На этом моё пребывание в кабинете завершилось. Обратный путь из Кандагара в Шахджой я провёл в горизонтальном положении на лавке грузовой кабины Ми-8. Лёня Чкалов пилотировал аккуратно, так что я смог немного поспать. Особой радости после разговора с замом командующего у меня не осталось. Вроде и получил наказание, а вроде и отделался лёгким испугом.
После посадки в Шахджое, я позвал в кабинет заместителей, чтобы поделиться новой информацией. А заодно и продумать план мероприятий на праздничный день. Всё же не каждый раз приходится отмечать День Защитника Отечества в Афганистане.
Да и пора уже привыкнуть, что в Советском Союзе этот праздник назывался День Советской армии и Военно-морского флота.
— Итак, ваши предложения по проведению праздника, — спросил я у заместителей в кабинете.
— Построение личного состава, награждение орденами и медалями. У нас много, кому пришли награды, — объявил начальник штаба Пяткин.
— Награды — хорошо. Что ещё?
— Я бы провёл лекцию по истории возникновения этого праздника. Далеко не все знают, как он появился. Я уже и отчётный материал подготовил, — предложил Ломов.
— Сомневаюсь, что есть те, кто не знает, — ответил замполиту Моряк. — Давайте просто отдохнём? Никаких лекций и других видов собраний.
Покачав головой, я повернулся к окну. Увидев знакомый силуэт с двумя пластиковыми канистрами, встал с места и открыл створку.
— Гавриков, ядрёна кочерыжка! Сюда иди, — подозвал я младшего сержанта.
Ну он и нашёл где ходить со спиртом.
— Товарищ командир! Век воли не видать, на стоянку иду. «Липу» буду протирать, — начал объясняться Гавриков.
— Ты её вчера протирал, — крикнул из кабинета капитан Моряк.
— Честное слово, товарищ командир. Вот сегодня точно буду протирать. Я уже три недели не пью, — доложился Гавриков.
— Подряд? — спросил я.
— Нет, но один раз не считается. Позавчера медаль обмывали…
— Гавриков, ты надоел. Ты можешь хотя бы три дня не пить?
Парень поставил канистры и почесал затылок.
— Ну… могу. А зачем?
— Во-первых, здоровее будешь. А во-вторых, я бы тебе хоть на какую-нибудь награду написал. Все получают, а ты вечно в пролёте.
Гавриков подумал и ответил.
— Из-за этого не пить? Сложный выбор.
— Я тебе сейчас устрою «выбор»! Исчезни, пока я добрый. И канистры в столовую занеси. Найдём им применение там.
— Есть, — расстроено сказал Гавриков и развернулся по направлению к столовой.
Я прикрыл окно и вернулся за стол. Тут же пришла идея, как ещё немного взбодрить личный состава. Взяв телефонную трубку, я связался с Липкиным.
— Саныч, никаких завтра задач. Все отмечаем праздник. К нам зайдёшь на рюмку чая?
— Постараюсь. Ты мне вот что скажи. Говорят, вы в футбол играть не умеете от слова «совсем». Опровергнешь эту мысль?
— Это кто тебе сказал? Десантники, никак иначе! Это они потому говорят, что вечно нам проигрывают, — начал возмущаться Пётр Петрович.
Через минуту мы уже договорились о проведении футбольного матча. Насчёт главного приза мыслей общих не было. Оставили этот разговор на завтрашний день.
Согласовав «праздничное» меню в столовой, которое решил утвердить на общем собрании Сычкин, совещание закончили.
Наступило утро. В назначенное время на стоянке выстроилась вся эскадрилья. Замполит приготовил награды, разложив их на столе. Погода явно не февральская. Солнце довольно сильно пригревало, а в демисезонной куртке было весьма жарко стоять.
— Равняйсь! Смирно! Слушай Указ Президиума Верховного Совета СССР, — объявил я, и Ломов начал зачитывать текст награждения.
По очереди из строя выходили мои подчинённые, получая честно заработанные награды. Кому-то орден Красной Звезды, а кому-то и «За службу Родине в Вооружённых Силах». Кое-кто из техсостава получил медаль «За отвагу», но большинство были награждены медалью «За боевые заслуги».
Как только награждение закончилось, я осмотрел строй и ещё раз поздравил с наградами.
— Работа у нас сложная и тяжёлая. Оттого и мне, как командиру, приятно, что труд целого коллектива оценён по достоинству. Сегодня День Советской армии и Военно-морского флота. Я вас ещё раз поздравляю с праздником. Желаю безаварийной работы, здоровья и поскорее вернуться домой.
После громких аплодисментов в строю начали выделяться футболисты. Оказалось, что главными игроками были мои «любимцы» — Орлов и Гавриков. Эта пара форвардов буквально разорвала на части защиту спецназовской сборной. Правда в команде была одна большая проблема — не было нормального вратаря.
Оттого и в счёте команда моей эскадрильи постоянно позволяла догонять спецназовцам. Пришлось брать ответственность на себя и… выйти играть «в рамку». Надо было видеть, как воодушевился мой личный состав. Люди, обступившие пыльную площадку, которая была футбольным полем для этой игры, продолжали поддерживать свои команды. Так громко даже во время вылетов не бывает у нас на базе.
После финального свистка на импровизированном табло был счёт 6:4 в нашу пользу. Липкин негодовал от очередного поражения своей команды.
— Позор! То десантуре, то лётчикам! Меня в Союз не пустят, пока вы не выиграете хоть один матч, — возмущался Пётр Петрович.
И всё же, праздничную атмосферу поражение одних и победа других никак не испортила.
Наступил вечер, и пора было готовиться к застолью. Получившие ордена и медали, готовились их обмыть, а остальные поддержать. Столовая в этот раз превзошла сама себя.
Когда я вошёл в обеденный зал, то обомлел. На столах, помимо хороших консервов, колбасы, сыра, была запечённая утка и курица. Где её достал Сычкин, стоит только догадываться.
Когда все собрались, пора было начинать и основную часть мероприятия.
Сначала я, как командир должен был выступить с официальной речью.
— Товарищи, поводов у нас сегодня много, но все объединяет одно — награды нашли своих героев. Для начала слово предоставляется награждённым орденами Красной Звезды.
Каждый из награждённых, как следует из традиции, должен был выпить офицерскую норму — гранённый двухсотграммовый стакан водки. При этом в нём должен был лежать орден или медаль. Смотря кому и что дали.
В такие моменты никто отвлекать не имеет права. Все ждали, когда человек выпьет. Смотрели и оценивали, насколько легко он это делает. Аплодисменты, одобрительные возгласы и приколы только после употребления.
Не обошлось без казусов. Сычкин чуть было не проглотил медаль, когда задирал голову.
Как только официальная часть была завершена, мне предстояло открыть неофициальную.
— Товарищи, а точнее братья по небу. Вы лучше всех в армии знаете, что такое вибрация и самовращение. Не раз попадали в ситуацию, когда проваливались обороты или по вам били со всех стволов с земли. И скажу вам честно, если бы у меня была вторая жизнь, я бы прожил её вертолётчиком, — произнёс я.
В столовой все зааплодировали. Даже официантки не удержались и похлопали.
— Знайте, что вы гордо носите звания самых отважных людей в авиации с самыми титановыми… причиндалами. Но сегодня надо бы вспомнить всех, кто стоял, стоит и будет стоять на защите Родины. За простого солдата, сержанта или матроса, прапорщика и офицера, генерала и адмирала. А также тех, кто при случае встанет в один ряд с нами и даст отпор врагу. Ура!
— И по этому поводу два коротких, один раскатистый, — вскочил на ноги Орлов.
— Ура! Ура! Ура-а-а!
Я медленно поднёс стакан к губам. Слегка передёрнулся от спиртового запаха, но вида подавать нельзя. Засмеют же!
— Товарищ майор, разрешите обратиться, посыльный по штабу рядовой Игнатьев! — громко сказал солдат, забежавший в столовую.
И почему я не удивлён!
— Игнатьев, ты в курсе, что делают с гонцами, которые плохие вести приносят? — спросил я, держа в руках налитый стакан.
— Так точно. Поэтому и переживаю. Вас в ЦБУ вызывают.
— Кто?
— Генерал-лейтенант Целевой. Просили передать, что очень срочно. Застолье отменяется.
Глава 27
Стакан с прозрачной жидкостью так и пришлось оставить на столе. Торжественное мероприятие я, конечно, не стал останавливать. Всё же праздник государственный, и даже уважаемому Рэму Ивановичу не получится его отменить. А вот употребление горячительных напитков пришлось притормозить. До уточнения всех нюансов.
Пока шёл по улице, заметил некоторое хаотичное перемещение в расположении спецназа и десантников.
Войдя в помещение ЦБУ, я был весьма удивлён царившей тишине. За большим столом, насупившись и сложив руки на груди, сидел Липкин. На лице Петровича читалась столь часто повторяемая в армии фраза — «задолбали».
Над картой, разложенной на столе, склонились два командира рот, старший штурман моего полка и ещё пару человек. Как здесь оказался штурман, мне непонятно. Видно, что у этих должностных лиц шла вполне себе конкретная работа по прокладке маршрута полёта.
— Эта площадка не подходит. Близко к границе и далеко от дорог. Ещё и вершины. Есть иные варианты? — задал вопрос один из командиров рот.
— Посчитаем… Сан Саныч, присоединяйся! Нужен твой светлый ум и виденье завтрашней работы, — приветливо махнул мне старший штурман полка.
— Знать бы ещё какой работы, — сказал я и слева от себя услышал сильное покашливание.
Генерал Целевой, прикрываясь платком, зашёлся в приступе кашля.
— Спасибо, дорогой, — поблагодарил генерал рядового, взяв протянутую ему одним из связистов кружку чая, и повернулся в мою сторону. — Клюковкин, все уже здесь, а вы всё празднуете.
— Товарищ генерал, у меня иных команд, как праздновать, не было.
Целевой подошёл ко мне и поздоровался, пожав руку.
— Присоединяйся. Работа тебе завтра предстоит. Не самая сложная, — показал генерал на карту.
— Я бы сказал, ложная, товарищ генерал, — добавил штурман, подзывая меня к себе.
Липкин по-прежнему сидел надувшийся. То и дело сейчас лопнет, Пётр Петрович.