Это место, можно сказать, — духовная граница Афона. Отсюда идет дорога в сербский монастырь Хиландар, самый близкий к афонской границе. Именно этой дорогой мы сегодня и пойдем.
Много лет проживает в скиту и о. Паисий. Недавно, уже совершенно больной, поселился в скиту иеромонах Иаков, уроженец Алтая. Более двадцати лет прожил он в Ксилургу. Годы дают о себе знать, и о. Иаков, несмотря на то что весьма жизнерадостен, почти ничего не помнит. Но то, что он говорит, иногда попадает прямо «в десятку», мы это на себе ощутили. Видимо, так и должно быть: немощь, необходимая спутница человека после грехопадения, часто берет верх над человеческим телом, но подвизающийся человек всегда остается чадом Божиим, поэтому даже в немощном лепете старика иногда являет свою мощь Божия сила. По крайней мере мы чувствуем, что устами старца говорил для нас Бог, вразумляя и наставляя нас на путь истинный.
Вечером после службы о. Иоаким ведет нас в храм. Что здесь потрудились многие отцы, легко увидеть в костнице под храмом Иерусалимской иконы Божией Матери. И храм, и костница находятся ныне в состоянии просто удручающем. Но это касается разрухи внешней. Много раз мне приходилось бывать в афонских костницах, но все равно испытываешь какое-то особое чувство, когда смотришь на останки отцов. Тут, наверно, напоминание и об общем Воскресении, и о том пути, которым предстоит пройти нам, и о святости этого места. Эти черепа и кости нельзя назвать святыми мощами, потому что мы не можем назвать тех, кому они принадлежали, святыми. Но я уверен, что святая жизнь этих братьев отразилась в разрушенных природой человеческих храмах. И наступит великий час, когда будут воссозданы эти храмы Святого Духа. И это не пустые слова: когда переступаешь порог такой костницы, ощущаешь эту святость и понимаешь, что эти отцы в большинстве своем были подвижниками и вели жизнь, достойную подражания, и нам пока далеко до такой жизни.
Крумица: храм в костнице пока в запустении
Кругом до боли знакомая разруха, разруха земная, временная. И это вокруг того, что было когда-то ими, напоминающего нам, чем скоро станем мы. В верхнем храме дыры в иконостасе. На месте икон, открывающих нам видение иного мира, получились окна в мир настоящий, мир разгромленных алтарей. Наверху странное завершение, по крайней мере для нашего взора: вместо царской короны двуглавый орел, имеющий большой, превышающий его по размерам крест. Какая символика! Символика, требующая осмысления.
Но тут с удивлением мы замечаем, что трость с губой на этом распятии располагаются справа, а копие — слева. То есть противоположно общепринятому у нас изображению. И тут я вспоминаю про «исправление» креста на вершине Афона, о котором писал в «Ночном восхождении». Что это? Особая греческая традиция изображения распятия? Но храм-то русский и строился русскими. Загадка, одна из тех, которых много на Афоне. Может быть, кто-то знает на нее ответ, но мы пока недоумеваем.
И наконец перед тем как мы покинем храм, хочется обратить внимание на куски ржавого металла, упокоившиеся среди глав честных отцов. Это вериги. Здесь, на Афоне, увидишь их немало!
Вериги. Так подвизались скитские отцы
«Какая дикость, какое непонимание сути подвижничества!» — возопит иной современный человек, считающий себя православным. По его мнению, борьба со страстями заключена только в Таинстве Покаяния, послушании, делании добрых, полезных дел. Какой смысл мучить тело, беречь которое советовал даже апостол Павел? А тут какие-то железки, которые только мешают выполнять послушание. Но те отцы носили их, и об этом свидетельствует ржавое железо. А они были и святее, и, думаю, умнее нас. И понимали, что им это необходимо.
Но вот пришло время, и мы покидаем храм Иерусалимской иконы Божией Матери. Из старого описания я потом узнал, что этот кладбищенский храм освящен в честь чудотворных икон Божией Матери Иерусалимской и Смоленской. Не так далеко отсюда Новая Фиваида — скит Пантелеимонова монастыря, место, где селились русские пустынники, покидавшие свои кельи из-за притеснения со стороны греков. Сколько мы слышали об этом месте, но опять идем мимо — в Хиландар.
Зилотский флаг
Но вот мы идем, поднимаясь все выше и выше по довольно хорошей дороге. Устав, мы делам небольшой привал у очередного поворота. Нам, ленивым, привыкшим к физическому безделью, трудно дается афонская тропа. Походив афонскими дорогами пару неделек, к концу своего пребывания на Афоне паломник приобретает «монашескую» легкость в движении. Но человеческая слабость иногда заставляет мечтать о четырехколесной оказии. Вот она уже зудит над ухом: «Здесь можно спокойно прокатиться на автомобиле, к чему физические упражнения?» Я хорошо помню, что представляла собой эта дорога несколько лет назад — сплошные ямы и ухабы. Тут извечное афонское противоречие: плохи и развалины, но и удобства на Афоне совершенно ни к чему. Как разрешить этот вопрос? Необходима золотая середина. Быть может, она и была найдена в гармоничном сочетании общежительных монастырей и отшельнических келий. Только гармония эта всегда была короткой. Наш монастырь, да и Андреевский скит обладали многими мастерскими. В скиту была даже фотолаборатория. Но тут же мне вспоминается описание кельи одного русского подвижника, жившего где-то здесь, неподалеку от Пантелеимонова монастыря, в XIX веке. «Там, между двух камней, в темном углублении, увидели мы стенку, прикрытую сверху хворостом, а в стенке дверь… В келье темно — свет едва проникал в небольшое отверстие над дверью. Постели никакой не было. У правой стенки мы заметили полку. На полке стоял кувшин и череп человеческий». Но привал закончен, и снова в путь.
Несомненно, мы идем не самым коротким путем. В афонских тропинках очень легко запутаться. Где-то в 15 минутах ходьбы от Нагорного Руссика была Благовещенская келья с большим виноградником. На территории этого виноградника, как сказано в описании Руссика прошлого века, тогда еще виднелись развалины древнего монастыря Кацари. Монастырь этот был передан русским монахам в 1363 г. Он никогда не был многолюдным, в нем жили по несколько человек, а затем он и вовсе был разрушен. Земля же его, неизвестно как и когда, оказалась в ведении Ксенофонтского монастыря, и на ней теперь располагается Ксенофонтский скит. Ну вот наконец показался сам Руссик. Нужно сделать небольшой виток, и мы у цели. Вот возвышается большой собор великомученика Пантелеимона.
Афонская дорога
Трудно поверить, что этого огромного по афонским меркам храма не так давно не было. «Отцы святые! Что же у вас в запустении святое место?» — воскликнул в изумлении преосвященный Александр Полтавский, когда увидел руины русского монастыря. «Владыко святый, — нашлись тут же монахи, — освятите воду и сделайте закладку, да будет место сие благословлено от ваших святительских рук». И 25 июля 1868 года владыка сделал закладку корпуса с храмом св. Саввы Сербского. История сохранила воспоминание, что владыка, совершая литию по усопшим, «плакал навзрыд и высказывал желание, чтобы как можно скорее возобновилось здесь богослужение». Да, вот она — святая ревность по русскому Афону. Была она и у мирян, и у владык. Русские переселились в этот монастырь в 1169 году, и шесть веков наши соотечественники жили, молились и умирали в этом монастыре. С 1740 по 1869 год, то есть 125 лет, монастырь находился в полном запустении. И не только у русского владыки развалины русского монастыря вызывали скорбь. В 1867 году здесь побывал великий князь Алексей Александрович, а еще ранее — архимандрит Леонид (Кавелин), тогда настоятель посольской церкви в Константинополе, который даже пытался спланировать, что и где должно находиться в новом возрожденном монастыре.
Молитвы владыки, а русские епископы посещали тогда Афон крайне редко, были услышаны Господом, и уже 3 июня 1871 года архимандрит Макарий освящает новый братский корпус с храмом св. Саввы. Алтарь нового храма воздвигнут как раз на месте древнего храма св. Иоанна Предтечи, где принял постриг сербский царевич. История о Растко, ставшем Саввой, чаще других вспоминается в связи с прошлым Старого Руссика. В этот же день архимандрит Макарий закладывает и новый соборный храм в честь вмч. Пантелеимона. Вот что он пишет архимандриту Леониду, ставшему на тот момент наместником Троице-Сергиевой Лавры. «Вам как историку-археологу понятно, какие чувства наполняли наш дух и все человеческое существо в это время, особенно же во время бдения при ночной темноте. Когда все в природе покоилось, казалось, как бы сонмы русских подвижников, живших на том месте, соприсутствуя нам невидимо, с необыкновенной радостью разделяли наше земное торжество, которым возобновлялось наше общение с ними через приношение за них бескровной жертвы». Как хотелось бы, чтобы наши современные архимандриты научились говорить, как о. Макарий, ни академий, ни университетов не кончавший.
Далее он поясняет причину закладки соборного храма. «Начатие же соборного храма не приходило нам и на мысль, но один боголюбец убедил нас к тому, предложив на начало сего дела и средства: мы же сочли это особым указанием Промысла Божия ко всецелому восстановлению древнейшей русской обители на Афоне. Нельзя не поведать во славу Божию, что все относящееся к сему делу устраивалось весьма благопоспешно, как бы чьим-то неземным распоряжением, а что будет далее, нами предоставляется воле Того же вседействующего Промысла. Ему же Единому и подобает хвала и благодарение за все совершившееся во времени для памятующих о вечности!» Видите, русский архимандрит надеется не на спонсоров, а на Бога. И надо сказать, слова о. Макария оказались пророческими. Вначале усилиями благотворителей стройка шла весьма успешно. Немало помог липецкий купец Игнатий Иванович Окороков, окончивший свой жизненный путь в афонском монастыре как схимонах Илия. Неоднократно еще до начала постройки этого храма живущая в окрестных кельях братия слышала на месте бывшего монастыря звон и пение, а некоторые видели и огонь, восходивший к небу. Но вскоре, по воле Божией, строительство останавливается на целых 37 лет. Можно посчитать причиной этого русско-турецкую кампанию 1877–1878 годов, но мы лучше вспомним слова о. архимандрита и посчитаем сие за действ