Глава XLIVВ ЦАРСТВО ПИНГВИНОВ И МОРСКИХ ЛЬВОВ
Если бы в настоящее время Бартоломеу Диаш снова огибал мыс Бурь (Cabo Tormentoso), то вряд ли бы он узнал его. Может быть, лишь пик Дьявола, Столовая гора и Львиная голова, прочные изваяния, высеченные в течение веков ветром и водой, напомнили бы ему тот день, когда он дал матросам команду повернуть и взять курс на Индийский океан. А если бы моряк, некогда назвавший Львиной головой самую высокую точку продолговатого утеса, мог теперь взглянуть на причудливый аэрофотоснимок Кейптауна, он, безусловно, имел бы право гордиться своей фантазией. Гигантский массив, проходящий на юго-запад, рассек Кейптаун на две половины. Кажется, будто огромный лев, устав, прилег под Столовой горой, протянув задние лапы вплоть до квадратиков кварталов гигантского города, а передними лапами как бы из последних сил дотянулся до Атлантического океана, пытаясь утолить жажду его водами.
Рука человека оставила здесь свои неизгладимые следы. Она разбросала вокруг Столовой бухты и у подножья Львиной головы на Си-Пойнте тысячи коттеджей, домов и дворцов, опоясала их асфальтом и цветущими деревьями, провела правильную сеть улиц. Она протянула стальные тросы до самой вершины Столовой горы и дала возможность любопытным человечкам-муравьям подниматься в крошечной коробочке выше облаков и туманов, клубящихся внизу над молами порта, чтобы окинуть взглядом далекий горизонт. Она разбросала вдоль побережья Индийского и Атлантического океанов десятки роскошных пляжей и высекла в скалах прекрасное прибрежное шоссе Марин-Драйв, с которого открываются живописнейшие виды. Таким шоссе могли бы гордиться и итальянская и французская Ривьеры.
Французская Корниш Муайен[42] со сказочным видом на бирюзовое море и на пенящийся муслин прибоя у прибрежных утесов как бы переселилась сюда, на юг Африки, на хребет Двенадцати апостолов и на Чепмен-Пик. Блестящие автомобили, нанизанные, как четки, на нить шоссе, появляются из-за поворотов над отвесными обрывами, постепенно скрываются в полутень, а затем спускаются к жемчужным переливам океана, чтобы на несколько секунд совершенно раствориться в ослепляющем потоке золота и предаться детской радости на солнце…
Небоскребы, поднимающиеся из моря
Прямая линия усеченной вершины Столовой горы как бы отрезает 1000 метров от небесной лазури.
Когда смотришь на это любопытное творение природы с моря, сквозь отражения портовых кранов и килей кораблей, то испытываешь чувство радости за созидательные силы человека. Радостное чувство охватывает при виде этого великолепного синтеза монументальной природы и белоснежных башен зерновых элеваторов, вздымающихся к небу. Радостно смотреть на крылья чаек и сверкающих гидросамолетов, снижающихся к зеркалу вод, на деревянные лодки и на заморских исполинов, изящные корпуса которых метр за метром продвигаются к стоянкам через узкие теснины проходов.
Переполненный Кейптаун отчаянно борется за каждый метр пространства. Город разрастается, но расти ему некуда. Мощный массив высоких, покрытых трещинами скал проник буквально внутрь города. Виллы, окруженные зеленью садов, могут взобраться еще на несколько метров выше по крутым склонам гор. Но на самой вершине Столовой горы жители гигантского города не могут соорудить ни нового вокзала, ни административных зданий, ни зерновых складов, ни разветвленных путей сортировочной станции.
Но человек хочет жить в Кейптауне с его почти полумиллионным населением. Поэтому он вытеснил из города море. Столовая бухта с длинным молом к юго-востоку от дока Виктория, изображенная на прекрасном снимке, сделанном с высоты птичьего полета, теперь ушла в невозвратное прошлое. Вместо этого мола далеко в море выдается гигантский бассейн дока Дункан. Половина территории, находящейся за новыми молами, была отвоевана у моря. На этой осушенной площади, составляющей свыше 100 гектаров, сооружается новый вокзал с паутиной железнодорожных путей, портовые здания и гигантские склады. Далеко за чертой города мы видели рабочих, укладывавших рельсы между высокими бетонными платформами, у которых будут останавливаться локомотивы скорых поездов. Для них уже не хватает места на старом загроможденном вокзале в центре города. В 1947 году была закончена разработка грандиозного проекта строительства административных зданий и гостиниц, проходящих на разных уровнях транспортных артерий, а также сооружения путепровода над вокзалом, пропускающего за сутки более 200 тысяч пассажиров. Пока все это претворено лишь в макеты с гладкими призмами из бетона, стали и стекла, установленными одна над другой в 20 этажей, да в планах просторных площадей и широких бульваров. На отвоеванной у моря земле, цена которой уже теперь достигает в переводе на чешскую валюту более двух с половиной миллиардов крон, найдется когда-нибудь место и для стоянки 16 тысяч автомобилей.
Доктор Голуб, прибывший сюда 21 декабря 1883 года во время второй экспедиции по Африке, записал в своем дневнике о первом поразившем его нововведении — электрическом освещении в порту. Когда в августе 1879 года чешский путешественник заканчивал в этом порту свою первую африканскую экспедицию, электричества здесь еще и в помине не было. Тогда же видел Голуб, как десятки чернокожих рабочих под надзором полицейских, вооруженных заряженными ружьями, забивали в морское дно деревянные сваи для новых молов, которых всегда не хватало в опасной Столовой бухте.
Незадолго до того, 16 мая 1865 года, над Кейптауном пронесся ураган чудовищной силы. На побережье Столовой бухты было выброшено 16 кораблей. Судну «Афины», сорвавшемуся с якорей, по счастливой случайности удалось выплыть в открытое море, но здесь его настигла высокая волна. Вода проникла в машинное отделение и погасила топки котлов. Сильный ветер погнал беспомощное судно к берегу и выбросил его на побережье, словно ракушку. Толпы людей, сбежавшихся темной ночью к молам, слышали отчаянные вопли о помощи тонущих матросов, но о спасении нельзя было и помышлять. Весь экипаж погиб. Единственным живым существом, спасшимся при катастрофе, была выброшенная на берег свинья.
Это случилось в 1865 году.
Теперь в тех местах, где тонувшие моряки с парохода «Афины» некогда боролись со смертью, вырастают небоскребы.
На границе Атлантического и Индийского океанов
От Кейптауна до мыса Доброй Надежды — добрых 70 километров.
Когда на следующий день по приезде в Кейптаун мы прибыли на маленькую площадку в конце асфальтированного шоссе, то «татра» буквально не могла уже продвинуться ни на шаг дальше. Здесь действительно оканчивалась Африка. Отсюда лишь узкая тропинка вела к башне маяка, огни которого ночью и во время тумана предостерегают об опасности корабли, находящиеся в море. Весь этот узкий полуостров, напоминающий по очертаниям косу, острие которой несколько изогнуто к юго-востоку, как бы указывает судам, идущим из Атлантического океана, путь в Индию.
Мы остановились на краю отвесной скалы, круто обрывавшейся к морю на несколько сот метров. Солнце медленно склонялось к западу, и тени падали на восточную сторону мыса. Через окуляры бинокля мы хорошо видели белый гребень пены, образуемый ветрами, дувшими с обеих сторон мыса. Этот гребень убегал на несколько десятков метров от подножья скалы в открытое море, как бы образуя демаркационную линию между Атлантическим и Индийским океанами.
— Когда-то здесь, на мысе Доброй Надежды, мне довелось интервьюировать смотрителя маяка, — сказал нам радиорепортер из Иоганнесбурга. — Море было такое же спокойное, как и сегодня. Смотритель поглядел на далекий горизонт и стал делиться своими воспоминаниями.
— Сегодня море похоже на кроткого барашка, однако это не настоящее его лицо. Много приключений испытал я здесь, а однажды чуть было не простился с жизнью. Стояла темная ночь. Снизу доносился грозный рокот бурного моря. Над океаном бушевал такой сильный ураган, какого я за всю свою долголетнюю службу на маяке еще не видел. Бешеный ветер поднимал тонны воды и яростно обрушивал их на прибрежные скалы. Мне во что бы то ни стало нужно было зажечь огни на нижнем маяке, чтобы какое-нибудь судно не налетело на скалу. Чтобы меня не сорвало ураганом в море, я должен был пробираться к маяку ползком, на четвереньках. Приборы показывали, что скорость ветра достигла 160 километров в час. Лишь напрягая последние силы, смог я доползти к маяку, где пришлось остаться до утра, пока ураган несколько не ослабел…
Любопытные.
Смотритель маяка помолчал, а затем сказал:
— Пойдемте со мной, я вам покажу что-то такое, чего вы еще не видывали.
Сильный ветер дул над мысом Доброй Надежды, яростно обрушиваясь на отвесные скалы под маяком. Смотритель подкатил деревянную бочку к краю скалы и сбросил ее вниз.
— Осторожно! — крикнул он мне и быстро потянул меня назад.
Я успел только рассмотреть бочку, которая на несколько секунд словно повисла в воздухе, и сейчас же отскочил. Как бы подхваченная незримыми крыльями, бочка вдруг пронеслась над нами и разлетелась в щепки далеко позади, разбившись о скалы…
— Я считаю, что мыс Бурь — более подходящее название для этого ада, — добавил смотритель маяка. — И только португальский король Жуан, никогда в жизни не видавший этих мест, мог перекрестить его в мыс Доброй Надежды, чтобы побудить своих мореходов к плаваниям в Индию, эту обетованную землю золота, драгоценных камней и редкостных пряностей…
Заколдованный остров
Бывают неожиданные моменты, когда внезапно оказываешься в местах, окутанных сказочной таинственностью и очарованием минувших веков: перед подъемными мостами средневековых замков и оруженосцами, закованными в панцири; перед неприступными валами стеклянных дворцов с девятиглавыми драконами и заколдованными принцессами; в зеркальных палатах, где некогда представители венценосцев, одетые в тонкие, облегающие ноги брюки и