чернила, из хлеба чернильницу, из кожи бумагу,
пока раздают солянку, пока в карауле
у портрета Зои Космодемьянской
почесываются девочки в шерстяных платьях?
Сходим потом в музей боевой славы,
где хранятся мои русые волосы, белые ногти,
почитаешь, что я писала все это время —
я уже не помню.
4
* * *
где наша роза, друзья? – «écoute,
что за безделки тебя влекут?»
слышишь как медленно —
тук тук рубит дрова якут?
а между тем все равно зной
ветер не трогает наш грот
и обживая свой дом резной
птицы поют: вот
роза и ирис, а вот сор:
крошки и пепел, крыло осы;
дымных закатов точны часы,
что нам его топор
что нам косный его язык
что нам острый его кадык
стук за забором в чужих кустах
холод в других местах
где наша ересь?
да вся тут:
можно ли через
как вброд пруд
или примерясь
вот так: прыг —
ходит и ходит его кадык
ходит как ходики
там как тут
рубит дрова якут
* * *
Что такое белое лицо?
Что такое – белое лицо?
Что такое белое – лицо?
Пойду на улицу, подышу.
Пойду, на улицу подышу.
Полежу, потом пойду подышу.
Подышу еще, потом еще полежу.
Что услышу, в голову уложу.
С раньше услышанным увяжу.
С раньше уложенным увяжу.
Тяжело лежать, тяжело держать,
тяжело дышать, не дышу.
Выйду на улицу, вежливо попрошу
Немножко подержать то, что я держу,
Немножко полежать там, где я лежу.
* * *
что мы будем делать если доживем до войны?
наш сосед аркаша делает все в штаны
наши помыслы конвульсивны руки нежны
мы не привыкли ходить пешком есть кашу с песком
делиться своим не давиться отнятым куском
быть тише жука прижатого коробком
дети мои маленькие зверьки
я научу вас замолкать по взмаху руки
рассматривать свои плевки
изучать стены и потолки
до скончанья веков
под вонь параши под лязг замков
повторять слова из неродных языков
* * *
Земную жизнь пройдя до посреди
вдруг екает: а ну всего до трети?
Ведь все равно всего не перепети
и просится сказать себе «уйди».
Доплыв до дна, додув ее дотла,
дорожкой лысою – брести ли?
Пусть те, кого не отпустили,
пойдут, куда я не смогла,
себе под хвост пустив вожжу,
а я пусть только погляжу
махну да вздрогну – все пустяк:
мой путь истек и голос мой иссяк.
* * *
панюшкин почти безупречный как техника фирмы
бош пишет наебать можно кого угодно но мою жену
не наебешь
кто парится этим панюшкин кто парится этим всерьез
у людей елка блядь икра дед мороз мороз
не заводятся автомобили не летят ангела
а полночь близится как гоблин из-за угла
панюшкин почти блаженный как тихая украинская ночь
пишет беспокоюсь не только я но и моя трехлетняя дочь
вместо голову под крыло в тщательно свитых гнездах
наши птенцы тревожно нюхают паленый воздух
кто этим парится панюшкин блядь у людей другие дела
а полночь близится как гоблин из-за угла
панюшкин уже практически кричит мне насрать
на дебаты
мы уже проснулись в другой мы уже аты баты
несите ему своих детушек а я не хочу
ша панюшкин тпру панюшкин чу
ни хуя не вырастет там где прошлись серпом
ни хуя не вырастет сколько ты не пизди
только разве солнышко на небе голубом
когда придет время чтобы прошли дожди
потому панюшкин закуси удила
полночь уже вышла как гоблин из-за угла
с красными глазами, с яйцами фаберже.
не хуй пиздеть панюшкин, все – ужé.
Пьеро
Au clair de la lune
Mon ami Pierot
Prête-moi ta plume
Pour écrire un mot
Вижу – вечереет. Хватит хуй чесать.
Где найти тетрадку? Ручку где сыскать?
Столько наболело уходящим днем,
Что дай только боже описать пером.
Друг ты мой сердешный, лежнем не лежи.
Одолжи бумажку, ручку одолжи.
Разожги мне пламень в выстывшей душе,
Помоги быть точным, избежать клише.
Друг мой отвечает: ну ты блядь даешь.
Что глубокой ночью мозги мне ебешь?
Я не нанимался пламень твой стеречь,
Подливать чернила, править твою речь.
Вижу – ночь уходит, близится рассвет.
Бедному поэту в дружбе проку нет.
Чтоб добиться толку, мой дружок Пьеро,
Сам блюди свой пламень, сам чини перо.
* * *
У меня, в отличие от Пушкина, не было няни.
Я не слушала ее сказок пасмурными днями.
Но, может быть, и у Пушкина не было няни.
Просто, когда сами собой распускались нюни,
или когда убаюкивали сани,
или только что перестелили, белье поменяли,
ему снилась старуха, у которой глаза полиняли
и губы что-то плели, плакали, пели, пеняли.
5. Пять переводов с грузинского(стихи Майи Саришвили)
* * *
Большая птица,
крылья распахнув, стекла с небес,
словно стаяла,
словно ртутными скатилась каплями.
Мокрое пятно, что было ею,
стая подняла с земли и унесла.
Не могу забыть тот тусклый бархат:
пуговицы пристально смотрели вниз,
а платье
вознести меня хотело
к матери воды и воздуха.
Это к ней зимой поля восходят,
синевой мерцая в основанье льда
в подражанье небу.
* * *
горбун, горбун
я сухие растолкла крылья бабочек
натерла ими подмышки
там тесно
в темноте бьется клюв термометра
нечем там смотреть нечего увидеть
но вместе с крыльями втерлась
весть о пути
клюв сжимает табличку
на ней начертаны
желтые буквы молитв
серебро
мчится вверх по клюву, выливается
из стекла, постели, дóма берегов…
тсс. Не бойся, квазимодо, не дрожи
еще мало снега на твоем холме
еще стадо не бежит от холода
* * *
Вещи ищут друг другу пары,
женятся не по любви,
сходятся и расстаются.
Бог мой! Какой беспорядок.
Все разнесла бы в клочья —
жаль, комната не моя.
Завтра уже успокоюсь.
Стану мирной накрашенной куклой.
Но только завтра.
А сегодня несу свое сердце
навстречу новому дню
как в лес – пустую корзину.
* * *
Кончится веселый карнавал,
от тебя останутся одни кости.
Змеи сбрасывают кожу, ты – плоть.
Твой сын на нее наступит маленькими ногами,
на ухо тебе скажет, что видит
то ли далеко, то ли близко
в лужах спящих агнцев.
Он бы вычистил их белые шкуры,
только детским рукам не под силу.
* * *
Сердце натягиваю на правую руку
боксерской перчаткой.
Когда в кровавые клочья
ваши языки разлетятся,
пальцы болеть не будут.
Эскалатор крови
остановился.
Что вы машете топорами слов?
Уже срублены те деревья,
что росли из глаз моих – к небу.
С тех пор смотрю только вперед,
вижу лишь пустоту.
Фата на белой невесте
плотнее сливок на молоке.
Я, как бездомный котенок, иду за этим пятном.