Кстати о слуховом аппарате: за несколько лет до американского турне Агата Кристи сподобилась наконец начать лечиться от глухоты. И настроение сразу поднялось: «Какой же у меня чудесный доктор! Слышу, как тикают часы, как звонит телефон! Чудеса!»
Агата, американка по отцу, влюбилась в Новую Англию; любуется пурпурными осенними красками Вермонта, хвалит Остин, сравнивает его с Багдадом, ругает «разваливающиеся на ходу» поезда, которые останавливаются «у каждого столба».
«Из окна, когда едешь в таком поезде, – вспоминала Агата, – ничего не видно, окна мыли последний раз в прошлом веке».
В Нью-Йорке чета Мэллоуэнов побывала на Гринвудском кладбище, где похоронены Миллеры, американские дед с бабкой Агаты, родители Фредерика, которого репортер таблоида, если читатель не забыл, назвал «биржевым маклером». Кладбище произвело впечатление:
«Похоже на Луксор, – пишет Агата Корку, – повсюду гранитные монолиты из черного мрамора с обелиском в человеческий рост».
Агате вспомнился Луксор, мне – собачье кладбище из «Незабвенной» Ивлина Во.
На кладбище приходится бывать всё чаще и в Англии. Фраза Агаты, которой заканчивается ее интервью «Sunday Times», не случайна:
«Последние годы моей жизни лучше не вспоминать… Нет необходимости на них останавливаться».
Мы же остановимся – вкратце.
Осенью 1959 года в Америке умирает Гарольд Обер, бессменный правовой агент Агаты в США. Летом 1962 года скоропостижно умирает любимый племянник Агаты, Джек Уоттс, сын покойной Мэдж. Не проходит и полугода, как уходит из жизни директор крупного инвестиционного фонда Арчибальд Кристи, причем буквально за несколько дней до его давно запланированной встречи с Мэтью Причардом: Арчи не видел внука двадцать лет. За несколько лет до Арчи, летом 1958 года, умирает от рака его вторая жена, «разлучница» Нэнси Нил, и Агата пишет первому мужу письмо соболезнования, где приводит известное французское изречение: «Tout comprendre c’est tout pardonner»[32].
Осенью того же 1962 года, вернувшись с женой из Любляны, где они праздновали очередную годовщину свадьбы, Макс, как уже упоминалось, переносит первый инсульт, однако довольно быстро восстанавливается. Инсульты, перебои с сердцем – скажем, забегая вперед, – не помешали баронету после смерти жены (когда умирает Агата, ему «всего-то» семьдесят один) вновь «обрести свое счастье». Обрел его Макс Мэллоуэн, впрочем, много лет назад: его вторая жена Барбара Паркер была, как мы писали, долгое время секретаршей Макса на раскопках и – пикантная подробность – сиделкой у умирающей Агаты. Спустя год после второй свадьбы, летом 1978 года, Макс ломает бедро, попадает в больницу, переносит операцию – и 19 августа того же года умирает на руках у Барбары от инфаркта; Агату он пережил всего на два года.
За месяц до кинопремьеры «звездного» «Восточного экспресса», осенью 1973 года, переносит инфаркт и Агата. Пишет записку Корку:
«Сердце вроде бы пришло в норму, доктор разрешил вставать и через день спускаться на пару часов из спальни в гостиную. В основном же, велено лежать. Тоска!!!»
С каждым днем она всё хуже слышит; похудела, осунулась, сильно облысела. После перелома шейки бедра и перенесенной операции ходит с большим трудом, жалуется:
«Я всегда так любила ходить под Рождество по магазинам – а теперь быстро устаю, поскорей хочется домой».
Последние годы «в свет» почти не выезжает, в виде исключения побывала на фильме «Убийство в Восточном экспрессе», в Клубе сыщиков на ежегодной вечеринке, посвященной очередному юбилею «Мышеловки», а вот в «Буддлз», любимом их с Максом мясном ресторане, больше не бывает – диета.
Теперь она либо сидит в кресле дома или в саду, листает свои книги, в том числе и только что переизданный мемуар 1945 года «Приезжай расскажи, как ты живешь», либо передвигается на коляске: после того как она упала на балконе и расшибла голову, сама, без сиделки, из дома больше не выходит. Последний год живет в основном в Уинтербруке, в любимый Гринуэй ей уже теперь не добраться. И не подняться по лестнице: ее кровать переносят из верхней спальни в гостиную на первом этаже. Макс ухаживает за больной женой на пару с Барбарой Паркер.
Сейчас, когда Агате не семьдесят два, а все восемьдесят, она бы вряд ли повторила сказанное на десятилетней годовщине «Мышеловки»: «Не верьте тем, кто говорит, что в старости жизнь теряет свою привлекательность». И наверняка согласилась бы с тем, что «когда мы стареем, наша жизнь становится скучной и маловыразительной». Впрочем, она не ропщет.
Сказать, что последние месяцы жизни Агата теряет рассудок, что она не в себе, – нельзя, но за свои действия она отвечает далеко не всегда. То вдруг возьмет ножницы и примется отрезать себе волосы. То требует, чтобы ей дали соломенную шляпу, которая в это время у нее на голове. То срывающимся от слабости голосом начнет рассказывать какую-то историю из детства. То принимается укладывать вещи, говорит, что собирается в путешествие, ищет Макса. Или, к ужасу родных, заявит, что хочет переписать завещание; как тут не вспомнить мисс Френч из «Свидетеля обвинения», которая «обожала составлять завещания».
Агата Кристи знает, что дни ее сочтены, и к смерти готовится. Похоронить себя она велит неподалеку от Уинтербрука, на маленьком кладбище при приходской церкви Святой Марии в Чолси. На могильном камне завещает выбить слова из пятнадцатого псалма: «Полнота радостей пред лицем Твоим»[33], а также строфу из поэмы Эдмунда Спенсера «Королева фей»:
Sleep after Toyle,
Port after Stormie Seas,
Ease after Warre,
Death after Life,
Doth Greatly Please.[34]
Просит, чтобы на похоронах звучала сюита № 3 Себастьяна Баха.
Подготовилась писательница и к достойному завершению своего литературного пути. За год до смерти она (а вернее, Розалинда по ее просьбе) передает издателям «последнего Пуаро» – роман с симптоматичным названием «Занавес», над которым Агата начала работать еще в 1940 году.
Книга о последнем деле Эркюля Пуаро, вышедшая тиражом 120 000 экземпляров, принята была критикой очень доброжелательно, и вовсе не только из уважения к прежним заслугам и «преклонным летам».
«Королевственная дама Агата, которая последнее время не радовала нас своим достижениями, на этот раз превзошла себя», – отмечает в «Guardian», в статье «Последний подвиг Геракла», критик Мэтью Коуди.
«До свидания, cher ami, – прощается Эркюль Пуаро на заключительных страницах «Занавеса» с капитаном Гастингсом и своими многочисленными читателями. – Я очень устал, сложностей в жизни хватало. Теперь, думаю, осталось недолго. Я убрал с прикроватного столика ампулы амилнитрата. Предпочитаю довериться моему bon Dieu».
Агата, как это иной раз бывает с писателями, наделила Пуаро не только своей вдумчивостью и проницательностью, но и своими болезнями: бельгиец, как и его создательница, страдает в старости артритом, жалуется на сердце, передвигается, как и она, в коляске.
Перед Новым 1976 годом Агата простужается, а спустя две недели, 12 января, когда Макс везет ее в коляске из столовой в гостиную, касается руки мужа, еле слышно шепчет: «Я отхожу к своему Создателю» – и спустя несколько минут умирает.
Своего героя, бельгийского Геракла, Агата пережила на три месяца.
На похоронах к музыке Баха присоединятся щелчки фотоаппаратов и стрекот кинокамер: Уоллингфорд, городок неподалеку от Уинтербрука, подвергнется нашествию десятков корреспондентов и фоторепортеров, и не только английских.
15 января 1976 года СМИ возьмут у «непубличной» Агаты Кристи реванш.
Вместо эпилогаСлагаемые успеха, или Эркюль Пуаро в интерьере литературного сыска
За время своего сравнительно недолгого – каких-нибудь полтораста лет – существования классический детектив выработал неотменимые жанровые законы. Их, в сущности, всего пять – пять «должен»:
1. Убийца должен быть обнаружен.
2. Убийца должен быть на протяжении всего повествования вне подозрений и при этом находиться на переднем плане.
3. Читатель должен быть направлен по ложному следу.
4. Сыщик должен до определенного момента держать свои наблюдения при себе.
5. Автор должен держаться в тени и не подсказывать действующим лицам и читателям, кто и почему совершил убийство.
Всем этим пяти «долженствованиям» Агата Кристи следует неукоснительно.
В то же время она расширяет границы жанра. Вопреки традиции, в ее детективах убийство расследует представитель не только сильного, но и слабого пола. Изобрела писательница и новый детективный поджанр – герметичный детектив, где действие из-за «форс-мажорных» обстоятельств (снежные заносы, водные преграды, пребывание в двигающемся поезде или в летящем самолете) происходит в замкнутом пространстве, откуда нет и не может быть выхода; кто убийца – неизвестно, но искать его следует только среди находящихся в этом пространстве:
«Грек кивнул:
– В половине первого пополуночи начался снегопад, и поезд стал. С тех пор никто не мог его покинуть.
– А раз так, – заключил месье Бук, – убийца всё еще в поезде. Он среди нас!»[35]
В герметичном детективе Агаты Кристи убийца расправляется не с одним из действующих лиц, оказавшихся по воле случая в этом замкнутом пространстве, а со всеми («Десять негритят»), либо убийство совершается «коллективно». В романе «Убийство в Восточном экспрессе» убийцами-мстителями оказываются все действующие лица. Принадлежит Агате Кристи и еще одно открытие, потребовавшее, по ее собственным словам, немало усилий и ухищрений «чисто технического», как она выразилась, свойств