енное учреждение.
— Сколько лет, сколько зим? — встретил гостя полковник в своем кабинете. — Проходи, Павел Анатольевич, садись. С чем приехал, знаю, давай сразу за дело.
Разработка «Монастырь» его сразу заинтересовала, как и первые результаты, полковник тут же предложил следующее решение: с учетом планов военного командования РККА, он лично готовит необходимую дезинформацию, которую, согласовав с Шапошниковым, предоставляет НКВД для последующей реализации.
Штеменко Сергей Матвеевич (7 февраля 1907; станица Урюпинская Донской области, Российская империя — 23 апреля 1976, Москва, СССР)
— Всего один нюанс, Сергей Матвеевич, — прервал коллегу старший майор. — Для Абвера она должна проистекать из вашего ведомства.
— Хотите определить сюда «Гейне»? — подкрутил усы Штеменко.
— Желательно. Это повысит его ценность в глазах германской разведки.
— Ну что же, — чуть подумал генштабист, — я согласен.
Глава 8Маршрутник
«10 мая 1942 г.
Совершенно секретно
Командирам подразделений войск по охране тыла Красной армии Западного фронта Копия: Начальнику Особого отдела НКВД Западного фронта.
Согласно ориентировке НКВД СССР N 1825/Б от 15.04.42 разыскивается агент германской разведки Шкель, он же Соловьев, 1918 г. р., уроженец города Ленинграда, образование среднее, в прошлом член ВЛКСМ, кандидат в мастера спорта по борьбе.
Отец Шкеля (Соловьева), геолог, в 1937 г. осужден как враг народа, мать проживает в Ленинграде.
Сам объект в начале войны, являясь старшиной Красной Армии, перешел с оружием в руках на сторону немцев. Осенью 1941 г. окончил Минскую школу Абвера.
Три или четыре раза, в том числе старшим группы, забрасывался в тылы Западного и Калининского фронта для выполнения разведывательных и диверсионных заданий. За их успешное выполнение германским командованием награжден серебряной медалью.
Зимой 1942 г. при возвращении из очередного задания подорвал на рокадной дороге штабной автомобиль, захватив оперативные документы, а при переходе линии фронта убил двух бойцов передового охранения.
В совершенстве владеет стрелковым оружием и приемами рукопашного боя, знает немецкий язык. Особо опасен при задержании.
Словесный портрет: рост — средний; фигура — плотная; волосы — темные; лоб — высокий; глаза — карие; лицо — продолговатое; брови — густые дугообразные; нос — тонкий, прямой, с горизонтальным основанием. Особая примета — металлическая коронка слева в верхней челюсти.
Начальник войск по охране тыла Западного фронта полковник Сухарев».
Постукивая колесами на стыках, скорый поезд Минск-Берлин мчался сквозь густые пущи и леса к столице Рейха. За затемненными окнами синела летняя ночь, по небу плыла желтая луна, в конце состава гремела бронированная платформа с зенитными пулеметами.
В мягком купе одного из вагонов сидел на диване Вольф, потягивая из плоской фляжки мартель[95] и дымя египетской сигаретой. Напротив, за задернутой шторой похрапывал сосед — интендантский полковник.
Майор был экстренно вызван в штаб «Валли-1» и терялся в догадках, чем это вызвано. Его школа под Минском работала исправно, поставив на поток выпуск нужных кадров, провалов было не больше, чем в других разведшколах, и совесть Вольфа на этот счет была чиста. Тем не менее вызов настораживал, в главную штаб-квартиру Абвера начальников его уровня приглашали не часто.
Сделав еще глоток, майор завинтил колпачок фляжки, загасил окурок в пепельнице и, раздевшись, улегся спать — утро вечера мудренее. Состав чуть покачивало, на столике позвякивала ложечка в подстаканнике, обстановка располагала к спокойствию.
Хмурым утром (накрапывал дождь) состав втянулся под кованые своды Лертского вокзала на берегу Шпрее. Вольф распрощавшись с попутчиком, вышел на перрон, где, наняв такси, назвал шоферу адрес.
— Слушаюсь, господин майор, — включил тот счетчик, машина плавно тронулась с места.
— И часто случаются бомбежки в городе? — проводив взглядом мелькнувшие за окном развалины жилого дома, спросил сидевший позади Вольф.
— По ночам иногда случаются, — ответил, глядя вперед, шофер.
— И кто прилетает?
— В основном русские. Бывают и американцы на своих летающих крепостях[96], но реже.
На очередном перекрестке автомобиль встал на красный свет. Перекресток, чеканя шаг, пересекала колонна солдат с винтовками и ранцами за спиной, над колонной неслась песня:
Перед казармой,
Освещая двор,
Столб стоял фонарный —
И там он до сих пор.
У фонаря когда-нибудь
Мы встретимся — ты не забудь —
Как встарь, Лили Марлен.
Как встарь, Лили Марлен![97]
— под грохот кованых сапог бодро орали молодые голоса, и эхо, отражаясь от стен, улетало в серое небо.
Доехали до Тирпиц-Уфер, майор расплатился, дав таксисту на чай. Прихватив желтой кожи портфель, вошел во двор штаб-квартиры с зеленеющими у ограды каштанами, вдоль которой прохаживался часовой с карабином, поблескивая штыком. Предъявив охране на входе удостоверение, вошел в пустынный холл, поднялся ступенями на нужный этаж (там документы проверили вторично) и вошел в приемную полковника Бауна, доложив адъютанту о прибытии.
— Одну минуту, — проследовал тот за высокую дверь тамбура и тут же вернулся: — Проходите, господин майор.
Полковник, сидевший за полированным столом, с кем-то беседовал по телефону, он сделал знак Вольфу — присаживайтесь.
Тот, сняв высокую фуражку, молча прошел вперед иуселся за приставной сбоку.
Со стены за спиной начальника на него пучеглазо взирал фюрер в парадном мундире, на столе перед Бауном лежала серая номерная папка, на обложке с несколькими синими штемпелями значилось «Агент Макс».
«Вот оно что», — мелькнуло в голове майора, и он напрягся. Папка могла означать лишь одно: агент провалился или, много хуже, перешел на сторону врага. После выпуска Макс был отправлен в Смоленскую прифронтовую абверкоманду, но отвечать ему — Вольфу. Перед глазами забрезжил Восточный фронт (майор поежился).
Между тем начальник опустил трубку на рычаг:
— Здравствуйте, Генрих. Как добрались?
— Спасибо, господин полковник, нормально.
— Партизаны в пути не досаждали? Знаю, в Белоруссии их немало.
— Нет, поезд шел под усиленной охраной.
— Ну что же, тогда перейдем к нашим баранам, — уставился на Вольфа прозрачными глазами. — Вы помните курсанта с псевдонимом Макс?
— Как же, хорошо помню. Он выпустился у нас в марте.
— Что можете о нем сказать?
— Обладает высоким интеллектом, знает наш язык, хорошо осваивал учебную программу, досконально освоил работу с рацией. Перед выпуском прошел жесткую проверку.
— Недостатки?
— Таковых не отмечалось, господин полковник.
— Получается, был примерный курсант?
— В период обучения — да, — кивнул безукоризненным пробором начальник школы.
— Слишком уж всё хорошо складывается, — откинулся в кресле Баун.
— Не понял? — сглотнул слюну Вольф.
— А вот оцените сами, — встав, стал расхаживать по паркету. — После выпуска абверкомандой «109» Макс был заброшен с напарником под Ярославль. Оттуда оба добрались до Москвы, где, легализовавшись, приступили к выполнению задания. На сегодня ими организована резидентура[98] и проведены две серьезные диверсии. А еще ведется наблюдение за военными перевозками на Октябрьской железной дороге, о чём поступает заслуживающая внимания информация.
— Тогда в чём вопрос?
— Двое суток назад от Макса поступила шифровка, он внедрился в Генеральный штаб РККА младшим офицером связи, — остановился напротив Баун. — Что скажите на это?
— Блестящая работа, — порозовел лицом Вольф.
— А вот у меня по этому поводу возникли сомнения, Генрих, — наклонился к нему полковник. — Не водят ли нас чекисты за нос?
— Вы думаете перевербовка?
— Чем чёрт не шутит, — вернулся за стол начальник «Валли». — Слишком уж всё гладко, — уселся в кресло. — С кем из курсантов школы близко общался Макс?
— Особо ни с кем, разве что с курсантом Скифом.
— Это тот, что был награжден медалью за выполнение задания?
— Совершенно верно, господин полковник.
— Где он сейчас?
— Продолжает у меня службу в качестве инструктора подрывного дела.
— Хорошо. А теперь слушайте меня внимательно…
…Погожим июльским вечером по шоссе со стороны Клина в Москву катила, гремя обшарпанными бортами, военная полуторка. Рядом с шофером в кабине сидел крутоплечий сержант в пилотке и х/б[99], с медалью «За отвагу» на выцветшей гимнастерке. Это был Скиф.
— Через километр находится КПП[100], а там проверка документов, — покосился на него шофер, — так что извини, браток, придется сойти.
— Нет вопросов, друг, спасибо, — блеснул фиксой[101] пассажир.
Полуторка, замедлив ход, остановилась на обочине. Сержант, прихватив вещмешок и небольшой саквояж, спрыгнул с подножки и помахал шоферу вслед. Затем огляделся по сторонам, переходя шоссе, ходко пошагал к городской окраине. Она была пыльной, улицы застроены одноэтажными домами, по ним шли люди, изредка проезжали телеги и автомобили с грузами.
Свернув к трамвайной остановке, сел в переполненный вагон и после нескольких пересадок сошел у Курского вокзала. Миновав площадь, вошел под высокие своды, потолкался среди пассажиров и спустился в багажное отделение, где сдал саквояж в камеру хранения, получив взамен квитанцию.
Оттуда направился в буфет, заказав там сто грамм водки и две котлеты в тесте, перекусил у стойки. Затем покинул заведение, выйдя из здания вокзала, снова пересек площадь и присел на одну из скамеек в ближайшем сквере. Сняв с плеча вещмешок, поставил рядом, закурил и пустил вверх струйку дыма.