— Нас с вами потянуло друг к другу. Было бы глупо притворяться, что этого не было. Но физическая тяга не обязательно ведет к хорошему результату.
Мила замерла.
— Вы хотите сказать, что это я не подхожу?
— Я не это сказал. Но вы не можете не признать, что вы так же не уживетесь в моей среде, как я в вашей.
— В мою среду вы вписались просто прекрасно. — Или так она думала.
— Новые ощущения долго не продлятся.
— Вам ведь нравится здесь?
— Я не говорил, что мне не нравится. Я сказал, что чужой в вашей среде.
— Вы не успели привыкнуть.
Как трудно защищать сердце, которое болит.
Рич вздохнул:
— Мила, я приехал сюда исключительно потому, что мне была необходима информация…
— А на самом деле почему вы приехали?
Он так внимательно посмотрел на нее, что на переносице залегли складки. Затем подался вперед и с тяжелым вздохом произнес:
— Правительство хочет забрать прибрежную полосу из владений Уорду.
— Почему?
— Правительство хочет получить от этого района как можно больше выгоды и устранить помехи, мешающие развитию туризма.
«Помехи» в виде владения Досонов, которые защищают район, ограничивают доступ в него.
— Морской парк Всемирного наследия — это огромные площади, — продолжал он. — Правительство хочет, чтобы как можно больше людей это увидели. Но до сих пор у чиновников были связаны руки.
— Что же изменилось сейчас?
— Аренда Уорду на пятьдесят лет кончается. И они вправе заново пересмотреть границы по своему усмотрению.
— А переоформление границ нанесет ущерб?
— Условия новой аренды сделают почти невозможным получить достаточный доход с этой земли… без прибрежной полосы.
Она, наверное, еще не пришла в себя после сна.
— Какое отношение имеет прибрежный участок к доходности Уорду?
— Каждый, кто имеет бизнес в Корал-Бэй, платит процент в «Весткорпорейшн» за эту возможность. Туризм позволяет Уорду существовать вот уже много лет.
Ее словно облили дегтем. Мила бессильно откинулась на спинку дивана. Вот почему Досоны сопротивлялись появлению девелоперов в Корал-Бэй.
— Значит… вы защищали не риф, — прошептала она. — Вы защищали свои доходы?
— Мила, «Весткорпорейшн» — это бизнес. А Уорду всего лишь один из холдингов среди трех десятков других.
Она отодвинула пустую тарелку.
— Вы поэтому появились здесь? Подсчитать доходы? О боже! Процент от ренты моего жилища, вероятно, тоже поступает к вам. Что же вы не сказали, что это была проверка?
— Мила…
Она вскочила. Желудок яростно запротестовал от смеси вишни, густого супа из моллюсков, красного вина… вкупе с ее полной глупостью. Все это грозило кончиться унизительной сценой.
— Простите, мне нужно…
Рич не успел даже встать, как она пересекла комнату и направилась в спальню. Очутившись в просторной ванной, примыкающей к спальне, Мила нагнулась над раковиной и ухватилась за края — ее вот-вот вырвет. Но тошнота прошла, и она обтерла лицо и шею мокрым полотенцем, приходя в себя.
Не в первый раз синестезия провоцировала тошноту, когда смешивался настоящий вкус и воображаемый.
Она стояла, опершись о мраморный туалетный столик, и прижимала полотенце к закрытым глазам.
Какая же она глупая. От береговой полосы, от рифа ему нужен исключительно доход.
«Весткорпорейшн» — это бизнес… Он так и заявил.
Он намекал на это несколько раз, но она его не услышала. Просто их с Ричем жизни устроены по-разному. Она не вправе судить его за это, так же как он не может судить ее синестезию.
Нельзя считать его плохим человеком лишь потому, что он получает процент от владельцев кафе, парка развлечений и прогулочных лодок со стеклянным дном.
Просто он не благородный рыцарь, не защитник ее рифа.
Ей самой придется продолжать быть этим рыцарем.
Мила вытерла лицо, похлопала себя по щекам, чтобы вернуть хоть немного румянца, и выключила модные светильники. Она вошла в спальню, где недавно спала, уютно свернувшись на кровати Рича, где белье было пропитано его запахом, и где подумала, что здорово было бы остаться здесь навсегда. Сейчас те мгновения казались фантазией, как и прошедшие несколько дней.
Мила споткнулась и чуть не опрокинула стул у рабочего стола Рича. Она поставила стул на место и поправила бумаги, которые рассыпались по столу. Взгляд задержался на страницах, выпавши из папки.
Слова «Корал-Бэй» мгновенно ее насторожили. Она оглянулась — рядом никого — и словно преступник взяла первую страницу.
Что-то похожее на введение, на резюме. Она перевернула следующую и увидела карту побережья, знакомую ей так же, как собственная ладонь. Большая площадь была заштрихована вертикально, начиная от Нэнси-Пойнт.
Мила забыла о том, что залезла в чужие документы. Она подвинула стул, села и отщелкнула зажим в папке, чтобы удобнее было смотреть. Следующий чертеж включал в себя все городское хозяйство Корал-Бэй. На еще одном — множество сооружений: одноэтажных, двухэтажных, трехэтажных в различных местах. Парковки, оросительная станция. И взлетно-посадочная вертолетная площадка.
Она дрожащими пальцами листала страницы. И чем дальше листала, тем сильнее дрожала. Верхняя часть каждого чертежа была помечена логотипом «Весткорпорейшн». Волна тошноты снова нахлынула на нее. Чтобы справиться с приступом, Мила заставила себя дышать медленнее и ровнее. Она аккуратно сложила страницы в папку и закрепила зажимом. Прежде чем встать, она снова посмотрела на резюме — внизу красовалась сделанная чернилами подпись. Подпись Рича. А рядом вчерашнее число.
Под ногами поехал пол, как при подводном толчке.
Рич — девелопер роскошного курорта на побережье, где находятся земли Уорду. Неудивительно, что он противился правительственным планам в отношении прибрежной полосы.
И он подписал документы после того, как увидел коралловых мальков, после того, как в первый раз ее поцеловал.
Едва держась на ногах, она, прижав папку с обвинительными документами к груди, вернулась на корму. Рич вежливо встал, когда она вошла, но, если и заметил папку у нее в руках, виду не подал.
Мила положила отчет на стол между ними, ничего не говоря.
Рич на секунду закрыл глаза, потом посмотрел прямо на Милу — взгляд директора компании.
— Мила, «Весткорпорейшн» — не благотворительное заведение. Я должен защищать интересы акционеров, интересы других предприятий…
— Вы отказываетесь от рифа? — оборвала его она. — И от залива.
«И от меня», — добавил оскорбленный голосок.
— Я оценил красоту этого места, Мила. ЮНЕСКО очевидно согласится дать этому району статус объекта Всемирного наследия. Но без годового дохода от туризма в прибрежной зоне я не вижу, каким образом смогу сохранить Уорду. — Он тяжело вздохнул.
Она смогла лишь хрипло прошептать:
— Рич, это ваше наследие. Здесь ваши корни. Вы — Досон. Разве это не важно?
— Точно так же я мог бы сказать, что ваши корни в Токио, потому что ваша фамилия Накано. Вы чувствуете себя японкой, Мила?
Она никогда не относила себя к какой-то одной культуре. Ее семья похожа на лоскутное одеяло. Но настал тот день, когда, проснувшись, она осознала, что принадлежит этому месту. Ее корни — это риф, независимо от того, откуда она произошла.
Она — Мила. Живая природа — это ее народ.
И она будет защищать свой народ против всех, кто бы сюда ни пришел.
— Рич, вы тоже из морского народа. Вы просто этого не сознаете. Куда вы отправились, чтобы обрести покой? В море на «Портусе».
— Покоем не насытишься.
— Разве все должно вертеться вокруг всемогущего доллара?
— Мы не можем жить в грузовых контейнерах и проводить дни, резвясь в море, Мила. Деньги имеют большое значение. Не стоит принижать их значение, просто это не ваш выбор.
Мила вскочила. Слова прорывались сквозь запах ушной серы, и она изо всех сил постаралась их не произнести. Хотя наверняка команда слышала весь предыдущий разговор.
— Дамо? Пожалуйста, отвезите меня на берег.
Рич тоже поднялся.
— Мила, мы не договорили…
— Нет, договорили.
— Мила, вы не понимаете. Если не я, то это будет кто-нибудь еще…
— Я поняла лучше, чем вы думаете, — прошипела она сквозь зубы. — Вы использовали меня, и вы мне лгали. О том, почему вы здесь. О том, кто вы. Я сопровождала вас повсюду, словно королевскую особу, открыла вам все секреты этого места, и я думала, что вы увидели залив так, как вижу его я. Возможно, вы действительно увидели его таким, но вы готовы — с радостью — отбросить все это и заняться котлованами, трубопроводами и вертолетными площадками. — Она обхватила себя руками. — Моя ошибка в том, что я не остереглась вас. Снова так глупо я себя не поведу. — Мила сделала к нему шаг. — Но если у вас хоть на одну минуту появилась мысль, что я позволю кому-нибудь навредить этому месту и людям, которых я люблю, тогда вы, — она ткнула пальцем ему в грудь, — совсем меня не знаете. Я подниму такую бурю в прессе, что это обернется кошмаром для «Весткорпорейшн». Я дам каждому туристу, который приедет сюда, подписать мою петицию, и каждого ученого, кого знаю, попрошу дать официальное заключение о том ущербе, который нанесет рифу коммерциализация. Что ж, бросайте залив в пасть волку. Получайте свои деньги и тратьте их на то, чтобы получить еще больше. Но я хочу, чтобы вы подумали кое о чем, сидя на горе купюр, осыпая себя ими, чтобы они падали на вас дождем… — Она вскинула подбородок. — Что ж, купите десять тысяч квадратных километров красивой земли. Или часть океана. Или рифа. И зачем вам роскошный катамаран? Богатство бессмысленно, если за это нельзя купить свободу, или любовь, или…
Она запнулась, потому что не собиралась произносить слово «любовь». И никакая любовь ей не нужна. Но едва ощутимый вкус ананаса сказал, что любовь ей нужна.
Любовь к Ричарду Гранди.
— …убежища! — договорила она. — Богатство не согреет вас ночью, не заполнит пустоту внутри, которую вы так старательно прячете.