— Нет, я не хочу вина. И не буду больше отнимать у тебя время. Я знаю, что ошибся, избрав тебя. Прости. Ты выполнил свой долг, отвергнув мою просьбу, а я выполнил свой, рассказав тебе все. Доброй ночи…
— Подожди, — с показным безразличием сказал Гераклес, как будто Диагор что-то забыл. — Я сказал, что не могу взяться за твою работу, но если ты захочешь заплатить за мою собственную работу, я приму твои деньги…
— Что это за шутки?
Головки глаз Гераклеса сыпали многочисленными насмешливыми искрами, будто и в самом деле все сказанное ранее было только огромной шуткой. Он пояснил:
— В ночь, когда солдаты принесли тело Трамаха, сумасшедший старик Кандал всех перебудил в моем квартале. Как и все остальные, я вышел узнать, что происходит, и смог увидеть его тело. Его осматривал медик, некий Асхил, но этот невежа не способен видеть дальше собственной бороды… Я же смог увидеть нечто, что показалось мне интересным. Я уже не думал об этом, но твоя просьба напомнила мне обо всем… — Задумавшись, он взъерошил свою бороду. Затем, будто приняв внезапное решение, воскликнул: — Да, Диагор, я принимаю задачу и постараюсь решить загадку твоего ученика, но не на основе того, что, как ты думаешь, ты видел при разговоре с ним, а на основе того, что я на самом деле видел, разглядывая его тело!
Ни один из многочисленных вопросов, роившихся в голове Диагора, не получил ответа от Разгадывателя, он лишь добавил;
— Не будем говорить о смокве, не открыв се. Думаю, лучше сейчас больше ничего не говорить тебе, ведь я могу ошибаться. Но доверься мне, Диагор: если решится моя загадка, скорее всего и твоя будет решена. Если не возражаешь, перейдем к вопросу о вознаграждении…
Противопоставив многоголовые аргументы в денежном вопросе, они достигли соглашения. Затем Гераклес сообщил, что начнет расследование на следующий день: он отправится в Пирей искать гетеру, с которой встречался Трамах.
— Можно я пойду с тобой? — перебил Диагор.
И пока Разгадыватель удивленно таращился на него, Диагор прибавил:
— Я знаю, что это ни к чему, но мне бы хотелось пойти. Я хочу помочь. Для меня это все равно что думать, что я чем-то еще моГу помочь Трамаху. Обещаю слушаться тебя во всем.
Гераклес Понтор пожал плечами и усмехнулся:
— Добро. Поскольку платишь все равно ты, Диагор, Почему бы тебя не нанять?..
И в этот миг многочисленные змеи, свернувшиеся у его ног, вскинули свои чешуйчатые головы и в гневе выплюнули маслянистые языки.*
[* Уверен, что эти последние строчки удивили читателя не меньше, чем меня! Несомненно, вероятность наличия сложной метафоры исключается, но нельзя также допустить и чрезмерно реалистического толкования: что «многочисленные свернувшиеся змеи» свили гнездо в полу комнаты Гераклеса и что в таком случае весь предыдущий диалог между Диагором и Разгадывателем загадок происходит в «месте, кишащем рептилиями, холодные тела которых медленно скользят по рукам или ногам героев, в то время как они, ни о чем не подозревая, продолжают разговор», — это мнение Монтала, но это уж слишком (пояснение этого признанного эксперта по греческой литературе просто абсурдно: «Почему бы в комнате не быть змеям, если такова воля автора? — утверждает он. — Ведь именно автор, а не мы, в конечном счете решает, что происходит в мире его книги»). Но читателю незачем беспокоиться: эта последняя фраза о змеях — чистая выдумка. Понятно, что выдумкой являются и все предыдущие фразы, ведь это произведение художественной литературы, но, поймите меня правильно, эта фраза — выдумка, в которую читатель не должен верить, в то время как все остальные должны приниматься на веру, по крайней мере пока чтение не закончено, чтобы рассказ обрел какое-то значение. На самом деле единственная цель этого абсурдного финала, на мой взгляд, подчеркнуть эйдезис: автор хочет показать нам образ, скрытый этой главе. Но даже в этом случае этот прием коварен: да не впадет читатель в искушение подумать о самом простом! Сегодня утром, когда перевод еще не дошел до этого места, мы с Еленой вдруг открыли не только верный эйдетический образ главы, но и, я уверен, ключ ко всей книге. Потребовалось Довольно много времени, чтобы объяснить все Элию, нашему начальнику.
— «Влажный холод», «маслянистость», «извилистые» и «ползущие» движения… Возможно, речь идет о змее, а? — предположил Элий. — В первой главе лев, во второй — змея.
— А как же «голова»? — возразил я. — Почему тут столько «многочисленных голов»? — Элий пожал плечами, предоставляя ответить мне. Тогда я показал ему статуэтку, которую принес из дома. — Мы с Еленой думаем, что нашли ответ. Видишь? Это фигурка Гидры, легендарного чудовища с бесчисленными змеиными головами, которые множились, когда их отрубали… Вот почему описывается «обезглавливание» смокв…
— Но это не все, — вмешалась в разговор Елена. — Победа над лернейской Гидрой была вторым из подвигов Геракла, героя множества греческих мифов…
— Ну и что? — спросил Элий.
Я с энтузиазмом продолжил:
— В «Пещере идей» двенадцать глав, и подвигов Геракла, согласно традиции, тоже было всего двенадцать. Да и главного героя этой книги зовут Гераклес. А первым подвигом Геракла или, по-гречески, Гераклеса была победа над немейским львом… а в первой главе как раз скрывается образ льва.
— А во второй — Гидры, — быстро добавил Элий. — Все сходится… По крайней мере пока.
— Пока? — Это замечание вызвало у меня небольшое раздражение. — На что ты намекаешь?
Элий спокойно улыбнулся.
— Я согласен с вашими заключениями, — пояснил он, — но эйдетические книги коварны: имейте в виду, что речь идет о совершенно абстрактных вещах, это даже не слова, а… идеи. Выкристаллизованные образы. Как мы можем быть уверены, какую ключевую идею скрыл автор в книге?
— Все очень просто, — возразил я. — Нужно только проверить нашу теорию. В большинстве легенд третьим подвигом была поимка Эриманфского вепря. Если образ, скрытый в третьей главе, похож на вепря, мы получим еще одно доказательство теории…
— И так до конца, — спокойно сказала Елена.
— Еще один вопрос… — Элий почесал лысину. — Во времена написания этой книги подвиги Геракла не были никаким секретом. Зачем использовать эйдезис для того, чтобы спрятать их в тексте?
Мы молчали
— Хороший вопрос, — признала Елена. — Но можно предположить, что автор сделал эйдезис эйдезиса и что подвиги Геракла в свою очередь скрывают в себе еще один образ…
— И так до бесконечности? — прервал ее Элий. — Тогда было бы невозможно узнать, какова была первоначальная идея. Где-нибудь нам надо остановиться. Если придерживаться твоей точки зрения, Елена, каждый текст передает читателю какой-то образ, а этот образ передает какой-то другой, другой — третий… Так мы вообще не смогли бы читать!
Оба посмотрели на меня, ожидая услышать мое мнение. Я признался, что тоже этого не понимаю.
— Текст оригинала издал Монтал, — сказал я, — но, непонятно почему, он, кажется, ничего не заметил. Я написал ему письмо. Может быть, его мнение окажется нам полезным…
— Монтал, говоришь? — Элий поднял брови. — Кажется, ты зря потратил время… Разве ты не знал? Об этом везде писали… Монтал скончался в прошлом году… Елена, ты тоже не знала?
— Нет, — призналась Елена, сочувственно глядя на меня. — Вот так случай.
— Да уж, — согласился Элий и обернулся ко мне. — И поскольку его издание оригинала — единственное, а твой перевод — первый, похоже, открытие ключевой идеи «Пещеры идей» зависит только от тебя…
— Какая ответственность, — пошутила Елена.
Я не знал, что и сказать. И до сих пор не могу выбросить это из головы.]
3*
[* «Торопливость, небрежность. Слова текут руслом неровного, иногда и вовсе неразборчивого почерка, как будто переписчику не хватало времени, чтобы закончить главу», — так пишет Монтал о тексте оригинала. Я, со своей стороны, буду начеку, чтобы «поймать» среди строк моего вепря. Начинаю перевод третьей главы.]
Пожалуй, пора ненадолго прервать стремительное течение этого рассказа, чтобы быстро описать его главных героев: Гераклеса, сына Фриниха, из дема Понтор, и Диагора, сына Ямпсака, из дема Медонт. Кто были они? Кем они себя считали? Кем считали их другие?
О Гераклесе следует сказать, что…*
[* «Пять строк невозможно прочесть», — отмечает Монтал. Очевидно, почерк в этом месте ужасный. С большим трудом можно разобрать (опять же, согласно Монталу) всего четыре слова из всего абзаца: «загадки», «жил», «жена» и «толстый». Не без иронии издатель добавляет: «Читателю придется реконструировать биографические данные Гераклеса на основе этих четырех слов, а это очень легко, но в то же время и очень трудно».]
О Диагоре…*
[* Три строчки, посвященные анонимным автором Диагору, также невозможно прочесть. Монтал смог лишь с трудом разобрать эти три слова: «жил?» (включая вопросительную частицу), «Дух» и «страсть».]
И раз читатель уже знаком с этими подробностями жизни наших героев, мы немедля продолжим повествование о том, что случилось в портовом городе Пирее, куда отправились Гераклес и Диагор в поисках гетеры Ясинтры.
Они искали ее в узеньких улочках, по которым живо тек запах моря; в темных проемах распахнутых дверей; тут и там, в небольших группках молчаливых женщин, улыбавшихся, завидев их, и мгновенно становившихся серьезными, услыхав их вопросы; наверху и внизу, на холмах и склонах, тонущих в океане; на углах, где в тихом ожидании стояли тени — женщины или мужчины. Они расспрашивали о ней не по возрасту накрашенных старух, чьи непроницаемые бронзовые лица, покрытые белилами, казались такими же древними, как стены домов; вкладывали оболы в дрожащие, сморщенные, как папирус, руки; слышали перезвон золотых браслетов, когда руки вздымались, чтобы указать им дорогу или нужного человека: спроси у Копсиаса, Мелита точно знает, может, в доме у Талии, Амфитрит тоже ищет ее, Эо дольше меня живет в этом квартале, Клито лучше ее знает, я не Талия, я Меропис. Глаза же их были всегда полуприкрыты веками, затемненными слоем краски, всегда быстры и неугомонны — эти глаза, опушенные черными ресницами, в окружении желто-шафранных, золотисто-рыжих или светло-бежевых линий, эти женские глаза были всегда стремительны, будто бы только свободой взгляда обладали женщины, будто бы только в черноте зрачков, искрящихся… от насмешки? страсти? ненависти? — они были царицами, в то время как их неподвижные губы, непроницаемые лица, корот