В конце концов нам пришлось провести ночь под звездным египетским небом, потому что после захода солнца ни одна машина не может пересечь границу. В Эс-Саллуме, где находится таможня, рабочий день уже окончился. Значит, и там мы были бы вынуждены ночевать где-нибудь на дороге или на влажном песке пустыни. Высоко над нашими головами мерцали миллионы ярких звезд. Фосфорически светился Млечный Путь, образуя как бы огромную неоновую трубку, по которой рассеянный отблеск больших далеких городов переливался с одного конца вселенной на другой. Большая Медведица была здесь крупнее, чем в Европе. Она склонялась куда-то к Бардни, где морские волны разбивались о скалистые берега. Молча сидели у пылающего костра арабские пастухи, отрывая куски жареного мяса от бараньей туши, насаженной на вертел. Остывающий песок выдыхал липкую влагу…
На рассвете мы вышли в пустыню. В утренней мгле белел вдалеке одинокий крест. Мы медленно приблизились к нему, придерживаясь дороги, по которой ездила на верблюдах пограничная стража. Она была очищена от мин. Мы уже дошли до разбитого военного грузовика, когда в нескольких метрах от него нас остановило зрелище, от которого мороз пробежал по коже…
Перед нами был символ, слишком выразительно обобщавший все, что мы видели, проезжая североафриканскими полями сражений. На деревянный крест, с которого уже давно стерлось имя, была надета простреленная каска. Под крестом валялся побелевший от времени череп и несколько костей того, кто когда-то носил эту каску. Вокруг могилы виднелись следы шакалов, которые ночью вырыли из песка погребенные останки.
Символ…
Одинокая могила на египетской границе — предвестница десятков тысяч других могил, разбросанных по обеим ее сторонам. Неизвестный солдат, человек, пришедший за смертью в Киренаику, в страну, название которой в свое время на школьной скамье, возможно, навевало на него романтические видения пальм и бархатистых песчаных дюн.
При помощи саперной лопатки, торчавшей наполовину из песка, мы снова глубоко зарыли череп и кости. Где-то на противоположном конце за дорогой заалел горизонт, и вскоре солнце разбросало свои первые лучи по безликой желтизне песка.
Киренаика прощалась с нами…
Банановые рощи среди домов и трамваев
Дорога от Тобрука медленно, незаметно поднимается на плоскогорье. С левой стороны вдали показались белые стены Бардии между крутыми утесами, спускающимися к закрытой гавани. За Ридотта-Каиуццо перед нами неожиданно открылась чарующая картина. Бесконечная лазурь Средиземного моря убегала вдаль, окаймленная открытой дугой залива Саллум. Изрезанные скалистые обрывы круто спускаются к морю. По склонам, изрытым эрозией и бомбами, острыми зигзагами извивалось шоссе — единственный путь сообщения между Киренаикой и Египтом. Несколько участков дороги во время военных действий было взорвано динамитом. Остатки их и поныне видны глубоко в долине. Рядом с глубокими ямами вздымаются новые временные насыпи. Тяжелые грузовики с прицепами медленно и осторожно спускаются к приморской равнине, на краю которой разбросано несколько разбитых домишек и армейских палаток. Это и есть Эс-Саллум.
Около половины государственного бюджета Египта покрывается за счет доходов от таможенных сборов. Пассажиры, прибывающие самолетом в Новый Гелиополис, подтвердят вам, что таможенный осмотр там проводится чрезвычайно тщательно. Египет испытывает нужду в средствах для покрытия возрастающих государственных расходов. В этом мы убедились в Эс-Саллуме в первый же день нашего пребывания на территории Египта. Таможенники дециметр за дециметром исследовали огромные копны соломы и сена, которые возят с собой на десятитонных «фиатах» торговцы скотом из Киренаики. Десятки изголодавшихся овец и коз, ожидавшие кормежки где-нибудь в Мерса-Матрухе, прежде чем их выгрузят на рынке, безучастно наблюдали за египетскими таможенниками, которые упорно искали в сене контрабанду — опиум. От внимания таможенников не ускользнули даже скромные котомки шоферов под сиденьями кабин.
За Эль-Аламейном окончательно скрылись последние следы войны. Исчезли обломки военных машин, которые сопровождали нас на протяжении тысяч километров. После долгого перерыва мы снова увидели поезд, который раз в день отправляется из Мерса-Матруха и через восемь часов прибывает в Александрию.
Здесь кончилась наша полная приключений одиссея среди вонючих животных, с которыми мы делили кузовы перегруженных грузовиков. После долгих дней езды мы могли расправить одеревеневшие члены и пройтись. Владелец груза, арабский торговец из Дерны, смущенно стоял перед нами на перроне у груды сваленного багажа.
— Sono i miei ultimi piastri, — сказал он и вывернул карманы, показывая тем самым, что обменял на наши фунты последний египетский пиастр. Нигде нельзя было приобрести египетской валюты, а поезд отходил через полчаса.
— Если бы вы остались до завтра, то я обменял бы вам сколько угодно, — сказал Джерби Адзизи, указывая на стадо скота. — После обеда я продам все это и у меня будет достаточно пиастров…
Попробовали договориться с кондуктором поезда, начальником станции, машинистом, полицейским, диспетчером. Никто не хотел брать английские фунты.
— Отдадим вам все пиастры, которые у нас есть, и оставим в залог фунты. На вокзале в Александрии, наверное, есть контора по обмену валюты, — уговаривали мы египтян.
Однако все наши усилия были тщетны. Только за минуту до отхода кондуктор поезда; наконец, смилостивился, разумеется за порядочный бакшиш. Чемоданы перенесли в вагон и на всякий случай посадили около них солдата с ружьем, чтобы мы не сбежали по дороге…
Поезд покачивало из стороны в сторону. По открытым вагонам непрерывно ходили египтяне в длинных галабеях,[29] перекликаясь из разных вагонов. Неожиданно с открытой площадки полетели мешки, котомки и тюки. Мы подумали было, что происходит драка, но оказалось, что багаж выбрасывали египтяне, не желавшие утруждать себя доставкой его от отдаленных станций к своим домам, разбросанным вдоль железнодорожного пути.
В нескольких километрах от Александрии характер местности изменился, как по мановению волшебного жезла. Без всякого перехода исчезла пустыня, и ландшафтом завладела сочная зелень. Поезд въезжал в плодородную дельту Нила. Сразу стало ясно, откуда берутся вошедшие в поговорку богатства Египта. Бесплодная пустыня занимает 96,5 процента территории этой большой страны. Казалось бы, такое соотношение между пустыней и плодородными землями должно было привести к постепенному вымиранию населения. Однако столетиями и тысячелетиями живут феллахи на одной и той же полоске земли вдоль Нила, и семьи их растут. На каждом квадратном километре земли между рукавами реки, которая несет жизнь из озера Виктория, со склонов гор Эфиопии и с бесконечных равнин Судана и Верхнего Египта, умещается 5200 жителей.
Необозримые поля кукурузы и хлопчатника. Финиковые пальмы. Рисовые поля. Гектары насаждений земляного ореха. Фруктовые сады. Банановые рощи. Земля, разделенная на маленькие квадратные поля. Мы увидели оборванных детей, вращающих ручку длинного деревянного барабана, опущенного одним концом в оросительный канал. Винтообразной спиралью поступает внутрь барабана вода, чтобы вылиться за невысокие глиняные насыпи и дать жизнь маленьким квадратикам земли. И тут же рядом на высоком берегу феллах черпал живительную влагу для обрабатываемых им участков земли примитивным журавлем — шадуфом — точно так же, как это делали его праотцы, которые должны были кормить строителей пирамид…
Между сплетениями каналов и лентами железных и шоссейных дорог вдруг с невероятной быстротой стали вырастать глинобитные дома с характерными плетнями из тростника и кучами вонючих отбросов. Предместье Александрии. Неожиданно нашим взорам открылись современные многоэтажные дома. Рядом с электрическими проводами висят гроздья дозревающих бананов, наполовину скрытые гигантскими зелеными листьями. Здесь дорожат каждым квадратным метром земли, так что бананы перебрались в самый центр Александрии. Но оттуда их скоро вытеснит строительная горячка. Находясь рядом с железобетонными наслоениями этажей, они создают такое же необычное для XX века сочетание, как и тяжелые двухколесные повозки, запряженные буйволами, рядом с современными пульмановскими автокарами, которые ежедневно со скоростью до 90 километров в час проносятся в обоих направлениях между Александрией и Каиром.
Город с крупнейшим морским портом Африки
Тысячи лет назад в древнем Египте обелиски с позолоченными шпилями встречали первые лучи восходящего бога Ра, а на склоне дня приносили к ногам фараонов его последние приветствия.
Сегодня гостя Александрии встречают не золотые шпили обелисков, а неоновые рекламы, которые брызжут светом с высоты двенадцатиэтажных зданий великолепной набережной Корниш. С последними лучами солнца начинают появляться на небе рекламы на арабском, английском и французском языках. Они гаснут поздно, уже в утренние часы, ибо Восток живет и ночью. Огромная реклама напитка, который, как половодье, залил весь Египет, — неоновая бутылка кока-кола — сияет в темноте ночи: выразительный предвестник Америки в стране пирамид.
На каждом углу можно увидеть красные киоски, торгующие этим напитком, который появился в Египте во время последней войны вместе с английскими и новозеландскими солдатами и американскими предпринимателями, выполнявшими тогда функции организаторов разведывательной службы. Продавцы этого универсального коричневого напитка протискиваются между пешеходами с жестяными ведрами, полными бутылок и льда, жонглируя запотевшими стаканами. На подножках переполненных трамваев висят египетские мальчишки в длинных галабеях и выкрикивают свое бесконечное «кука-кулааа…». Они постепенно вытесняют с улиц египетских продавцов местного лимонада и пива, получая за целый день труда лишь несколько жалких пиастров. Между тем американские акционеры вместе с крупными промышленниками удовлетворенно потирают руки, ибо Египет был первой страной на африканском континенте, куда проникла их «кока-колонизация», после того как она прочно обосновалась на четырех остальных материках земного шара.