Через несколько недель в записи, помеченной: «Францисканский монастырь, 23 января 1811 года», Байрон идет в своих рассуждениях еще дальше:
Рассуждать, как греки, о восстановлении их изначального превосходства смешно… Но уже не видно особых препятствий, кроме апатии иностранцев, чтобы они получили подходящий зависимый статус или даже вовсе стали свободным государством с хорошей гарантией собственной независимости. Однако придется оговориться, что, если это мнение высказать вслух, найдется немало хорошо информированных людей, которые усомнятся в его практичности.
Свободное государство — именно в это превратилась Греция в ходе войны за независимость. Но Байрону не суждено было этого увидеть. Поэт навсегда покинул Афины в мае 1811 года. Его возвращение в Грецию через Кефалонию в 1823-м закончилось в Миссолонги в апреле 1824 года смертью от лихорадки, личные доктора Байрона убили его, постоянно, почти до самой смерти пуская ему кровь. В Афинах в честь Байрона назвали улицу в Плаке, захудалый приход у подножия Гиметта и футбольную команду. Еще в Афинском университете раньше была ставка Байроновского профессора английского языка.
Греки против турок
Когда Байрон умирал в Миссолонги от лихорадки, Афины стали одним из главных очагов войны между греками и турками. Вскоре после начала войны в марте 1821 года греческие повстанцы осадили Акрополь, но осада была снята в июле турецким командиром Омером Врионисом, люди которого нанесли грекам жестокое поражение, оттеснив их на равнину во время вылазки или «греческой охоты». После того, как в ноябре Омер отступил, попытки греков взять Акрополь успехом не увенчались. Укрепления доказали свою мощь. Греки пытались брать цитадель штурмом с юго-западной стороны, подводили мины, проводили артиллерийские обстрелы. Наконец голод и недостаток воды в июне 1822 года заставили турок сдаться, и то лишь после того, как грекам удалось испортить воду в колодце в южной части Акрополя.
После сдачи турецкого гарнизона на почетных условиях половину пленных турок перебили. В той жестокой войне подобный случай был не последним. Уцелевших эвакуировали на иностранных транспортных судах. Взятием Акрополя руководил отставной капитан Одиссей Андруцос, командующий греческими силами в Восточном Румели. Но потом было доказано его сотрудничество с турками, и капитан оказался заточенным в Франкской башне, где провел в цепях несколько месяцев, а затем был убит — его сбросили с башни на бастион Бескрылой Ники. Его историю рассказал Дэвид Брюэр в книге о войне за независимость «Пламя свободы» (2001). Так закончилась история об Одиссее.
В 1826 году Миссолонги взяли турки. К этому времени греки закрепились на Пелопоннесе и в Афинах. В июне 1826 года турецкие силы под командованием Рашид-паши заняли кварталы Патиссии и снова вошли на Акрополь. Макрияннис был в греческом гарнизоне и сыграл важную роль в обороне. В своих мемуарах он описывает эти события. Один из самых ярких сюжетов — его ссора и последующее примирение с Гуросом, командиром гарнизона, а затем смерть Гуроса. По мнению автора, причиной ссоры была песня, которую он как-то вечером слишком громко пел, и из-за этого Гурос стал ругаться.
Попытки греков отбить Акрополь были ярким примером стратегических ошибок и недоразумений, вызванных несогласованностью действий греческих командиров и командования: Кохрана и Черча, Гордона и Карескакиса. Кульминация настала 6 мая 1827 года, когда греки шли в атаку через равнину от самого Фалерона. Во время контратаки Рашид перебил полторы из двух с половиной тысяч человек. Тогда греки, в свою очередь, решили договориться о почетной капитуляции. 5 июня 1827 года греческий гарнизон отступил от Акрополя. Так греки воевали за свою независимость, и афинский Акрополь стал последним пятачком греческой земли, оккупированной турками.
События войны подтвердили и символическое значение Афин, и стратегическое значение Акрополя. Макрияннис писал, что у того, кто удерживал Франкскую башню и склады, в руках была вся цитадель. А еще события, произошедшие в Афинах, ярко иллюстрировали жестокость этой войны. Для раненых почти не было надежды: «вши оспаривали власть у червей». Жертвам отрезали головы и выставляли как доказательство их гибели. Это была борьба не на жизнь, а на смерть, даже Макрияннис, хорошо понимавший значение памятников для греческого народа, был готов взорвать себя, турок и Парфенон вдребезги, если это был единственный способ избежать позорного поражения.
Таким образом, перед греками встал выбор, предполагавший два варианта развития событий. Выбравшие первый настаивали, что Афины должны стать столицей и стратегическим центром нового государства. Предпочитавшие второй вариант возражали, аргументируя тем, что вряд ли афинские древности перенесут новые штурмы и приступы, а если сделать Афины столицей, то вполне можно ожидать новой осады города.
Глава девятая.Возрождение Афин
Сюда переехал двор, эта страна прекрасна, климат превосходен, правительство назначено, пароходы ходят, весь мир едет сюда, и многое еще здесь предстоит сделать.
Я раздобыл карту, на которой были отмечены скверы, фонтаны, театры, общественные сады и площадь Оттона. Но существовали они лишь на бумаге, жалким развалинам похвалиться было нечем.
В османские времена храм Гефеста в западной части Агоры был переоборудован в часовню Святого Георгия. Здесь похоронены иностранцы — протестанты, которым не посчастливилось умереть в Афинах. Именно здесь 13 декабря 1834 года афинская аристократия официально приветствовала нового короля — Оттона Баварского. Он прибыл в сопровождении своих советников, чтобы принять во владение Афины и сделать их столицей нового, независимого Греческого Королевства.
Афины с трудом подходили под определение города, скорее, это был глухой провинциальный городок, растянувшийся на склоне к северу от Акрополя. Город все еще был окружен стеной, построенной в 1780-х годах правителем-тираном Хаджи Али Хасекисом. За годы войны Афины дважды переходили из рук в руки, выдерживали осаду. Те дома, что не растащили на камень, были разрушены в ходе артиллерийских обстрелов и пожаров. Оливковые рощи, занимавшие большой участок между Афинами и морем, в 1830-х годах были уничтожены пожарами.
Когда в ноябре 1830 года в Афины приехал Бенджамин Дизраэли, он не нашел ни одного дома с целой крышей. В окнах не было стекол. Археолог Людвиг Росс, приехав в Афины в 1832 году, увидел, что гавань Пирея пустует. Только дюжина деревянных турецких домиков да греческие погонщики мулов были признаками какой-то жизни. Домов в привычном смысле не было вообще. (Девять лет спустя Ганс Христиан Андерсен насчитал здесь 120 домов.) В качестве транспорта по накатанной колее между Афинами и Пиреем ходили двуколки. Первая четырехколесная повозка появилась в 1834 году. Французский поэт Альфонс Ламартин, подобно Шатобриану не склонный к пустым сентиментальностям, нарисовал мрачную картину «унылой, печальной, черной, иссохшей, заброшенной» земли Аттики, с безнадежностью говорящей художнику и поэту: «С'est fini»[18]. Это было в 1832 году.
Примерно в то же время путешественник Кристофер Вордсворт, племянник поэта, будущий епископ Линкольнский и директор школы в Харроу, в своей книге 1837 года «Афины и Аттика. Записки о моей жизни в сердце Греции» подтверждает картину запустения:
Сейчас город Афины лежит в развалинах. Улицы почти пусты, все дома в округе лишены крыш. От церквей остались одни стены, кучи камней и известки. Службы проходят только в одной церкви. Несколько новых деревянных домов, одна-две более или менее крепкие постройки и два ряда дощатых сараев, образующих базар, — вот и все здания, какими могут похвалиться сегодняшние Афины. Все-таки очень медленно оправляются они от последствий последней войны.
Среди этого запустения величие уцелевших древних зданий выглядит еще более удивительно, а их спасение кажется еще чудеснее. Едва ли в Афинах отыщется такое совершенное здание, как храм Тесея (теперь известный как храм Гефеста). Среди тех строений, что уже давно стали руинами, разрушений меньше.
Несмотря на запустение, практичные греки уже начали заново заселять Афины. Вордсворт замечает, что во всей Греции это самое безопасное место. Чего нельзя сказать про Аттику, где знаменитый Капитан Вассос со своими разбойниками запросто избавлял путешественников и крестьян от денег и ценностей. С 1830 года стали возвращаться беженцы с Эгины и заново отстраивать свои дома. Пришла уверенность, что именно Афины, а не Коринф и не какой-либо другой город станут столицей нового государства.
Фактически же Афины тогда были все еще оккупированы турками, хотя освобожденная территория тянулась к югу от Фермопил. Центром города был базар, турецкий рынок. Вордсворт писал:
Базар, афинский рынок, представляет собой длинную улицу, единственную сохранившую хоть какое-то значение. Тротуаров на ней нет, посередине — промоина, по которой в холодную погоду обильно течет вода. Дома обычно соединяются между собой посредством досок и штукатурки. Оглядев улицу, вы найдете все товары, которыми теперь богат афинский рынок. Бочонки с черной икрой, карманные зеркальца в красных картонных футлярах, лук, табак, сложенный коричневыми кучками, черные оливки, фиги, нанизанные на пруток, рис, курительные трубки с янтарными мундштуками и коричневыми глиняными чашечками, искусно украшенные трости, пистолеты, отделанные серебром, кинжалы, ремни, жилеты с вышивкой… Здесь нет ни книг, ни ламп, ни окон, ни экипажей, ни газет, ни почты. О письмах, которые несколько дней идут сюда из Навплиона, сообщается при всех громкими криками на улице. Если адресат не отзывается, их предают огню.