Она страшно любит животных и не может пройти мимо котенка или щенка на улице, не покормив его. Бездомные животные со всех соседних с Лилиным домом улиц хорошо знают эту черту и устраивают посменное дежурство под подъездом, встречая Лилю радостным хором, который гарантирует ей безопасное возвращение домой даже в очень позднее время. Зайти или выйти из Лилиного подъезда без куска колбасы или хотя бы остатков бутерброда в кармане практически невозможно. Лиля предупреждает об этом всех, кто идет к ней впервые, а продавщица из соседнего магазина всегда держит про запас немного ливерной колбасы, которую продает по самой высокой в городе цене тем, кто забыл прихватить что-то съестное из дому и не может попасть в подъезд.
Время от времени Лиля приносит домой котенка или щенка, особенно тронувшего ее добродушную натуру, которого она не смогла оставить на улице. Ее родители категорически против любых домашних животных. Но вопреки этому Лиле уже удалось завести двух кошек, кенаря и попугайчика. Правда, на пополнение этого зоопарка родители категорически не соглашаются, и каждого следующего приблудного котенка Лиля со слезами на глазах относит кому-нибудь из знакомых.
Однажды настала и моя очередь. Котенок, которого принесла мне заплаканная Лиля, был абсолютно белым, испуганным и худым. Она назвала кошку Жаклин, по-моему, вульгарно, и Лиля с этим согласилась, но менять кличку не входило в ее правила, так что я смирилась.
— Ну посмотри на нее, как можно не оставить себе это чудо, — ныла Лиля. — Все, завтра же ищу себе квартиру и ухожу от родителей. Надоело. Можно, я оставлю тебе Жаклин на несколько дней, пока подыщу себе жилье?
Я уже не в первый раз слышала это «надоело» и знала как минимум двенадцать наших общих знакомых, которым когда-то «на несколько дней» оставили Изабель, Манон, Жюли, Марго (Лиле почему-то нравилось называть кошек французскими именами, а подбирала на улицах она только кошек, ни один кот никогда не растрогал ее до необходимой степени), поэтому отреагировала сдержанно:
— Но у меня же Агатангел.
— Я не думаю, чтобы она ему что-то сделала.
— Мне бы не хотелось рисковать, я уже привыкла к нему. Может, ты оставишь кошечку кому-то, у кого еще нет крыс?
— У всех уже есть по кошке, даже не знаю, что делать. — У нее в глазах опять появились слезы.
К концу вечера мое сердце смягчилось, так что Лиля осталась ночевать и следить, чтобы ее Жаклин не сделала ничего моему Агатангелу. Под утро Лиля заснула, а проснувшись, мы увидели, как Жаклин и Агатангел мирно спали, нежно прижавшись друг к другу, а потом пошли вместе завтракать, производя впечатление если не влюбленных, то, по крайней мере, абсолютно довольных друг другом существ. После завтрака Агатангел повел Жаклин на крышу знакомиться с соседями.
— Кажется, у них все хорошо, — несмело посмотрела на меня Лиля.
Я молча кивнула, и Жаклин осталась у меня.
Однако Лиля не остановилась на достигнутом и постепенно пристроила ко мне еще Колет, Жоржет и Амели, не очень реагируя на мои протесты даже по поводу кличек, не говоря уже об остальных протестах. Впрочем, все эти кошечки были очень милыми созданиями и быстро завоевали мою симпатию, тем более что Агатангел в таком окружении просто расцвел, чувствуя себя владельцем гарема, и каждое утро позволял облизывать себя по очереди каждой из кошек. Я старалась не думать про день, когда Жаклин, Колет, Жоржет и Амели приведут потомство.
Воскресный вечер оказался моим единственным выходным на протяжении нескольких последних недель. Его я провела с Любой. Она бегала в истерике по кухне, пугая Агатангела, которого сама в этом крайне возбужденном состоянии наконец перестала бояться. Люба постоянно пыталась куда-то позвонить, чтобы «расставить все точки над i», а мне едва удавалось ее сдержать. Причина была достаточно уважительной: Люба видела, как Лиля садилась в машину Юры, и поцелуй, которым они при этом обменялись, исключал какую-либо возможность дружеских отношений или случайной встречи.
— Ну почему я никогда не могу познакомиться с нормальным мужчиной? Или, может, все они одинаковы? Все так хорошо складывалось, я была почти уверена, что на сей раз все будет как у людей, а тут опять эта дура. Она же младше его и совсем примитивная. Ну что он в ней нашел?
Я не прерывала этих стандартных для каждой узнавшей об измене женщины монологов, которые Люба как будто выучила из какой-то третьесортной мелодрамы. Ей нужно было выговориться, и я слушала ее, стараясь отвлечься от мыслей об исчезновении Снежаны, о странных записках, адресованных нам с паном Фиалко, о крабовых палочках Агатангела и передачах про искусственных роботов. Стоп. При чем здесь Агатангел и роботы? Наверное, я все же переутомилась.
Вдруг мне стало страшно, я почувствовала себя марионеткой, которую кто-то ловко дергает за ниточки. Чтобы избавиться от этого ощущения, я полностью погрузилась в Любины проблемы. Мы много выпили в тот вечер, и на следующий день я проснулась с чувством сильного раздражения на саму себя. После определенной дозы алкоголя я неосторожно рассказала Любе о таинственных публикациях в «Хальт!». Успокаивала я себя только тем, что она слушала меня не слишком внимательно, ведь в сравнении с ее драмой мой рассказ выглядел гораздо скромнее. Возможно, утром она уже забыла об этом и никому не расскажет.
И снова про Антишопенгауэра
Иметь постоянное место работы важно, как минимум, по нескольким соображениям. Во-первых, это позволяет переложить на кого-то проблему придумывания себе занятий на протяжении по меньшей мере 40 часов в неделю. Во-вторых, усиливает удовольствие от тех часов, когда занятия можешь придумывать себе самостоятельно. В-третьих, избавляет от выбора крута людей, с которыми приходится общаться постоянно, поэтому никто уже не сможет обвинить тебя, что общаешься не с теми, с кем стоит. В-четвертых, освобождает от необходимости постоянно отвечать на вопрос: «Как продвигается написание твоей диссертации?» В-пятых, дает постоянное место работы (неизвестно, что это означает, но если произнести такую фразу вслух в чьем-то присутствии, тебе обязательно одобрительно покивают головой, так принято, и это избавит тебя от необходимости пояснять детали). В-шестых, на постоянной работе можно научиться чему-то новому, хотя, наверное, меньше, чем на нескольких непостоянных. В-седьмых, за это платят. Можно было бы не вспоминать сей слишком уж общеизвестный факт в отдельном пункте, но, как показывает опыт «КРИСа-2», платят не всегда, поэтому хотя бы в полупункте упомянуть об этом все же стоит. В-седьмых с половиной, постоянное место избавляет от нужды искать себе новую работу (по крайней мере, когда работа у тебя временная, эта необходимость наступает быстрее).
И еще один очень важный пункт. Постоянная работа исключает мысли об унитазе. Ты просто просыпаешься утром, быстро собираешься, толкаешься в транспорте, общаешься с коллегами, пьешь кофе, сидишь в интернете, делаешь, что требуется, возвращаешься с работы, тратишь заработанное на еду, которую съедаешь и несешь в унитаз. Если у тебя нет постоянного места работы, мысль о том, что работаешь ты на унитаз, угнетает. А постоянное место работы не оставляет времени на такие мысли, как и на всякие мысли вообще.
Такая жизнь в целом достаточно унифицирована и похожа на телесериал, но все-таки существуют определенные индивидуальные отличия, немного похожие на региональные отличия между отдельными сериалами.
Когда события вокруг движутся по наезженному маршруту «работа — дом-работа», сериал похож на латиноамериканский. В какой-то там 357-й серии герои наконец поженятся, но на этом все не закончится, а только начнется, так как уже в серии 678-й (что для сериалов такого типа очень маленький промежуток времени) кто-то непременно заболеет, еще кто-то заведет любовника или любовницу, и опять появится интрига.
Но время от времени в реальной жизни начинается более напряженная полоса, тогда события быстро сменяют друг друга, и даже на протяжении одной серии появляется сразу и труп, и подозреваемый, и новый любовник, и перспектива дальней дороги. Тогда сериал больше напоминает американский или некоторые российские. Если просмотр начать с 10-й серии, то уже так и не поймешь, что же было раньше. Именно такая «американско-российская», а точнее, украинско-голландская полоса продолжалась в моей жизни со дня исчезновения Арнольда Хомосапиенса и, кажется, не собиралась заканчиваться.
Через несколько дней после визита измученной ревностью Любы поздно вечером мне позвонила Лиля и таким голосом спросила, может ли она прийти, что я не решилась ей отказать. Мне пришлось выслушать ту же историю, только женские роли в ней поменяли местами: Лиля видела, как Люба садилась в машину Юры, и при этом парочка недвусмысленно целовалась. На этот раз у меня уже было гораздо меньше сочувствия, потому что и время было позднее, и Лиля значительно легче переносила такие вещи, чем Люба, да и, кажется, не было из-за кого страдать. Интересным для меня было только то, насколько по-разному повели себя эти две женщины в одинаковых ситуациях. И Люба, и Лиля знали, что Семен Иванович встречается с ними обеими, и обе воспринимали это спокойно, списывая на то, что «мужчины все такие». А Юре удалось организовать вокруг себя настоящую драму. Больше всего мне было жаль Семена Ивановича, убежденного, что для любой женщины лучший партнер — мужчина старше нее по меньшей мере лет на десять. «Потому что только зрелые мужчины умеют по-настоящему будить в женщине женщину», — эту фразу я слышала не раз, и не только от Семена Ивановича. Остается надеяться исключительно на то, что обе его любовницы вернутся к нему разочарованными и с новыми вспышками чувств.
А посреди ночи я проснулась от внезапного прозрения. Я вспомнила, где видела лицо Юры. Когда-то давно наша газета печатала материал про агентство мужчин «по вызову». Юра был очень похож на одного из них. Утром я нашла фотографию в газетном архиве. На ней был действительно Юра. Я решила пока не говорить ничего Любе с Лилей, но у меня сразу возникла версия на тему автора сценария этой драмы.