— Каждое утро я бросал ей на бегу: «Мадемуазель, две тарелки каши с арахисом, пожалуйста».
Она щедро, с верхом, накладывала ему завтрак, и они судачили о том о сем, пока он расплачивался сотней-другой франков. В первый раз он рассыпался перед ней в изысканных комплиментах, будто какой-то граф де Шампань или маркиз де Помпадур.
— Я говорил ей: «Мадемуазель, старушка, — боже мой! — какая у тебя полненькая, налитая, аппетитная фигурка! Как я полюбил твою кашу!» Сравнивал ее с сочным манго. И еще что-то молол вроде этого, — с чувством вспоминает он.
Девушка хихикала, в смущении прикрывая рот ладонью.
В свободную минуту он выглядывал на улицу из окна своего кабинета на втором этаже, делал ей знаки рукой. Завидев его, Маталина начинала смеяться, а покупатели, стоявшие рядом с ней, удивлялись:
— Что там веселого наверху, Маталина? Всякий раз, когда ты поднимаешь глаза, тебе словно смешинка в рот попадает.
Она, прыская, отнекивалась: мол, ничего и никого там нет. Вскоре, однако, его неопределенные ухаживания стали раздражать Маталину. Африканские девушки не любят, когда ухаживания затягиваются. От кавалеров они требуют ясности, хотя период между знакомством, сговором и свадьбой бывает растянутым. И это практически повсюду на континенте.
Исповедь молодого журналиста из популярного южноафриканского еженедельника «Уикли мейл» Тшоколо ва Молакенга об учебе в Витватерсрандском университете во многом передает психологию юных африканцев. Он вырос в бедной семье в Бопутатсване. Но в семнадцать лет, как лучшему ученику, ему дали стипендию в Витватерсранд.
— В журналах и газетах, — вспоминает он, — я видел много фотографий черных и белых студентов, которые рука об руку шагают на демонстрациях, и думал, что в университете тоже так будет. Уже первая неделя в Витватерсранде отрезвила меня и принесла разочарования. Белые и черные студенты сидели на лекциях по разные стороны аудитории. Мне было одиноко. Так как я лелеял мысль о белой подруге, то приударил за одной блондинкой. Предложил ей сблизиться, но, ошеломленная, она всплеснула руками: «Ты с ума сошел, Тшоколо? Как ты можешь предлагать такое, бросаться словами о любви, если совсем не знаешь меня?» Я был в недоумении, поскольку полагал, что мы достаточно, уже целых два дня, знаем друг друга, тем более что занимаемся в одной группе. Позднее я выяснил, что белой женщине не предлагают любовь сразу после знакомства, как у нас. Сначала нужно поводить ее в кино и театр, еще куда-нибудь, прежде чем поведать о своей страсти. Белые с чувства не начинают. Это напугало меня. Черным такое не по вкусу. У нас принято другое. Вы встречаетесь с девушкой и тут же берете быка за рога. Сердце чернокожей красотки вам никогда не покорить, если вы попробуете «узнать» ее, станете тянуть время, так как в следующий раз, после очередного похода в театр, когда вы попробуете заговорить о своих чувствах, она обрежет: «Думаю, что нам лучше быть друзьями и оставить все как есть». Друзьям же шепнет: «Экий недотепа, какой трус, этот ваш Тшоколо. У него не все дома».
Однако, узнав мимоходом мнение Тшоколо, вернемся к повести о Маталине и Матье. Однажды она решила поставить точки над «i».
— Дорогой Матье, уже почти два месяца ты туманишь мне мозги своими «я люблю тебя». Я еще несовершеннолетняя и на вздохи непадкая: никаких надежд, учти, не питай. Мой отец умер, а я живу с тетей. Она очень строгая и теперь меня теребит, почему я больше не вожусь с другими парнями: мол, зачахнешь без мужа. Есть еще у меня брат и дядя. Я — девушка честная.
Надо отдать Маталине должное. Была она пышная, сдобная, жизнерадостная, какие вечно в моде в Африке. Африканцы же как раз больше симпатизируют полным женщинам, чем худощавым, тонким, английского склада. Грубо говоря, мерят любовь на пуды. Иногда можно видеть тщедушного мужичка и рядом крепкотелую, в три обхвата половину. У Матье, к слову сказать, уже была первая жена На-Монго.
Он пришел к родителям и преподнес им сюрприз:
— Дорогие родители, идите за моей второй женой.
Они сначала навели справки, разузнали о ней все. Его дядья, прихватив с собой, как заповедовали деды, несколько калебасов вина, отправились свататься к ее родителям. Разговор начался с избитой фразы:
— Есть ли у вас курочка, которая может стать матерью? Если да, то мы хотели бы также узнать, свободна ли она?
Африканцы употребляют слово «курочка», когда речь идет о девушке на выданье. Эта птица символизирует женский пол.
— Какая курочка? — деланно, как предписывает обычай, удивились родители невесты, запив изумление принесенным вином.
В Западной Африке в ходу пословица: «Жених — неиссякаемый источник вина». Всякое посещение родителей невесты без вина обречено там на провал. Сватовство — тем более.
— Разве у вас нет дочери по имени Маталина? — поднял бровь один из дядьев Матье и сделал вид, что закупоривает бутыль.
— Да, у нас есть девушка по имени Маталина, — деловым энергичным жестом остановил его ее дядя, предложив выпить за здоровье невестиной семьи.
Тост был поддержан.
— Приведите ее. Мы хотели бы увидеть ее воочию.
Предупрежденная ребятней Маталина пряталась поблизости в хижине-кухне, готовая предстать перед гостями.
Ее спросили:
— Ты знаешь Матье?
Она не стала отпираться — и «процесс пошел», как принято говорить в России. Суд да дело — сговорились. После того как был выплачен свадебный выкуп, Матье по утрам стал получать кашу бесплатно. Маталина даже приносила ему в отдельном горшочке кашу на молоке (у фульбе, туарегов и ряда других народов континента есть поверье, что молоко увеличивает мужскую силу) и прочие деликатесы.
— Почти два месяца я навещал ее, чтобы привыкнуть, — рассказывает Матье. — Она кормила меня, затем в полдень, в самое жаркое время дня, мы лежали бок о бок. Тут она сразу строго предупредила: «Ишь какой прыткий. Остановись, родимый! Я — девушка!» — и я не трогал ее: ведь факт целомудрия суженой — еще один плюс, привилегия и честь для меня. Мы делали все по обычаю, как завещали предки.
Однажды вечером родители Матье привезли Маталину в сопровождении ее родных. Жених пригласил на свадьбу своих друзей. Набежало много знакомых — со свадьбы же никого не прогонишь.
— Мы выставили напитки, вино, — рассказывает Матье. — Люди пили и судачили между собой. Я выхватывал из их бесед такие отрывочные фразы, как: «Вряд ли невеста — девица. Уж я-то знаю это». «Абдалла однажды целовал ее чуть ли не у меня на глазах». «Да что там Абдалла! Я однажды, каюсь, с этой девушкой сам побаловался на пляже». «А чего там говорить — эту девицу видели, когда она танцевала с одним типом из Эдеа. Она никак не может быть невинной». Сомнения усиливались — и по мере их укрепления мои друзья, разгорячившись, стали заключать пари, делая ставки до ста франков на то, что она вовсе не девственница. Я молчал, хотя подозрения тоже грызли меня. Впрочем, ревность ревностью, но я вспоминал, какой вкусной кашей она потчует меня, как она угождает мне. А это тоже немаловажно.
И вот настал главный час. Невесту в нежно-голубой ниспадающей одежде ввели в спальню, где стояла застеленная кровать. Молодых закрыли. На печке на огне кипятилась вода.
— Сердце выскакивало из груди от волнения — ведь люди же ждали, — Матье предельно откровенен. — Когда волнуешься, всего боишься. Справлюсь ли я? Мужчина должен проявить себя мужчиной. Но я тоже не простак. Для верности заранее пожевал орех кола и еще маленький плод афио. Очень тонизируют. Мне также вкололи укрепляющее средство. Я сказал Маталине: «Как только приготовишься, позови меня». Друзей я предупредил: «Когда выйду с новостью, прикусите языки, ничего лишнего не говорите, а то она будет стыдиться».
Накануне отец и мать напомнили, что он должен не уронить честь семьи и по-боевому настроить себя к первой брачной ночи. «Ничего не бойся, сын! — подбодрил отец. — Люди должны увидеть, какой ты у меня герой». Мать ограничилась пословицей: «Если уж засунул руку в горшок с едой, постарайся достать содержимое, сынок!» Отступать действительно было некуда.
— И все-таки сам знаешь: у невезучего и в праздник желудок может расстроиться, но когда я вошел к Маталине и увидел ее надушенную, нарядную, всю в бусах и украшениях, то сразу понял, что зря тонизировал свой молодой организм. «Дело пойдет на лад. Проблем у меня не будет», — промелькнуло в голове, и я упал с Маталиной на кровать. Она вскрикнула. Я почувствовал что-то теплое. Кровь! Перед этим нам дали четыре белых платочка. Я взял два, и она два. Был еще один большой белый платок под ней. Со смоченными кровью платками я гордо, как молодой лев после охоты, вышел к гостям. Все зашумели, захлопали, обрадовались, стали откупоривать шампанское.
«Браво! Браво! Слава нашему сыну! Слава нашей дочери!» — гремели здравицы. Включили магнитофон. Грянул тамтам. Начались пляски. Тем временем женщины помогли Маталине умыться и убраться, красиво одели ее. Все были довольны, счастливы. В том числе и старшая жена Матье — На-Монго. Тесть с тещей провели в доме Матье ночь и наутро уехали к себе в деревню.
Так счастливо увенчался роман двух молодых камерунцев. Жизнь прекрасна, когда люди ладят между собой и не забывают стародавних обычаев народа.
У Акуку Ансентуса Огвеллы один простой, но довольно суровый рецепт, как сохранить мир и гармонию в семье. «Если ваша жена вдруг становится вздорной, крикливой и непослушной, огрейте ее несколько раз кнутом — и она как шелковая». У каждого общества свой идеал поведения, и любая норма, какой бы отвлеченной она ни казалась, имеет вполне земное объяснение. У некоторых народов если муж периодически не побивает жену, то соседи начинают сплетничать о том, что он-де не уважает ее и что-то неладно в их отношениях. Так что мужу и жене порой волей-неволей приходится периодически запираться в хижине и разыгрывать шумное избиение, чтобы убедить округу в том, что они живут дружно. Нечто похожее на наше «милые бранятся — только тешатся».