Распахнув створки окна, он увидел салоникский залив, повитый ранним утренним туманом. В направлении мыса видимость была лучше, и Георгий, взяв бинокль, быстро высмотрел силуэт родного дома, а потом и соседской виллы. Увидел, что на террасе полощется развешенное на ветру белье, а выходящие на море окна распахнуты. Сын долго дожидался, не покажется ли в каком-нибудь из этих окон фигура матери, а затем перевел бинокль на залив. Вода в заливе лежала идеально гладко, мгла затушевывала очертания далеких волн, но в стороне, ближе к югу, солнце разогнало утренний туман, и там были видны подымающиеся в воздух и идущие на посадку самолеты. По-видимому, здесь велось обучение новых экипажей люфтваффе. «Я им покажу учения!» — зловеще проговорил стройный немецкий офицер, еще раз внимательно оглядывая залив.
В дверь постучали. Это была известная всем Салоникам мадам Калиопа из бара. У Георгия по спине побежали мурашки, когда она осведомилась у него о дороге, хорошо ли он спал и что он желает на завтрак. Она, конечно же, сразу узнала его. Не предаст ли?
— Здесь был Пандос, сразу же после твоего побега… — прошептала она. — Ходил к вам… Вам туда нельзя…
— А что с Пандосом? — спросил Георгий.
— Исчез. Наверное, проходит обучение у немцев. Я сейчас приведу к вам нашего друга. Говорить здесь можно, не опасаясь, в комнате нет аппаратов для подслушивания.
«Другом» оказался английский сержант, который никак не мог справиться со своим радиопередатчиком. Георгий сначала от своего имени вызвал Каир, а потом, сверив еще раз позывные и волну, передал рацию сержанту. Прошло не более полусуток, как загудели далекие моторы, а с окружающих Салоники возвышенностей ударила немецкая зенитная артиллерия. На учебном военном аэродроме Серее в небо взвились клубы дыма.
«Все бомбы легли на цель», — мог теперь доложить Георгий.
Под утро следующий воздушный налет, более мощный, чем первый, разрушил до основания ангары, машины и взлетные полосы. Англичанин моментально свернул свою станцию, и они расстались. Теперь, когда новое задание было выполнено, Георгий не мог отказать себе в удовольствии заглянуть в родные места. Может, это было и неосторожно, но тоска оказалась сильнее благоразумия. Ноги сами понесли его по длинной улице до поворота на Маврокордато. Подле еще запертой угловой лавки с продовольствием и зеленью Георгий приостановился, глядя вниз, на знакомые два ряда домов, за которыми уже просвечивало синее море.
Это был слишком ранний час, и сын даже не мечтал увидеть кого-либо из семьи, а тем более мать. Он полагал, что дома все еще спят. Тем временем пани Леонардия после ночных налетов, которые подняли на ноги все Салоники, заснуть уже не могла. Побродив по комнатам, она вынесла из дома ведро с мусором, потом, выйдя на террасу, стала смотреть на все еще подымающиеся над аэродромом клубы черного дыма. Затем она вспомнила, что за повседневными делами совсем забыла о церкви. «Еще успею», — подумала она о заутрене у монашек и, отыскав ветхий молитвенник, тихо, чтобы не будить спящих, вышла из дома. Георгий был так растроган посещением родных мест, что не сразу заметил мать, а увидев ее, не поверил своим глазам. Горячий туман застлал ему глаза, он повернулся и пошел в обратную сторону. Мать даже и не взглянула на высокого, стройного немца, вдруг неожиданно ссутулившегося у нее на глазах…
После того как в Афинах была смонтирована четвертая радиостанция, Георгий Иванов доложил ее кодовое название: «Парфениум». Каир подтвердил получение радиограммы и запросил, что же, собственно, означает это слово. «Цветок, приносящий облегчение», — радировал в ответ Иванов.
XIСИГНАЛЫ
«Свидание» с матерью, чувство удовлетворения от хорошо выполненного задания — все это укрепило энергию Георгия в самый трудный период его деятельности, когда надвигающееся лето готовило новые большие события. В Афинах Георгий застал депешу с требованием обратить особое внимание на порт Патры и острова архипелага. В Патрах немцы собрали огромные запасы горючего и боеприпасов, используя под складские помещения даже госпитали и госпитальные суда; на Кикладах и Спорадах оккупанты мобилизовали целую флотилию парусных лодок и мелких шхун, на которых они собирались перебрасывать в Африку необходимое генералу Роммелю снаряжение. Георгий снова направил запрос: когда же, наконец, состоится его переход на польскую службу, одновременно сообщая об абсолютном отсутствии денег, так как обещанная Кети Логотети с ее пятью миллионами драхм оказалась неуловимой. Тем временем сам он готовился в путь. Путешествие это предполагалось как некая инспекторская поездка по проверке диверсионных агентур, но на всякий случай агент № 1 взял с собой две «черепахи» и запас динамита. На этот раз он отправился не по суше; имело смысл попробовать морской жизни, а заодно и поближе познакомиться с положением в Коринфском канале, который давно уже «просился» на какую-нибудь крупную диверсию.
Георгий ехал под видом моряка, снабженный новыми документами, на большой парусной лодке. Они вышли из Зеа в Пирее при легком вечернем бризе. Маршрут был хорошо знаком, и Георгий с удовольствием выполнял несложные матросские обязанности. Как в давно прошедшие дни, он радовался морю, солнцу, соленому морскому ветру. Однако мечты о какой-либо диверсии на Коринфском канале оказались напрасными — ночью никаких лодок в канал не пропускали; агент № 1 мог только издали любоваться лакомым куском — знаменитым мостом, соединяющим Аттику с Пелопоннесом.
«Здесь нужно действовать не с моря, а с суши», — решил он утром, глядя, как в пятидесятиметровой вышине над ними проплывают тяжелые балки моста. Однако он все же попросил, чтобы его высадили на берег в пятидесяти километрах от цели, в плохо охраняемом немцами небольшом порту Эйон, откуда по всему миру перед войной расходились транспорты со знаменитым коринфским изюмом и который теперь совершенно опустел.
Отсюда Георгий направился к Патрам, радуясь возможности еще раз побывать среди убогих полей, голых гор, под солнцем и ветром. Шоссе проходило по обрывистым склонам горы Видиа. Справа голубело море, слева рассыпались по склону бесчисленные крестьянские поля, еще выше под порывистым морским ветром шумели деревья. С динамитом в мешке и с пистолетом в кармане путешественник чувствовал себя уверенно, им овладело даже какое-то дерзкое веселье. В таком настроении он подошел к расположившейся на вечерний привал итальянской колонне машин. Шоферы собрались в хвосте, у самой последней машины, с кузова которой раздавали провиант; охрана толпилась здесь же, весело перекрикиваясь, готовясь к ночевке на свежем воздухе, а два офицера осматривали в бинокли великолепный пейзаж. Проходя мимо машин, Георгий несколько раз потянул носом воздух и произнес слово «бензин», после чего послюнил палец и определил направление ветра. «Нужно начинать с головы колонны», — подумал он.
Показались передние машины. Зайдя за одну из них, Георгий сунул руку в карман, как вдруг перед ним неожиданно вырос охранник.
— Дай папиросу, — нашелся Георгий.
— А ты ответь мне, как называется эта гора! — крикнул ему итальянец.
— Она называется, она называется вот как! — ответил Георгий и сильным ударом кулака свалил охранника наземь.
…Этой ночью он уже не мог идти по шоссе, приходилось по бездорожью пробираться к Риону, но еще добрых два часа позади раздавался страшный грохот взрывов, а зарево над горящей колонной провожало его своими отблесками до самого горизонта. Георгий догадался, что на грузовиках, помимо горючего, была взрывчатка.
В Патры он пришел только к вечеру следующего дня и еще до захода солнца успел осмотреть указанный ему объект. Оказалось, что самым крупным судном, стоящим в порту, был небольшой корвет. Георгий испытал даже некоторое разочарование, потому что, судя по присланной из Александрии депеше, можно было подумать, что речь идет о большом военном корабле. Очень скоро все стало на свои места: команда корвета напропалую хвасталась тем, что им удалось потопить английскую подводную лодку. Рядом с корветом белели борта госпитального судна. «Ни одного раненого на судне нет, — сообщил Георгию связной патрской подпольной организации, — его целиком загрузили танками и боеприпасами».
Сразу же было принято решение использовать обе имеющиеся «черепахи», что и сделал Георгий после очередного заплыва. К сожалению, изготовленные в Афинах мины оказались слабыми, и оба судна, вместо того чтобы затонуть, отделались повреждениями. Правда, паника среди немцев и итальянцев поднялась страшная, а все население города вышло порадоваться виду наполовину затопленных и накренившихся набок судов. Георгий же просто места себе не находил от ярости. Ведь не затем он совершил рискованное путешествие к Патрам, чтобы результаты диверсии оказались столь незначительными. Георгий припомнил теперь предупреждение одного из подпольщиков, который в очень осторожной форме намекал, что лучше было бы взять ведение денежного хозяйства из рук Панделиса Лабринопулоса, который и производил расчеты с изготовителями «черепах». «Хорошо еще, что запасы «фасоли», используемые в Новом Фалироне, были привезены, — с горечью думал Георгий. — В Греции в погоне за прибылью умудряются подделывать даже секретное оружие…»
Патры были важным стратегическим пунктом, в котором, к сожалению, никак не удавалось наладить работу агентуры. Только теперь, когда Георгий лично ознакомился с местной организацией, обнаружилось, что подбор сотрудников на основании их довоенной репутации в новых условиях вещь довольно рискованная. Представители зажиточных слоев общества вообще не любили рисковать жизнью, кроме того, в мирное время на поверхность чаще всего выбиваются люди ловкие, беспринципные, умеющие приспосабливаться. Сейчас же Георгию нужны были смелые, преданные делу люди, молчаливые и инициативные. Одного из них он нашел сразу же — им оказался подпоручик Делиос Панос; как раз он-то и помог Георгию повредить оба судна. Агент № 1 в течение почти двух недель знакомил его с секретами современного военного саботажа, условился с ним о коде, которым они должны будут пользоваться для связи, — в будущем он рассчитывал снабдить смелого молодого человека радиопередатчиком и шифром, чтобы тот мог непосредственно сноситься с египетским центром, когда Иванов покинет Грецию.