Агей закрыл учебник, взял с полки Белинского, прочитал его статьи о Пушкине, потом перечитал «Капитанскую дочку».
– Агеюшка, ты бы поужинал, – сказала Мария Семеновна.
Он поужинал и сел учить историю. Задан был шестой параграф. «Первые феодальные государства». С переездом Агей еще ни разу не брался за историю, поэтому он прочитал первые параграфы, жалея, что нет под руками дедушкиной библиотеки.
– У вас нет книг о скифах? – спросил он Марию Семеновну.
– Отчего же это нет? Мой Миша всеми науками увлекался. И перед Агеем лег чудесный том «Античные государства Северного Причерноморья». Он прочитал о Нимфее, Мирмекии, Тиритаке, Илурате, Киммерике.
Была уж поздняя ночь. На шестой параграф сил не хватило.
Дохлая троечка
– А где ваша работа? – спросил Вячеслав Николаевич.
– Я не успел, – ответил Агей.
– Два, Богатое. Два за контрольную, два за домашнюю. На то она и успеваемость, Богатое, чтобы успевать. Видимо, седьмой класс не по вам.
На литературе Валентина Валентиновна приметила, что у Агея старый учебник.
– До конца материал прочитали, Богатов? – спросила она вдруг.
– До конца.
– Чье высказывание стоит последним? Агей вспыхнул: проверяли его честность.
– Залыгина.
– А как бы вы, Богатов, будь вы великим человеком, оценили «Капитанскую дочку»?
Агей опустил глаза.
– Я не смеюсь! – И Валентина Валентиновна засмеялась. – Вопрос ко всем. Думайте! Думайте! Богатов, мы ждем вашего ответа.
– Когда книга хорошая, что же о ней говорить, – сказал он.
– Вот тебе на! А может, просто сказать нечего?
– Не знаю, – пожал плечами Агей. – От хорошей книги – хорошо. И все.
– А если книга суровая? О палачах, скажем? О фашизме?
– Тогда она… – Агей вздохнул, – тогда она… по-другому, но тоже хорошая.
– Чудик!
– Произведение великого Пушкина «Капитанская дочка» открывает новую эпоху в русской национальной литературе.
– Прекрасно! Ульяна!
– Пушкин не знал в своих замыслах поражений, его «Капитанская дочка» воспитывала бунтарский дух и подготовила эпоху революций.
– Вот так, Богатов! Вот так надо отвечать. Отвечать, а не мямлить. Девочки – «отлично». Богатов… – развела руками. – В общем-то, и вы отвечали. Троечка, но очень дохлая.
Теория любви
Агей достал чертеж и еще раз придирчиво осмотрел его.
– Сам?! – с удивлением спросил сосед Юра Огнев, парень удивительно тихий и нелюбопытный.
– Сам.
– Спрячь. У нас никто не чертит. Наш учитель в больнице, а с его заменителем есть договор: мы не шумим, он нам не мешает. – И легонько тронул Крамарь: – Меняемся?
Достал шахматную доску, пересел.
– У меня есть сонник, – шепнула Крамарь Агею.
Он промолчал.
– А ты правда с Памира?
Ну что тут ответишь?
– А тебя зовут – Агей?
– Агей.
– Ты что же, взаправду в школе не учился? Агей молчал.
– Жалко будет, если тебя переведут в шестой, – сказала Крамарь. – Ты совсем, что ли, ничего не знаешь? Там у вас, наверное, книг не было.
– Были, – сказал он.
– А ты «Войну и мир» читал?
– Читал.
– Думаю, врешь. Ну да ладно. Вставай! Не видишь?
Все уже стояли, приветствуя учителя.
– Садитесь, – сказал учитель.
Он был такой толстый, что расплылся животом по всему столу.
«Как же он умещается на стуле?» – удивился Агей.
Учитель сначала раскрыл журнал, потом книгу и углубился в чтение.
– Сюда смотри! – Крамарь подтолкнула Агея и положила перед ним совершенно затрепанную, с рассыпавшимися листами, книгу.
Ткнула пальцем в заголовок: «Магические свойства различных веществ природы и драгоценные чародейственные секреты на разные житейские случаи».
– Теперь тут.
Палец указал подзаголовок: «Как сделать любовь между мужчиной и женщиной продолжительной».
– Читай, читай!
Он послушно прочитал: «Приобретши любовь женщины, вы пожелаете упрочить ее, сделать продолжительной, вечной. Это желание продолжить наслаждение до бесконечности так свойственно человеку, хотя и заключает в себе непримиримое противоречие: страсть и спокойное наслаждение несовместны! Но все-таки магия должна дать средство сделать любовь долговременной. Вот одно из них.
Нужно достать мозг, находящийся в левой ноге волка, сделать из него род помады, добавить серой амбры и кипарисового порошка. Состав этот носить при себе и по временам давать нюхать любимой женщине. Отчего она должна любить вас больше и больше».
– Здорово? – спросила Крамарь, заглядывая в глаза.
– Здорово, – сказал он, пылая щеками и ушами.
Крамарь видела, что он страшно смущен, но в покое не оставляла.
– У тебя, наверное, не было знакомых девочек? – спросила она. Агей тупо глядел в стол.
– Ты меня боишься, что ли? – ложась головой на руку, спросила Крамарь как ни в чем не бывало. – Меня, между прочим, зовут Надеждой. Думаешь, плохо?
– Не плохо.
– Представляешь! Капитан ушел в дальнее плаванье, а я его – Надежда!
Агей вытащил листок бумаги – свой чертеж и на оборотной стороне стал рисовать танк.
– А тебе не хотелось бы добыть мозга серого волка?
– Зачем?
– Чтоб меня приворожить.
Щеки и уши у Агея снова запылали нестерпимо.
Мою фотографию, между прочим, в журнале напечатали.
– Мою тоже напечатают.
– Твою? – удивилась Крамарь.
– Вот как получу по всем предметам двойки, так и напечатают.
– Нет, – сказала Крамарь и зевнула. – Тебя, мальчик, переведут в шестой класс.
Не хотел Агей в шестой класс. На истории он сидел и дрожал. Неужто спросят? Он ведь не успел прочитать шестой параграф.
Не спросили.
И на зоологии дрожал.
На зоологии Екатерина Васильевна, начиная опрос, обвела класс взглядом, остановилась на Агее и сказала жестко:
– К моим урокам нельзя быть не готовым. Этого я не допускаю и не прощаю.
Агей ожидал очередной двойки, но она его не вызвала, помиловала на первый раз.
Это было еще ужаснее. Стыдно быть не готовым к урокам Екатерины Васильевны. Из-за ее любви ко всему живому – стыдно.
И вдруг!
В учительской ждали конца шестого урока: сегодня политзанятия.
– Вячеслав Николаевич, – спросил директор, – какие успехи у нашего новичка с Памира?
– Успехи?! – Вячеслав Николаевич только головой покрутил. – Видимо, пока не поздно, его надо в шестой класс переводить.
– У меня он не слушает и вертится, – сказала Лидия Ивановна, географичка. – Вынуждена была поставить два.
– И у меня он отхватил двойку, – сказала учитель истории.
– Очень слабый мальчик, – вздохнула Валентина Валентиновна. – И глаза какие-то у него пустые…
– А как он сочинение у вас написал? – спросил Вячеслав Николаевич.
– Я еще не проверила… Но кажется, он обошелся одной страницей текста.
– У меня он тоже двойку отхватил. – Вячеслав Николаевич взял стопку тетрадей и стал отыскивать нужную.
Прозвенел звонок.
Первой в учительскую вошла, как всегда восторженная, красивая, Алла Харитоновна, англичанка.
Друзья, можете меня поздравить! – объявила она на всю учительскую.
– С чем это? – спросил директор.
– С учеником! Такого у меня и в английской школе не было. Май ай энд хат а эт э мотэл во… «Мой глаз и сердце – издавна в борьбе…» Понимаете? Шекспир! Произношение безукоризненное. Две дюжины сонетов Шекспира без запинки, с полным пониманием и любовью. У меня с собой был Фолкнер. Переводит, как профессионал.
– Вы нас разыгрываете, Алла Харитоновна? – спросила Лидия Ивановна.
– О, зачем же? И подождите, это еще не все. Он и французский так же знает. И немецкий.
– Вы о Богатове рассказываете? – спросила Валентина Валентиновна.
– Да, о нем. О Снежном Человеке. Кажется, так вы его называете?
В учительской воцарилась тишина.
– Я не вовремя со своими восторгами? – прищурила глаза Алла Харитоновна.
– Наоборот, в самый раз, – сказал директор, – мы тут собираемся Богатова в шестой класс переводить.
– Ой-ля-ля! – вдруг воскликнул Вячеслав Николаевич, стоя над раскрытой тетрадью. – А ведь двойку-то мне надо ставить… Ведь он вон же что сделал. Перевернул задачу с ног на голову, завел ее в тупик и хоть не решил, но путь к решению показал верный…
– Так в какой же класс его? – спросил директор.
– Пока не знаю, – ответил Вячеслав Николаевич. – Может быть, и в десятый.
Валентина Валентиновна взяла тетрадь Богатова с сочинением, но вспомнила свои слова про его «пустые глаза» и не открыла тетради.
Решение полководца
Агей не знал об этом разговоре в учительской. Он хотел на Памир. Хоть пешком.
У выхода из школы семиклассников остановила пионервожатая Зина.
– Ребята! Все на металлолом! И пожалуйста, без отговорок. Город собирает металл на детскую железную дорогу.
– Я не останусь, – сказал Зине Агей. – Это почему же? Пионер – всем ребятам пример.
– Мне надо двойки исправлять.
– Ты не расстраивайся, – подошла к Агею Света Чудик. – Ты так говорил по-английски. Как лорд. Значит, чего-то ты все-таки знаешь. А по математике я тебе помогу. Хочешь?
– Спасибо, – сказал Агей и тотчас ушел.
– Не слишком ли много самостоятельности для семиклассников?! – вспыхнула пионервожатая.
– Зина! – сказала ей Света Чудик. – А ведь наш Богатов – не пионер. Он со второго класса в школе не учился. Его никто в пионеры не принимал.
– И не примем! – отрезала Зина.
– Ты не права! – не согласилась Света Чудик. – Ему очень трудно. Ему по всем предметам двоек наставили, грозят в шестой класс перевести. А сейчас на английском он и по-французски говорил, и по-немецки. Зина, поручи мне подтянуть Богатова по математике.
– Поручаю, – согласилась Зина.
Агей вышел к морю.
Моря было так много – как неба! Но оно словно от себя спряталось: ни волн, ни ярких красок.