литвы…
Замещая Пресветлую, я чувствовала молитвенную благодать, которую местные жители возносили богине. Но кроме благодарной утренней молитвы от Аеркныса, никаких эманаций я не получала.
Продолжать беспредметный разговор было бессмысленно.
— Слушайте меня, «деловые люди». Вас двоих, что прячутся в темноте, касается тоже. Сегодня не буду вас кормить, — увидев, как встрепенулись дамочки, усмехнулась, но продолжила, — завтра тоже не буду кормить, если утром не скажете, чем полезным заняты будете в течение дня, и если дети будут бегать такими же чумазыми и неухоженными. Условия понятны? Доброй ночи!
Дождавшись, когда под навесом остались фермер, его дочки и мы с Аер, я накрыла стол. Поставила миски, разлив в них настоявшийся горячий суп. Крупно поломала две слегка зачерствевшие лепёшки. Выставила горшок масла. Трапеза началась в тягостном молчании. Похоже, чувство вины за то, что он ест, а сыновья с невестками пошли спать голодными, лишало Ывносара аппетита. Он черпал суп из своей миски, каждый раз вздыхая и горестно кивая своим мыслям.
— Добрая женщина, не найдётся ли у тебя миски супа для усталого возницы? — вдруг раздался знакомый голос. — Уважаемый Ывносар, позволишь ли войти в твой двор?
— Заходи, уважаемый! Конечно, заходи, — встрепенулся крестьянин. — Не вижу, кто ты, поэтому не могу назвать по имени.
— Я Синос-возчик. Ты должен помнить меня. Несколько раз привозил лекарей к твоей жене, — входя под навес, представился поздний гость. — Работы много было. В Столицу возвращаться в ночь желания нет. Хотел было заночевать под повозкой у твоего забора, да аромат супа, идущий из вашего котла, не дал мне заснуть.
— В Деревеньке много работы для возчика? — переспросила я, протягивая устроившемуся рядом с хозяином дома Синосу миску супа, ложку и кусок лепёшки.
— Не знаю, как в другие дни, но сегодня много было, — невнятно ответил тот, с жадностью зачёрпывая похлёбку. — День выбора третьей жены, однако.
Посчитав, должно быть, что ответил на мой вопрос, возчик, ухая и причмокивая, погрузился в еду.
— Что за день такой? — прошептала Шеля, толкая сестричку в бок. Та только плечами пожала.
— Рано вам, попрыгуньи, этот день знать. Ваш день другой будет, — ответил отец, отставляя пустую миску. — Вот тётке вашей, Мурун, в самый раз был бы, но…
Поняв, что сказал лишнего, он замолчал, а потом, сердясь на самого себя, заворчал:
— Наелись? Помогите доброй госпоже со стола убрать и идите спать. Девочку тоже с собой возьмите.
Видя, как Аер чуть не подавился последним куском лепёшки, я поспешила его успокоить.
— Нет-нет, мне ночью всегда что-то нужно бывает. То воды попить, то одеяло поправить. Пусть со мной спит. Ты нам уголок выдели, там и спать будем.
Пока девочки убирали со стола, мыли посуду, шептались и хихикали, я тихо спросила у хозяина дома:
— Почему твои сыновья ведут себя, как наследные принцы, а не как парни, выросшие на земле?
— Ох, добрая госпожа, разве только мои дети стали такими! Чуть ли не половина крестьянских детей захотели стать рантье.
— Кем?! — ахнули мы с возчиком хором.
— Ран-тье, — по слогам произнёс слово Ывносар. Выговаривал он его как мерзкое ругательство. — Началось это четыре или пять оборотов назад. Столичные жители стали скупать наши наделы, строить на них дома для летнего проживания. У нас же здесь река есть, поэтому даже в самую жару по вечерам и ночью прохладно.
Старики, понятное дело, сопротивлялись такому новшеству. Как можно традиции рушить? На этой земле выросли наши деды и прадеды, как продавать корни свои? Но по дворам ходили говорливые люди и рассказывали, что деньги, полученные за надел, дадут возможность безбедно жить всю оставшуюся жизнь, без нужды гнуть спину, ковыряя землю. Так и говорили — «гнуть спину и ковырять землю».
Молодые, не приверженные традициям, начали продавать землю. А говорливые ставили их в пример другим и пугали, что скоро желающих купить наделы в Деревеньке не будет. И те, кто не успеют продать, очень сильно пожалеют об этом.
Мои сыновья загорелись этой идеей — продать надел. Говорят, что быть рантье выгоднее, чем зависеть от урожая.
— А что, те, кто успел продать, уже разбогатели? — поинтересовалась я.
— Да куда там! Остались без крыши над головой. У нас по ту сторону холма есть пещеры, где глину берут для хозяйственных нужд. Почти все туда и переселились. Деньги быстро заканчиваются, а надел продать можно только один раз.
— Твои этого не знают? Или как все самонадеянные молодые люди, которые не умеют думать о завтрашнем дне, уверены, что с ними такого не случится?
— Не знаю, что они думают. Разговаривать со мной не хотят. Говорят, что я старый, не понимаю новых правил жизни. Твердят одно: продай надел, раздели деньги.
— Ну и ну… — потянул Синос. — Дела!
— Собралось старичьё обсуждать дела молодых, — фыркнул кто-то из темноты.
Похоже, на голодный желудок парням не спалось и они бродили в темноте, прислушиваясь к разговору старших.
— Как хорошо, что вы здесь, молодые люди! — позвала я их. — Идите сюда. Разговор есть.
— Хорошо вам говорить, когда сытые, — буркнул кто-то один из темноты.
Я поднялась, заглянула в котёл. На дне плескались остатки супа. Вычерпав всё в одну миску, взяла две ложки.
— Дайте слово, что после того, как поедите, не уйдёте и выслушаете меня.
— Не уйдём! — рявкнули два голодных лба, выхватили миску и наперегонки зашкрябали ложками по дну.
— Итак, вы хотите быть рантье? — дождавшись, когда собеседники освободились, задала я им первый вопрос.
Те кивнули, шаря по столу глазами. Не наелись. Глядя на них, вспомнился анекдот старый: «Вы хотели бы стать рантье? — Хочу! Очень хочу! А кто это?»
— Куда деньги вырученные вкладывать будете? — задала я следующий вопрос.
— Чё? — последовал логичный ответ.
— А проценты какие планируете получать? — контрольным вопросом добила я их мечты о безбедной жизни.
Парни одинаково бестолково хлопали на меня глазами, даже толком не понимая, о чём я их спрашиваю.
— Хорошо. Давайте проще. Сколько стоит ваш надел?
— Ну… — затянул старший, потянувшись рукой к затылку.
— Больше двух тысяч монет никому не дают, — ответил Ывносар, внимательно слушающий наш разговор.
— Отлично. Две тысячи делим на пять, — посмотрела на хозяина участка и уточнила: — На пять?
Тот кивнул.
— Почему на пять? — вскинулись будущие богатеи.
— Так вас же пятеро. Отец с матерью, вы и ваши сёстры. Или вы только о себе подумали?
Парни недоумённо переглянулись. Кажется, они если и считали, то как-то иначе.
— Получается по четыреста монет каждому, — подвела я итог. — Жёны уже заказали подарки?
Синхронное согласное кивание.
— Значит, минус сто монет. Остаётся триста. Жить где планируете?
Парни с недоумением посмотрели на меня и невольно оглянулись на родительский дом, в котором у каждого из них был свой угол.
— Надел продадут вместе с домом. Вам отсюда съехать придётся. С жёнами, детьми и всем скарбом. Куда? В пещеры глиняные?
К округлившимся глазам добавились приоткрытые рты. Челюсти у парней отвалились. Вот вам и рантье — они даже такие элементарные шаги не продумали.
— Считаю дальше. Дохода от участка у вас больше не будет, а деток кормить необходимо. Лепёшка стоит одну монету. То есть вам хватит денег всего лишь на триста дней. Это при условии жёсткой экономии. А что будет потом?
Под навесом стояла мёртвая тишина. Кажется, говорливые перекупщики очень неплохо оболванивают недалёких крестьян. Те, что держатся за традиции — этим спасаются. Других же берут «на блесну». На яркий пустой фантик
Глава 11
Кружевной зонтик отбрасывал затейливую тень на доски столика, расцвечивая толстостенные чашки из красной глины, наполненные кофе, солнечными полосками.
С видением этой непонятной, но аппетитной картинки я и проснулась. Бока болели от жёсткого тюфяка, голова от недосыпа. Как же я не люблю ночевать в незнакомых местах!
«Инк?» — мысленно потянулась я к другу. Но ответа не было. То ли ещё спит, то ли местные особенности ментальной связи.
В углу, отгороженном для нас пёстрой ветхой занавеской, я была одна. Аер тихо выскользнул, пока я спала. Филиппа, завалившегося на мои ноги в середине ночи, тоже след простыл. «Мышки, птички, рыбки» — кратко, но ёмко ответил он на мой вопрос, вылизывая шёрстку. Хорошо ему на природе, вот и отрывается, теша инстинкты, которые ни одной биомагией не вытравишь.
«Френки», — мысли плавно перетекли к воспоминаниям о подруге. Вот уж истинная богиня своего мира. Заботливая, разумная, просвещённая. Не то что местная. Стоп! «Местная» сейчас я. Отчего же не чувствую обещанной инструкцией благости? Они тут не молятся, что ли?
«Надо будет зайти в храм и посмотреть, как службы проходят», — сделала я себе заметку. Всё в мире связано. Адепты веры наполняют молитвенной энергией божество, к которому они обращаются, давая ему силы для исполнения просьбы молящего. Чем больше просишь — тем больше получишь. Глупо думать, что всевышний обратит на тебя внимание, если ты всевышнего не призываешь. «Просите, и дано будет вам», — кажется, так сказано. Закон сообщающихся сосудов: какой бы объём или форму они ни имели, наполнение будет равным — только не водой, а энергией. Чем активнее паства — тем могущественнее кумир.
Несмотря на глубокомысленные размышления, на грани сознания мелькала мысль: «Где все?». Для начала решила заглянуть к Турне и посмотреть, как она себя чувствует. Больная выглядела намного лучше вчерашнего. Кожа утратила мертвенную бледность, даже губы слегка порозовели. Во взгляде появилась осмысленность. На меня женщина посмотрела с любопытством и попыталась улыбнуться в ответ на мою улыбку.
А вот Аер, сидевший спиной ко входу, отчего-то даже не обернулся.
— Доброе утро! — поприветствовала я его, положив руку на плечо.
Мальчик от моего движения потерял равновесие и стал заваливаться набок. Подхватив обмякшее тело, я заглянула ему в лицо. Глаза бессильно закрыты, лоб и верхняя губа в мелких бисеринках пота, кожа холодная и бледная. Явное магическое истощение.