Если мотив Вавилонской башни и проник в Африку из Передней Азии, то в древности. Только в четырех африканских текстах (аквапим, ламба, лунда и один из вариантов чокве) имеется этиологическая концовка, касающаяся разделения языков, хотя для христианской традиции именно она существенна. Кроме того, в африканских вариантах довольно часто встречаются подробности, которых в библейском нет. У многих банту целью строителей является не небо вообще, а конкретно Луна, которую они стремятся достать (нкоя, шона, мбала, мкулве, ламба, субия). У ашанти, моси, аквапим и сомалийцев сооружение падает потому, что изъят или поврежден конструктивный элемент в его основании.
В отличие от Африки, версии из Восточной Европы (украинская, водская, ненецкие и др.) содержат очевидные параллели с Библией и явно имеют христианский источник. Однако северокавказские версии выглядят вполне самобытно. Если они и появились в период проникновения на Северный Кавказ христианства, то следы авраамической традиции в них совершенно стерлись.
Адыги. Нарты спросили Патараза, как бы он добрался до неба. Патараз предложил поставить лестницу, становиться друг на друга. Нарты не достали до неба. Тогда поставили людей, великанов-иныжей, карликов-испов, животных, птиц, деревья, камни, глину, сверху встал Патараз, протянул руку, но не хватило еще с хвост кошки.
Абхазы. Старейшина карликов-ацанов заметил, что начинается ветер, предвещающий гибель. Ацаны не поверили, решили обратиться к жившему на небе «сыну сестры Бога», который был их воспитанником. Из камней, бревен и целых деревьев они соорудили лестницу, но неба не достигли и с полпути вернулись обратно. Бог уничтожил ацанов огнем.
В абхазо-адыгских вариантах нет рассказа о разрушении башни, но они (по крайней мере абхазский) с темой мировой катастрофы тоже связаны. Эти варианты перекликаются с древнегреческим и раннесредневековым армянским. В последнем мотив разделения языков может иметь библейское происхождение, но героями, как и в абхазском, адыгском и древнегреческом, являются не люди, а мифические первонасельники земли. У абхазов это карлики, у адыгов — герои-нарты, у армян и греков — исполины.
Древняя Греция. Гиганты От и Эфиальт каждый год вырастали в ширину на локоть, в высоту на сажень. Решив подняться на небо, они взгромоздили Оссу на Олимп, Пелион на Оссу, стали свататься к Гере и Артемиде, но те погубили их [Apol. I: 7, 4].
Армяне. В первом поколении люди были исполинами. Возгордясь, они стали строить Вавилонскую башню, чтобы достичь неба. От гнева богов поднялась буря, разрушила башню, каждый исполин заговорил на своем языке, начался хаос.
Близость древнегреческого, армянского и северокавказских вариантов не должна удивлять: Эгеиду, Малую Азию и Кавказ связывает и много других фольклорно-мифологических параллелей.
Большинство внеафриканских версий «Вавилонской башни» сосредоточено, однако, не в Восточном Средиземноморье, а в северо-восточной Индии с прилегающими областями Непала, Китая и Юго-Восточной Азии (лепча, ангами нага, гаро, микир, мишми, чины, раванг, карены, банар, кхму, мео Вьетнама, лису). Вот резюме некоторых.
Лепча (Сикким). Люди наполнили кувшины землей, построили из них башню. Человек наверху крикнул, чтобы дали крюк, он зацепит его за небо. «Крюк» и «подрубить» на лепча — омонимы. Люди внизу подрубили башню, и она рухнула.
Гаро (северо-восток Индии). Мальчик стал просить отца достать луну. Отец вместе с братом своей жены начали строить башню. Он крикнул, чтобы подали еще материала, а жена со своим племянником поняли, что опоры можно убрать. Башня рухнула, человек разбился, обломки башни — цепь холмов Рангира.
Кхму (Лаос). Отец стремится избавиться от сына-богатыря, велит ему принести печень буйвола, затем печень слона. Тот все исполняет, тогда отец требует печень Луны. Сын ставит друг на друга железные стержни, лезет к Луне. Когда осталось протянуть руку, мать смазывает нижний стержень жиром, отец втирает в него соль, жезл проржавел, сломался, сын упал и разбился.
Раванг (Юньнань). После потопа люди решили построить башню до неба, чтобы в следующий раз было где спасаться от воды. Башня рухнула, люди попадали в разные стороны, заговорили на разных языках.
У банар (горные кхмеры Вьетнама) обрушение башни не описывается (строители расходятся после того, как перестают слышать друг друга), но в остальном вариант банар похож на прочие, записанные в Юго-Восточной Азии. Что касается индуистской традиции, то в ней трактовка мотива Вавилонской башни отчасти близка характерной для Эгеиды — Кавказа: строители — это не люди или боги, а асуры.
Индуизм. Асуры строят алтарь в надежде достичь неба, каждый кладет свой кирпич. Индра, подойдя под видом брахмана, положил свой, затем вынул его, асуры упали, превратились в пауков, а двое улетели на небо, став небесными псами [Crooke 1908: 163—164].
«Вавилонская башня», хотя и не столь концентрированно, встречается и в австронезийском фольклоре Индонезии, Меланезии и Полинезии (аохенг Борнео, Сан-Кристобаль, о-ва Адмиралтейства, о-ва Лоялти, Ротума, Фиджи, Туамоту).
Аохенг. Гора Бату-Милли достигала луны, Асу-Буанг спускался по ней, наводил ужас на обитателей земли. Люди решили построить башню из бамбука, чтобы забраться на небо и наказать агрессора. Башня рухнула, обломки запрудили реку, она разлилась, спаслись лишь бежавшие на гору.
Фиджи. Люди решили строить башню до Луны, чтобы узнать, кто на ней живет. Когда башня почти достигла неба, нижние опоры рухнули, плотников раскидало по всем островам.
Ротума. Один человек стал строить дом до неба. Другой украл пищу, приготовленную строителями для жертвы священному вождю, разрушил строение, назначил нового священного вождя. Люди до сих пор показывают камни и холм на месте строительства.
Во многих азиатско-океанийских текстах имеются африканские параллели, отсутствующие в Ветхом Завете. У лепча, гаро, чинов, кхму, лису, аохенг и фиджийцев персонажи, как и у банту, стремятся достичь Луны. У лепча, ангами нага, гаро и кхму башня падает после того, как поврежден самый нижний модуль конструкции, причем у всех тибето-бирманцев, т.е. у лепча, ангами и гаро, говорящих на языках разных ветвей данной семьи и не являющихся соседями, эпизод разрушения башни сходен в подробностях. Это, безусловно, свидетельствует против его заимствования от миссионеров. Также в трех из четырех меланезийских традициях (острова Адмиралтейства, острова Лоялти, Фиджи), а возможно, и во всех четырех, включая Сан-Кристобаль, конструкция падает после того, как сгнили бревна нижнего этажа. У полинезийцев этого мотива нет: башня намеренно разрушена неким персонажем. Наличие трансмеланезийских параллелей указывает если и не на эпоху лапиты, то по крайней мере на время до европейских контактов.
В отличие от африканских текстов, азиатско-океанийские довольно часто связывают мотив разрушения башни с мотивом разделения языков. Такое сцепление есть в мифах мео, каренов, чинов, раванг, ангами, полинезийцев с Туамоту и меланезийцев с островов Адмиралтейства. Объяснить этот факт влиянием миссионеров можно, но с учетом приведенных доводов в пользу самобытности местных традиций проще допустить, что сцепление мотивов Вавилонской башни и разделения языков встречалось в азиатских и океанийских текстах еще до эпохи европейских контактов.
Наименее ясна ситуация с американскими вариантами. Они записаны в Южной, Центральной и на юге Северной Америки, т.е. в тех районах, где обычно фиксируются мотивы древнейшего комплекса, принесенного в Новый Свет самыми ранними мигрантами (чокто, винту, хопи, тева, папаго, ацтеки, брибри, эмбера, тукуна, шипая, такана). Тексты существенно отличаются друг от друга. Европейское влияние, да и то не в связи с основным эпизодом, явно присутствует лишь у папаго, но его наличие в других случаях хотя и не доказуемо, но тоже возможно. Настораживает редкость записей на подобный сюжет и вместе с тем их равномерное распределение по значительной части территории Нового Света.
Что касается Старого Света, то есть два довода в пользу распространения здесь «Вавилонской башни» (будь то из Африки в Евразию или из Евразии в Африку) ранее эпохи Великих географических открытий. Прежде всего это неравномерное ареальное распределение соответствующих текстов: они сконцентрированы в Восточных Гималаях и на окружающих территориях Азии и в двух регионах Африки: центрально-восточной, главным образом бантуязычной (при отсутствии на западе и юге заселенного банту региона), и на западе Африки от северного Камеруна до Либерии. Если бы мотив появился вследствие деятельности миссионеров, то на всех территориях он, скорее всего, встречался бы примерно с одинаковой частотой. Другой довод — наличие как в азиатско-океанийских, так и в африканских вариантах одинаковых, но отсутствующих в Ветхом Завете мотивов. Поскольку африканские тексты содержат реалии, отражающие скорее неолитический, чем палеолитический уровень культуры, и поскольку (по крайней мере у ашанти) мотив разрушенной башни скомбинирован с мотивами съедобного неба и неба, отодвинутого пестом, допустимо предположить, что все три мотива распространялись в контексте одних исторических событий и относительно поздно (хотя, как я только что подчеркнул, в доколониальный период).
Наконец, отметим, что ветхозаветный вариант уникален для своего ареала. Ни в одной другой древней мифологии Передней Азии мотив Вавилонской башни не зафиксирован. Скорее всего, это значит, что данный мотив был здесь не более популярен, чем в Эгеиде, Армении или на Северном Кавказе, где он тоже зафиксирован лишь в единичных случаях. С учетом древнегреческих и армянских данных время распространения «Вавилонской башни» в Восточном Средиземноморье надо относить к периоду ранее I тыс. до н.э., однако насколько ранее, судить невозможно.