Проехав по мосту через порожистую реку Рио-Бенито, мы очутились на плантации масличной пальмы. Ровными рядами выстроились деревья. На конце ствола пальмы, как раз там, где расходятся зеленым фонтаном длинные листья, свешиваются увесистые гроздья, на вид напоминающие увеличенные кисти зрелого черного винограда. Между деревьями спокойно пощипывали травку низкорослые черные коровы нигерийской породы, за которыми важно следовали белоснежные ибисы. Время от времени длинноногие птицы взлетали на коровьи хребты и выклевывали паразитов, впившихся в тело животного, доставляя видимое удовольствие коровам.
— Плантация, как видите, запущена, а вообще-то масличная пальма, если ей уделить больше внимания, стоящее дело, — заметил шофер.
По пути мелькали посадки цитрусовых, ананасов и других культур. Местные рыбаки навязывали нам за бесценок только что пойманных рыб, лангустов, улиток, креветок, крабов, омаров.
В лесу в 25–35 километрах от местечка Акалайонг, что на реке Конгуэ, проводник показал место, где несколько дней назад слоны насмерть затоптали двух крестьян, случайно проходивших мимо гулявшего поблизости слоненка.
— Очевидно, слоны решили, что бедняги хотели похитить их чадо, — предположил он.
Животный мир тут богат: шимпанзе, гориллы, буйволы, дикобразы, мангусты, гигантские лягушки на реке Рио-Бенито, которые, к слову сказать, встречаются теперь очень редко. На счету местных охотников не один убитый слон, о чем свидетельствовали не только их увлекательные, эпические рассказы, по и огромные слоновьи бивни, чрезвычайно живописно расставленные в хижинах.
Настоящие рыбаки живут на Большом Элобее, Кориско и Пигалу (бывший Аннобон).
— Мы — что, — скромно говорили мне на Кориско, — вот на Аннобоне так там даже на китов охотятся. Не зря его прозвали «Республикой морских волков».
О Кориско я впервые узнал от Апесси, уроженки этого острова в эстуарии Рио-Муни, близ границы с Габоном. В гости к ней меня привел директор геофизической обсерватории в Мока Анхел Когойор.
— И люди там хорошие, и узнаете, что такое местная кухня, — убеждал он.
…У Анесси портативный японский проигрыватель «Санио» с металлическим дребезжащим звуком. Хор из оперы Верди «Набукко» гармонирует с тихим, печальным выражением на ее привлекательном лице.
— Не расспрашивай Анесси о прошлом, — предупреждает меня Анхел. — Воспоминания у нее невеселые…
— Пляжи на нашем острове белые, точно бумага. Песок там похож на крупнозернистую очищенную соль, — старается Апесси красочнее передать привлекательность родного островка.
— Анесси, у вас очень красивое имя, — повторяю я несколько раз.
— У бенга, — как должное принимает она комплимент, — музыкальные имена.
— Соно, Белика, Усолу, Муэнги… — нараспев произносит женские имена бенга Анхел, пожалуй, крупнейший специалист по топонимике Экваториальной Гвинеи. — Кстати, бенга — самые первые жители острова, с которыми столкнулись европейские открыватели этих мест.
Анесси столь же бедна, сколь гостеприимна. Узнав от Анхела, что в Санта-Исабель появились жители далекого севера — «русо», она немедленно пригласила нас на обед с коронным блюдом из маниоки, авокадо и других местных плодов, заправленных пахучим соусом из пальмового масла. На ее лице появилась искренняя, смущенная улыбка, когда мы наперебой расхваливали ее кулинарное мастерство.
От испанских народных румб мы перешли к русской народной песне.
— Анесси, вам правится «Катюша»? — спрашивает ее Апхел, которого эта песня, как всякого испанца со времен гражданской войны, всегда берет за живое.
— Ритм немножечко странный, но очень привлекательный, — высказывается она.
Потом помолчав, вдруг по-детски просит:
— Подарите мне эту пластинку!
Лендровер марки «Сантана», гудя, сворачивает в ближайший переулок, и смахивающий на теремок домик Анесси у ручья Рио-де-Консул на окраине Санта-Исабель остается позади. Но в сердце всю жизнь будет жить воспоминание о добром, славном человеке.
Встреча с Анесси оказалась не последней. Она приехала в аэропорт проводить знакомых «русо». На ней была не повседневная, европейская одежда, а красочный, коричневый африканский костюм. На волосы был накручен похожий на тюрбан головной убор, придающий африканкам величавость. Такой и хранит моя память грустную Анесси с острова Кориско. И с той встречи не оставляла меня мечта побывать на Кориско.
Отправиться в плавание в открытое море на Элобеи и Кориско — рискованное предприятие, особенно когда совершаешь его не на катере, а в обычной лодке со слабеньким ручным подвесным мотором. Обещанный властями катер «похитила» католическая миссия. Святые отцы ночью сняли его с якоря. А так как другого дня для плавания на Кориско у нас не было, мы, невзирая на увещания представителей местных властей, все-таки осмелились осуществить заветную мечту на утлом суденышке.
…На Кориско мы высадились в деревне Эбендо, где живет род бубунджа. О самом островке ничего не скажешь, если умолчишь о корисканках — мастерицах на все руки. Храбрые женщины здесь ловят сетями рыбу и охотятся на крокодилов. Причем охота на крокодилов — исключительная «привилегия» прекрасного пола. При виде утомленных мореплавателей один из островитян в мгновение ока вскарабкался на кокосовую пальму и длинным ножом-секачом срезал большую гроздь орехов.
В меню жителей Кориско кроме рыбы, кокосовых орехов, маланги входит и такой деликатес, как черепаха.
— Живности у пас немного, — посетовал крестьянин по имени Ковадонга, — даже кур мы не можем развести из-за змей. Бывают и курьезы. Раз каким-то чудом к нам с материка (40 км) приплыл бегемот, заставивший нас с перепугу попрятаться.
Издалека Элобей-чико (чико — по-испански «малыш») — Малый Элобей кажется пучком пальм, растущих прямо из серебристой пены морских волн. Вихрастая шевелюра из склонившихся к воде кокосовых пальм придает «малышу» вид наозорничавшего мальчишки. Подплывая ближе, начинаешь различать узкую каемку песчаного берега. Малый Элобей необитаем. Однако у него есть своя славная история, и об этом мало кто знает. До 1927 года здесь была столица Рио-Муни, так как героически сражавшиеся фанги долго не пускали колонизаторов в глубь страны. После того как столицу перенесли в Бату, Чико обезлюдел, зарос дикой тропической зеленью. Близ пего уже не стоят на якоре приплывавшие издалека корабли. Лишь около сотни рыбаков бенга, которые живут на Большом Элобее, время от времени высаживаются на «вихрастый» остров, ловят по его берегам рыбу, собирают кокосовые орехи.
«Эль-капитано» набирается опыта
Мбане на Кога
Ибиаху уэхе,
Неугиаманга на Хоко
Ибиаху уэхе.
Это заклинание многократно повторяют бенга — жители Кориско, отправляясь рыбачить на своих самодельных пирогах в океан к соседним островам.
Острова Мбане и Кога
Наши,
Острова Неугиаманга и Хоко
Наши —
так звучит магическая фраза в переводе.
Океан капризен, и уже не одна рыбацкая семья со слезами на глазах всматривалась на запад в пустынные дали Атлантики в тщетной надежде узреть среди набегавших валов знакомую маленькую лодку с посеревшим от старости парусом.
«Кориско на Элобей чико Ибиаху уэхе», — шептали мы на всякий случай, возвращаясь из путешествия на Кориско. Свинцовое, хмурое небо разверзлось. То с одной, то с другой стороны порывы переменного ветра обдавали нас струями холодного дождя. Волны, росшие на глазах, все выше подбрасывали нашу лодку, задиристо налетали на нее седым фонтаном брызг, норовя залить ее и опрокинуть. Лодочник, шестнадцатилетний паренек-бонга, «эль-капитано», как мы к нему обращались, то бросал озабоченный взгляд в сторону океана, то с надеждой посматривал на наконец-то появившиеся из густого тумана долгожданные берега.
Торнадо оказался нерасторопным. Неизвестно, что задержало его в пути: заклинания ли бенга, или же он просто не успел набрать достаточного разбега, чтобы вволю разбушеваться. Можно было считать, что нам повезло. Один из спутников-гвинейцев, молчавший на протяжении всего пути, у самой пристани, с которой нам приветливо махал мэр города Кого, Педро Ленино Бонкоро, 65-летний старик, тонкий знаток фольклора бенга и фангов, вдруг привстал и с улыбкой облегчения повернулся ко мне:
— Вот так и мы, обретя независимость, пытаемся на утлой лодчонке уйти подальше от постоянно грозящего нам торнадо-империализма. И, поверьте, мы сделаем все от пас зависящее, чтобы причалить к спасительному берегу раньше, чем буря успеет захлестнуть пас. Посмотрите, молодой лодочник набирается опыта, лодка все более повинуется ему. Худо-бедно вместо паруса предков на лодке поставлен мотор. А что будет дальше? Наш «эль-капитано» — не один. Посчитайте, сколько у него друзей. Разве мог он думать раньше, что с ним рядом будут друзья из далекой России.
За несколько месяцев до этого, 12 октября 1968 года, друзья со всего мира поздравили гвинейцев с провозглашением независимости, с началом большого пути вперед, к самостоятельной и счастливой жизни. В глазах принимавших поздравления светилась радость, вызванная ощущением свободы, которую принес им решающий поворот в судьбе их родины.
— Что будет дальше? Посмотрим. Конечно, не хуже того, что мы испытали за двести лет рабского существования. Главное — мы свободны, — говорили они.
Возвратившись позднее в Экваториальную Гвинею, я уже уловил в их взглядах выражение озабоченности, которая обычно охватывает людей, осознавших полную личную ответственность за дальнейшие судьбы своей родины.
О сложности проблем, стоящих перед республикой, рассказывал нам, советским журналистам, президент Экваториальной Гвинеи Франсиско Масиас Нгема в своем первом интервью для представителей мировой прессы. В справедливости его слов я воочию убедился исколесив всю республику.