он протянул мне руку, и я отвесил ему «пятюню».
После посадки в Шахджое, нас ещё долго не отпускали разведчики.
— Сан Саныч — высший пилотаж. На одном колесе, да ещё столько времени. У меня один вопрос — как⁈ — спросил у меня майор Липкин, когда основная часть поздравлений утихла.
— Да как⁈ «Шажочек» вверх, ручку вправо-влево. И не забывать «педальки» нажимать, — объяснил я, смотря на то, как мои подчинённые выкуривают очередную сигарету с разведчиками рядом с машинами.
— Не пойму я ваш авиационный юмор. Значит так, с нас поляна. Отказы не принимаются. Время доведём дополнительно, — сказал Липкин и крепко меня обнял. — Вот, прав был Сопин насчёт тебя.
— Смотря о чём он тебе говорил, — посмеялся я, и мы разошлись.
Бойцы отряда погрузились на машины и уехали со стоянки в направлении расположения отряда. Я подошёл к вертолёту и ещё раз его осмотрел. Пока мои подчинённые группировались и продолжали обсуждать вылет, решил оценить повреждения.
— Товарищ командир… — вытянулся в струнку передо мной Гавриков.
Не сразу я почувствовал, что от младшего сержанта опять идёт запах «праздника».
— Ты спиртом моешься что ли? — спросил я, проводя рукой по пробоине в фюзеляже.
— Товарищ майор, я совсем немного. Вы не поверите, но душа за вас болела.
— За переживания, спасибо. А выпивка тут при чём?
— Так я по-другому стресс и не умею снимать.
— Я тебя научу. Доложишь своему начальнику ТЭЧ звена, что ты ужасно хочешь поработать руками в свободное от службы время, — похлопал я Гаврикова по плечу, а потом поблагодарил за матчасть.
Только я сделал шаг от вертолёта, как решил кое-что спросить у младшего сержанта.
— Гавриков ко мне, — позвал я техника, и он быстро подбежал. — Что там с вертолётом моего ведомого?
— Фара разбита, две лопасти в дырках, несколько пробоин в фюзеляже и отсеке двигателей. Вкратце — утром будет в строю.
— С двигателем всё хорошо?
— Так точно. Всё проверили.
Вот и ещё одна тема для разговора с подчинёнными. В докладе моего ведомого и не было чёткого доклада о повреждении двигателя, но поговорить с парнем стоит.
Я отпустил Гаврикова, а сам подошёл к лётному составу.
— Все ко мне в кабинет.
Через несколько минут я открыл дверь кабинета и впустил всех лётчиков. Каждый заходил медленно, будто ожидал какого-то серьёзного разговора.
Посмотрев на каждого из них, я заметил насколько ребята устали. Лейтенант Самсонов и вовсе продолжал тяжело дышать. Будто он кросс пробежал.
— Устали? — спросил я, подойдя к холодильнику. Все хором ответили утвердительно.
Открыв дверь «Минска», я достал оттуда целую бутылку молдавского «Нистру».
— Самсонов, иди мне поможешь, — подозвал я лейтенанта, чтобы он достал из холодильника две шоколадки.
Налив на каждого по рюмке, пригласил всех к столу. Когда каждый взял себе, решил сказать пару слов.
— За возвращение, — и все быстро выпили, закусив шоколадом.
Только все поставили «нурсики» на стол, начал звонить телефон.
— Клюковкин.
— Сан Саныч, это хорошо, что вы в кабинете. Командир полка уже три раза звонил… — начал тараторить Пяткин, который был у спецназовцев на ЦБУ.
— Сейчас позвоню. Разбор полётов проведу и наберу Веленову.
— Разбор? — удивился начальник штаба.
— Как будто первый раз услышали название этого мероприятия, — подмигнул я парням, которые весело улыбнулись.
Я повесил трубку и закрыл бутылку коньяка.
— Завтра отдыхаете. Будет звено Бойцова работать и другая пара Ми-24. Вопросы?
Спрашивать никто не стал, быстро убрали со стола закуску с бутылкой, и начали выходить из кабинета. Решил задержаться только мой ведомый.
— Командир, поговорить хотел, — сказал капитан, который был командиром второго звена.
— Ты про то, что не стал садиться на выступ? С разбитой фарой я бы тебе не разрешил этого делать в любом случае.
Капитан тут же приободрился. Наверняка он хотел что-то мне объяснить по поводу его оборванного доклада о двигателе.
— Я был не уверен, что зацеплюсь за выступ. Надо это признать.
— Понятно. Что ж, зато ты со мной честен. Это плюс. Но больше ни с кем так не откровенничай. Разное могут подумать.
— А вы что подумали?
— Ничего. Разрешаю тебе и всей группе сегодня «обнулиться». Завтра отдыхаете, а послезавтра посмотрим. Может, полетаем в районе Шахджоя на личное совершенствование.
Капитан кивнул, подошёл к столу и протянул мне руку. Я пожал её, чувствуя, что у человека свалился груз с плеч.
Глава 18
Когда я остался один, позвонил в Кандагар.
— Веленов, слушаю.
— Товарищ командир, майор Клюковкин. Добрый вечер. Разрешите доложить?
— Да не стоит, майор! Что у тебя за самовольное оставление части такое⁈ Ещё и группой из четырёх вертолётов? — повысил голос полковник.
— Вылетал на выполнение срочной задачи по эвакуации группы «караванщиков». В условиях дефицита времени…
— Мозгов у тебя дефицит! Меньше месяца командуешь, а уже самовольничаешь.
Опа! А вот оскорблять я себя не позволю.
— Юрий Борисович, вы конечно командир, но я вам не мальчик. Оскорбление оставьте для тех, кто этого заслуживает. Вместо того чтобы расспросить о ходе операции, вы определённо перегибаете палку.
Но тут Веленов включил вторую скорость. Слушать я не стал, а просто положил трубку на стол и занялся разбором документов. Успел и плановую таблицу на завтра посмотреть, и приказы по части пролистать, и даже по всем заявкам от Сычкина пробежаться. А Юрий Борисович в это время продолжал меня поучать. Краем уха уловил, что он вспоминал сталинские времена. Чего все к ним так обращаются, мне непонятно.
Прошло несколько минут, прежде чем в трубке стихли крики.
— Клюковкин, ты меня слышишь? — уже спокойно спросил у меня Веленов.
— Предельно внимательно. Так вы мне разрешите доложить или нет?
— Я уже всё и так знаю. Завтра с полным докладом, чтобы был в Кандагаре. В штабе армии заинтересовались вашими выкрутасами. Большой человек приедет и задаст вопросы.
На этом разговор подошёл к концу. Ничего дельного так и не удалось узнать у командира полка.
Закончив работу, я направился к себе в дом. Только вышел из кабинета, как в коридоре меня перехватил замполит Ломов. Он уже нёс в руках какие-то бумаги и личное дело Орлова.
— Сан Саныч, понимаю, что время позднее, но нужно с Михаилом что-то решать.
— До утра подождёт? — спросил я.
— Боюсь, что нет. Вас завтра не будет…
— С чего ты взял? — спросил я.
Виктор Викторович прокашлялся, но на вопрос не ответил.
— Я разговаривал с начальником политотдела в Кандагаре. Он мне сказал, что вас уже на завтра вызвали туда.
— Когда ты только всё успеваешь, Викторович. Завтра разберёмся с Орловым. Иди отдыхать, — пожал я руку Ломову и пошёл на выход.
— Я ещё поработаю пока.
— Ну раз хочешь поработать, то есть у меня к тебе просьба, — повернулся я к Ломову.
— Готов вас выслушать, — у замполита загорелись глаза.
— Всех, кто сегодня летал на эвакуацию, а также техсостав, которые обеспечивали вылеты, представить к наградам. Завтра к вечеру жду предложений.
— Прям всех? — удивился Ломов.
— А что не так?
— Всех могут не наградить. Вернут представления. Давайте несколько человек только подадим, а остальных потом.
— Всех подать, Виктор Викторович. Я найду слова, чтобы командование никого не обидело.
Ломов утвердительно кивнул и пошёл к себе в кабинет.
Расслабившись в бане и приведя себя в порядок, я пошёл отдыхать к себе. Только подошёл к двери, как увидел быстро перемещающегося в сторону соседнего модуля Орлова.
Следовал он быстро, целеустремлённо, поправляя на спине вещмешок.
Миша Орлов, о котором замполит Ломов говорит мне уже несколько дней. Надо бы расспросить, за что его так «любит» Виктор Викторович.
— Орлов, ко мне! — позвал я старлея.
В этот момент мой подчинённый чуть не упал. Настолько неожиданным был мой голос для него.
— Я, товарищ майор, — отозвался Орлов, но ко мне не подошёл.
— А ну иди сюда. Бить не буду. Пока что, — подозвал я его, но Орлов так и не сдвинулся с места.
— Разрешите сначала вещи в модуль отнести, а потом…
Что-то тут не так. Время позднее. Завтра Орлову и всем лётчикам его звена летать, а он так быстро бежит к себе в модуль. И к себе ли вообще?
— Ко мне подойдите, Михаил Юрьевич.
— Есть, — сдался Орлов и подошёл ко мне ближе.
Тут всё стало понятно. Ничто не могло перебить резкий запах спиртного, которым несло от старшего лейтенанта. Ведь предупреждал же!
— Мишаня, а ты мои требования хорошо уяснил? — спросил я.