В отличие от прошлого года, когда германская военная разведка бросала в наши тылы наспех завербованных шпионов, диверсантов, распространителей провокационных слухов и пропагандистов «силы и мощи германской армии», значительная часть перебрасываемой в настоящее время германской агентуры обучена в специальных школах военных разведчиков и диверсантов.
НКВД СССР учтено 36 школ германской военной разведки на временно оккупированной территории, в которых обучается одновременно до 1500 разведчиков и диверсантов, завербованных противником из числа главным образом военнопленных командиров и бойцов Красной Армии. Большую часть своей обученной агентуры противник забрасывает через линию фронта и на самолетах группами в 3–4, реже — в 10–20 человек. Некоторые из них снабжаются портативными радиостанциями для передачи шпионских сведений по радио. Переброску своей агентуры на самолетах противник начал проводить с марта. За это время органами НКВД задержано 222 вражеских парашютиста, из них добровольно явилось 76 человек, убито при оказании сопротивления 15. У парашютистов изъято 74 радиостанции, значительное количество взрывчатых и зажигательных веществ, аппараты для подслушивания телефонных разговоров и различные принадлежности для диверсионных действий.
Из числа изъятых радиостанций немецких военных разведчиков используется для дезинформации противника 31 радиостанция. В числе задержанных парашютистов: 2 бывших старших командира Красной Армии, 2 политрука, 71 бывший средний командир, 134 бывших младших командиров и рядовых военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену у немцев, 8 белоэмигрантов-кавказцев, 5 гражданских лиц. Из указанного количества вражеских парашютистов расстреляно 83 человека. 33 парашютиста расстреляны публично на месте их приземления в присутствии местных жителей, участвовавших в их розыске и задержании. На публичные расстрелы население реагировало положительно».
(Из сообщения НКВД СССР № 1407/Б в ГКО и ЦК ВКП (б) об итогах борьбы с агентурой немецкой военной разведки 7 августа 1942 года)
— Курсант Макс стрельбу закончил! — повернувшись набок, поднял вверх руку Демьянов.
— К мишеням! — прошелся позади лежавшего в снегу отделения лейтенант Кляйн.
Вскочив, те забросили за спины автоматы и порысили к склону песчаного карьера. Там каждый встал у фанерной поясной мишени, инструктор обошел все, делая замечания или говоря «гут».
— Ну что же, Макс, уже лучше, — остановился у последней, рядом с Демьяновым, насчитав десяток попаданий.
— Рад стараться, герр лейтенант! — вытянувшись, хлопнул курсант руками по бедрам.
— Ну, ну, — качнул тот наушниками фуражки и приказал строиться.
Уже третью неделю Демьянов находился в школе Абвера под Минском. Она располагалась в десятке километрах от города, в густом сосновом бору, куда вел заасфальтированный участок дороги от основной трассы, охраняемый стационарным эсэсовским постом и патрулируемый фельджандармами.
Судя по всему, до войны здесь был пионерский лагерь, на территории которого имелись кирпичный административный корпус, такая же столовая, пять щитовых домов, кочегарка с баней и еще какие-то строения. Всё это было окружено трехметровым забором из колючей проволоки с КПП и четырьмя пулеметными вышками по углам.
Здесь готовили для заброски в тыл к русским специально подготовленных агентов из числа бывших военнопленных. В их обязанности входили сбор разведданных, в том числе путем захвата командного состава РККА с последующим уничтожением; подключения к штабным линиям связи и их прослушивание; совершение актов вредительства и диверсий.
В первый же день доставки Демьянова в числе нескольких военнопленных, согласившихся на сотрудничество с Абвером, транспортным «Юнкерсом» из Гжатска, где находилась зондеркоманда[62] Штумпфа, личное дело нового курсанта весьма заинтересовало руководство. Это объяснялось полученной накануне из отдела «Валли-1» шифровкой (такие же поступили и в другие отделы) о подготовке из имеющегося контингента агентов для внедрения в штабные подразделения РККА. При этом в ней указывалось, что таковыми должны выступать бывшие офицеры и сержанты Красной Армии, отвечающие необходимым требованиям.
На следующее утро, после завтрака облаченного в форму рядового вермахта Демьянова вызвали к начальнику школы Вольфу. Майор Вольф был из тех, кого величают настоящим арийцем. Под два метра ростом, спортивного склада, русоголовый, со стальным взглядом и выпяченным подбородком. Любимой его книгой была «Майн кампф»[63], идеалом Бисмарк[64], увлечением — философия. Вольф уверенно продвигался по служебной лестнице, надеясь к завершению войны стать полковником.
А еще у майора был близкий друг, начальник местного гестапо штурмбанфюрер СС[65] Хофман, с которым они активно совершенствовали тактику допросов, содержавшихся в застенках врагов Рейха.
Хофман уже изучил личные дела вновь прибывших, и это майора весьма заинтересовало. Педантичный Штумпф приложил к материалам справку, в которой отмечалось наличие у перебежчика связей с антисоветским подпольем в Москве, достоверность которого подтверждалась проверкой.
Беседа в кабинете шла час, шла на немецком, знание которого у русских военнопленных было редкостью. Когда же выяснилось наличие у курсанта навыков в области электротехники, вопрос по существу был исчерпан. Вольф решил включить новичка в группу, сформированную по приказу вышестоящего начальства.
Об этом он сообщил Демьянову, но тот, поколебавшись, отказался.
— Как это понимать? — тяжело взглянул на собеседника майор. — В чем дело?
— До призыва я не имел отношения к армии и смутно представлю, в чем заключается штабная работа.
— Ещё?
— В случае провала меня тут же расстреляют.
— Непременно, — согласился Вольф. — А вы думали, у нас в бирюльки играют? Ошибаетесь. Кстати, если не согласны, я прикажу отправить вас в лагерь. Там долго не живут. Ну, так как? — протянул руку к телефону.
— Я согласен, — сглотнул слюну «Гейне».
— Верное решение, — усмехнулся майор. — А всему, что требуется, мы вас научим, можете не сомневаться, — повысил голос: — Юргенс!
Дверь кабинета открылась, на пороге возник фельдфебель, доставивший Александра на беседу.
— Отведите курсанта Макса в первый барак.
— Следуй за мной, — приказал фельдфебель.
Оставив кабинет начальника, оба вышли на крыльцо, где прогуливался часовой, спустились по ступеням и пошагали в направлении щитовых домов, окрашенных в зеленый цвет. Остановились у крайнего.
— Заходи, — открыл Юргенс входную дверь тамбура.
Внутри было тепло. Юргенс щелкнул выключателем, три лампы в жестяных абажурах под потолком осветили просторное, с крашеным полом и стенами помещение. Справа имелось несколько больших окон, слева тянулись отсеки с дверными проемами.
— Жить будешь в этом, — проскрипел фельдфебель начищенными сапогами в последний отсек. Там стояли двухярусные солдатские койки со свернутыми матрацами, между ними — тумбочки, впереди — табуретки.
В течение следующих суток особая группа была сформирована, в нее вошли девять человек. Пятеро в прошлом офицеры РККА от лейтенанта до капитана, остальные — бывшие сержанты. Кроме Демьянова семеро уже обучались здесь и были отобраны из других групп, последний вернулся из отпуска в Берлин после выполнения задания. Этот последний имел псевдоним Скиф, медаль «За храбрость»[66], раньше принимал участие в карательных операциях, он и был назначен старшим. Все вели себя отчужденно, близко не сходились, в отношениях сквозило недоверие.
Собранные здесь понимали, что они предатели. Они ненавидели советский строй и желали выслужиться перед новой властью, готовые на новые, самые тяжкие преступления, которые предстояло совершить.
Занятия начались сразу же и включали в себя освоение методов сбора разведывательной информации, её оценку и последующий анализ; изучение структуры РККА, её организацию и штабную деятельность; основы топографии, ориентацию с компасом и картой на местности, стрелковую подготовку, а также рукопашный бой.
Помимо названного серьёзное внимание уделялось изучению рации, умению работать на ключе, правилам радиообмена и шифровального дела. Вывозили курсантов и на немецкий военный аэродром в десятке километрах от объекта, где каждый совершил по учебному прыжку с парашютом.
Начинались занятия в семь утра, после утренней физзарядки и завтрака, длились с перерывами на обед и ужин до двадцати одного часа. В двадцать два, после вечерней поверки зажигалось ночное освещение и следовал отбой.
Все инструкторы, за исключением майора Воронцова, читавшего курс лекций по структуре и штабной деятельности РККА, были немцы — в разной степени владеющие русским языком и по-разному относившиеся к курсантам.
Инструктор по боевой подготовке лейтенант Кляйн, подтянутый блондин, не скрывал к подопечным своего презрения, считая низшей расой и недоумками; толстяк гауптман Охман, преподававший радиодело был всегда ровен и спокоен; обер-лейтенант Зайдель, обучавший методам сбора информации, отличался вкрадчивостью и любопытством к «исходному материалу».
Воронцов же, лет пятидесяти сухой и подвижный, был, судя по всему, в прошлом царским офицером и носил на мундире кроме Железного креста 2 степени знак выпускника академии русского Генерального штаба. В отношениях с курсантами отличался доброжелательностью, а порой даже впадал в ностальгию, вспоминая императора Николая и былое величие России.
С первых же дней обучения Демьянов проявил недюжинные способности в освоении рации и практических занятий на ней, в кодировке радиограмм и их дешифровке. Хорошо усваивал он и прочие дисциплины, кроме стрельбы и ориентировки на местности. Так требовала инструкция Лубянки.