Замполит отряда разведчиков не успевал фотографировать. Уже через 10 минут он понял, что ему может просто плёнки не хватить, настолько много трофеев нужно задокументировать.
— Деньги, ценные предметы, пулемёты, «эрэсы», стрелковое оружие и куча всяких материальных средств. Всё обгорело, — говорил замполит Петру Петровичу, пока тот проверял один из кузовов.
— Странно, что нет ПЗРК, — произнёс Липкин, но я бы так не думал на его месте.
Итого нами были уничтожены 10 машин. Половина из них «барбухайки» — грузовики, которые были наполнены «под завязку».
Я остановился и задумался. Такого количества вооружения хватит надолго. А сколько караванов было уже пропущено?
— Саныч, такой караван однозначно на орден тянет. Так что, готовь дырочку на кителе, — подошёл ко мне Липкин, когда моё внимание привлёк единственный автомобиль европейского производства среди всех взорванных нами.
Вокруг него была чёрная сгоревшая земля на месте.
— Награды — это хорошо, но не кажется тебе, Петрович, что мы что-то упускаем, — предположил я, заглядывая в кабину автомобиля британской марки.
— Тут сложно что-то найти. Тем более, видишь следы. Уже кто-то побывал здесь… и только здесь, — задумался Липкин и подошёл ближе к машине.
Вокруг взорванного «Дефендера» были непонятные чёрные бугры и большие бурые пятна на камнях. А самое главное — кто-то рылся в машине.
Повсюду разбросаны обгоревшие и целые «бакшиши», то есть деньги. Также Липкин обнаружил комплект оборудования для полевого госпиталя.
— Основательно затарились. Но если духам нужен был весь караван, зачем рыться именно в этом автомобиле, — предположил я.
— Значит, именно в нём было что-то очень важное. Вопрос в том, нашли ли они это, — сказал Липкин.
Как только я заглянул в кузов автомобиля, тут же мне на глаза попался очень интересный снаряд.
— Это ещё что? — показал на обгоревшую ракету Пётр Петрович.
Так и хочется ему сказать, что будущее. Но это уже настоящее.
В кузове лежала ракета, состоящая из трёх отдельных суббоеприпасов. Каждый похож на дротик. Пожалуй, рано ещё для появления переносного зенитно-ракетного комплекса «Старстрик», но это именно его ракета.
Духи такими управлять точно не смогут. Значит, есть кто-то со стороны.
Обойдя ещё один автомобиль марки «Симург», я обнаружил очередные человеческие останки. Этот душман смог выскочить из кабины, но его настигло взрывной волной. Большая часть тела обгорела, а вот левая рука, на удивление, сохранилась. И на ней можно было разобрать кое-что очень знакомое.
— Игорь Геннадьевич, на минуту, — позвал я Сопина.
Он быстро подошёл ко мне и нагнулся над телом душмана.
— Что думаете?
— У духов татуировок я никогда не встречал, — произнёс Сопин.
Ещё бы! Вряд ли кто-то из душманов имеет татуировку с аббревиатурой B. R. I.
Глава 23
Над головой стремительно промчался Ми-24, оглушая шумом винтов и гулом двигателей. Прохладный ветер шевелил волосы, а мелкая пыль так и норовила попасть в глаза. Частицы песка медленно ползли по руке погибшего наёмника. В нос продолжал бить запах гари и сожжённой плоти. Но всё это отошло на второй план, поскольку передо мной был один из тех самых головорезов и «солдат удачи», схвативших меня и лётчика-оператора полгода назад на границе с Пакистаном.
Невозможно забыть довольные ухмылки наёмников, пришедших сюда за деньгами. Однако, появление этого парня здесь подтверждает моё отношение к окружающему миру. У него есть один очевидный и самый паршивый недостаток — он неимоверно тесен.
— Саныч, чего задумался? — спросил у меня Сопин, пока я сидел на корточках рядом с погибшим и не сводил взгляда с татуировки на руке.
— Есть о чём, — ответил я, поднимаясь во весь рост.
Игоря Геннадьевича не проведёшь. Он и без меня понял, что караван крайней степени непростой. Сопин оглянулся по сторонам и подошёл ближе.
— Ты так смотрел на этот труп, будто знаешь кто перед тобой, — шепнул подполковник.
— Поверь, Геннадич, это тот случай, когда я предпочитаю видеть его больше таким, чем живым.
Скрывать значение этой аббревиатуры не имело смысла. Я давал подписку не разглашать детали вылета, когда совершил предательство Евич. Да и спецназу нужно знать, с кем они имеют дело.
— Значит, БлэкРок. Что-то проходило в сводках, но наше командование не придало этому значение. Для нас это обычные наёмники, каких на афганской земле много встречалось. В чём причина такой реакции на этих парней? — спросил Сопин, пока мы шли вдоль разрушенных машин в сторону Ми-8.
Уцелевшие «трофеи» постепенно грузили в вертолёты, но времени уже оставалось не очень много. Топливо у «шмелей», круживших над нами, не бесконечное.
— Это нечто иное. БлэкРок — частная армия. В ней не просто любители сафари или пострелять. Это профи. Иначе бы в кузове не лежала такая… интересная ракета, — указал я на оставшийся боеприпас от «Старстрик».
— То есть, наёмники приехали, чтобы научить духов стрелять этими ракетами. Но мы даже не знаем, что это за… «трезубец», — покачал головой Сопин.
— Вот-вот! Про «Стингер» тоже ничего не знали. Проблемы себя ждать не заставили.
Значение комплексов «Стингер» было слегка преувеличено. С ним бороться научились, но потерь избежать не вышло. Больше всего вертолётов теряли и продолжают терять от огня крупнокалиберных пулемётов.
«Старстрик» — нечто другое. Из-за трёх суббоеприпасов он может быть весьма эффективным оружием. Как минимум его никто в Афганистане не знает. Кроме меня и БлэкРок.
— Ладно. Есть люди, которые разберутся быстрее, чем мы с тобой.
— Согласен. Грузимся! — скомандовал я, когда заметил, что все «трофеи» уже были на борту.
Через десять минут мы пролетали над хребтом Сургар. Осмотр каравана дал много информации к размышлению. С лётным составом нужно обязательно провести занятие и объяснить, как минимизировать возможность поражения из ПЗРК «Старстрик». А потом ещё и передать по цепочке на другие аэродромы.
— Сан Саныч, дальнейший план какой? — спросил у меня Орлов, пролетая над основной дорогой, соединяющей Кандагар со столицей.
— Не будем загадывать. Не устал пилотировать? — спросил я.
— Никак нет. Отдать вам управление?
— Нет. Дай хоть пассажиром полетаю, — ответил я, сложив руки на груди.
Хотя и нужно быть всегда начеку и в готовности взять управление, но с Орловым вполне комфортно лететь. Вертолёт летит ровно. Миша его не дёргает. Любое изменение курса и высоты выполняет плавно. Если б не его лень в подготовке к полётам, то и докопаться было бы не к чему.
— 102-й, Коверкоту, — вызвал по радиосвязи меня руководитель полётами.
— Ответил.
— 102-й, Мирванс дал указание к ним лететь с грузом, — ответил капитан Кораблёв.
Похоже, что в Кандагаре собираются по горячим следам осмотреть «трофеи». Могли бы и отправить представителя с нами.
— Понял. Дозаправимся и полетим, — ответил я.
— Ветер у земли 150° до 10 метров, — выдал условия на посадке руководитель полётами.
Орлов начал выполнять заход на посадку. Солнце слегка ослепляло, а боковой ветер постепенно усиливался.
— Бери поправку на ветер перед посадкой, — подсказывал я Михаилу, но он продолжал заход, основываясь на своих ощущениях.
— Контролирую, — спокойно сказал Орлов.
— Справа дует. Развернись и заходи против ветра, — подсказал я, но Михаил только кивнул.
Я решил, что надо быть внимательным сейчас. Слишком в себе уверен командир вертолёта. Прям напоминает мне Батырова в эту минуту.
Вертолёт продолжал снижаться. Скорость приближалась к отметке 50 км/ч. Указатель вертикальной скорости продолжал показывать значение 5 м/с.
— Смотри за скоростью, — продолжал я подсказывать, но как-то уж слишком был уверен в себе Орлов.
— Нормально, — отвечал он.
Площадка уже перед нами. Высота 20 метров, а вертолёт начинает слегка бросать из стороны в сторону.
— Обороты, командир, — подсказал по внутренней связи бортовой техник.
На указателе оборотов несущего винта и правда были колебания значений. Провалит Орлов обороты до 92% и будет плохо.
— Я контролирую!
Ещё и стрелки указателя скорости и вариометра дают неустойчивые показания. Вижу, что на лице Орлова появилась неуверенность, а на кончик носа скатилась капля пота.
— Управление взял, — сказал я, взявшись за ручку.
Заниматься лётным обучением, когда у тебя пассажиры на борту и опасный груз не стоит.
Перешёл в разгон. Скорость начала увеличиваться, а управление стало более эффективным. Правая педаль уже не на упоре и можно выполнить проход.
— Эм…102-й? — запросил руководитель полётами, наблюдая за нашим уходом на второй круг.
— Повторно зайдём. Условия прежние? — спросил я.
— Подтвердил.
— Вас понял. Площадку наблюдаю, разрешите заход, — запросил я, выполняя разворот над гарнизоном.
— Разрешил.
Теперь уже я развернулся против ветра.
— Возьмись за ручку, а ноги поставь на педали, — сказал я по внутренней связи.
Орлов быстро выполнил моё указание, не сводя глаз с площадки.
— Вот теперь заходи. Спокойно и без выкрутасов, — добавил я и ослабил «хватку».
Никаких проблем с посадкой у Михаила в этот раз не возникло. Зашёл и комфортно завис над площадкой. Выполнил висение и приземлил вертолёт. И надо было так рисковать?
После выключения двигателей я сказал всем выйти, оставшись с Орловым наедине. Проще всего поставить на парне крест и не мучиться. Но ведь он не безнадёжен.
— Я знаю, что вы сейчас скажете, командир, — начал Орлов первым, поднимая с пола кабины экипажа картодержатель.
— И что же?
— Не учёл боковой ветер. Провалил обороты. Рано загасил скорость, а вертикальная как была большой, так и осталась. Чуть было не схватил «вихревое кольцо». Вроде бы ничего не упустил, — ответил Михаил, смотря на меня отрешённым взглядом.
— Ты забыл мне назвать причину. Почему?