Спустя короткое время из зафронтовой резидентуры в Риге была получена шифровка о прибытии туда специально оборудованного транспортника «Арадо» с повышенными летными характеристиками и экипажем из германских асов.
В ночь с 5 на 6 сентября служба воздушного наблюдения доложила о пересечении линии фронта однотипным самолетом, который был обстрелян в районе Можайска и совершил вынужденную посадку.
Спустя трое суток его вместе с экипажем обнаружила и захватила поисковая группа НКВД при участии взвода Борисова, а входе допроса на месте выяснилось, что в направлении Ржева отправились два диверсанта в советской форме (мужчина и женщина) на мотоцикле «цундап» с коляской, которых задержали вблизи села Карманово.
Мужчина был в форме майора НКВД и с удостоверением личности на имя заместителя начальника отдела контрразведки «СМЕРШ» 39-й армии 1-го Прибалтийского фронта Таврина, а женщина представлялась младшим лейтенантом Шиловой, его сотрудницей.
При обыске у них были обнаружены семь пистолетов, радиостанция, реактивное переносное оружие «Панцеркнакке» и снаряды к нему, специальная мина, ручные гранаты, 428 тысяч рублей советских денег, 116 печатей и штампов, а также десятки различных бланков, обеспечивающих изготовление многих советских документов.
Диверсантов тут же доставили на Лубянку, где с ними началась кропотливая работа…
Автоматчики оцепили немцев, все сделали свои дела, и колонна двинулась дальше. В Березино въехали спустя час, когда солнце поднялось из-за зубчатых лесов, уходящих к далекому горизонту.
Поселок казался небольшим, частично разрушенным и покинутым, за исключением зенитной батареи на берегу. Там, у моста, капитан предъявил пропуск, под колесами громыхнул настил, переехали на другую сторону и по проселку углубились в сосновый бор. Спустя несколько километров песчаная дорога сошла на нет, остановились.
— Дальше пешком, — выключил зажигание Лесик. Стало слышно, как потрескивает, остывая, мотор, в открытые окна вливался душистый запах хвои, где-то по дереву дробно стучал дятел.
Выгрузились. Борисов дал команду пересчитать немцев, узкой тропой по двое углубились в густую чащу леса. Вброд перешли неглубокий ручей, через километр по деревянной кладке — мшаное болото, вышли на усеянную иголками поляну с вековыми соснами. Под ними виднелось несколько крытых дерном землянок и наполовину врытое в землю строение из жердей.
— Бывший партизанский лагерь, — обернулся назад разведчик и громко свистнул. Словно ниоткуда на поляне возникли трое в пятнистых маскировочных халатах и с автоматами наизготовку.
— Как обстановка? — спросил Борисов, когда подошли ближе.
— Нормально, товарищ капитан, — приложил руку к капюшону старший. — Кругом покой и тишина, словно и войны нету.
В одной из землянок их дожидалось обмундирование вермахта и предметы экипировки с оружием, во второй землянке — ящики и мешки с продуктами. Прибывшие из Москвы переоделись (немцам выдали по три патрона на ствол и гранаты без запалов), выставили охранение, занялись обживанием лагеря.
— Ну, давай обратно в Минск, Николай, — пожал руку Лесику Эйтингон. — Доложи кому надо, мы на месте, можно начинать работу.
На следующий вечер Демьянов отправил из штаба 1-го Белорусского шифровку за линию фронта. «В районе Березины скрывается остаточная немецкая группировка, численностью до двух тысяч человек, потерявшая связь с командованием и испытывающая острую нужду в продовольствии с боеприпасами».
Спустя неделю он получил ответную, в которой предлагалось установить с группировкой контакт, в целях оказания нужной помощи и высылки радиста. Завязался радиообмен, по результатам которого в первых числах сентября ночью над лесным массивом появился двухмоторный транспортный «Арадо», сбросивший на сигнальные костры у озера Песочное, в километре от лагеря груз и трех парашютистов.
На земле их приняли бойцы ОМСБОНА во главе с Борисовым и Маклярским, всех «гостей» без боя задержали, у одного оказался коротковолновый передатчик. Вместе с грузовыми контейнерами доставили в лагерь, где радистом занялся Эйтингон.
После часа интенсивной работы с ним унтер-офицер Курт Киберт дал согласие на сотрудничество, которое тут же и оформили подпиской, и на следующие сутки Киберт под контролем Абеля вышел в эфир, сообщив немецкому командованию о благополучном приземлении и получении адресатом груза.
Между тем в Берлине о наличии крупной группировки вермахта в тылу Красной Армии доложили самому Гитлеру.
Летом 44-го группой заговорщиков во главе с генералами Беком и фон Тресковом на фюрера было совершено покушение. После чудовищного взрыва, после которого фюрер лишь чудом уцелел, здоровье его изрядно подкосилось. Рейхсканцлер паралитично дергал головой, часто впадал в истерики и плохо владел одной рукой.
Заговорщиков арестовали, во время обысков были обнаружены их дневники с перепиской, вскрылись предыдущие планы переворота и убийства фюрера, начались повальные задержания упоминаемых там лиц. В результате, по решению суда были казнены двести офицеров и чиновников, в том числе один фельдмаршал, девятнадцать генералов, двадцать шесть полковников и девять дипломатов. Оказался в этом списке и адмирал Канарис, у которого обнаружили дневниковые записи, подтверждавшие его сотрудничество с британской разведкой.
Большинство осуждённых, по личному приказу Гитлера, казнили не на гильотине, как гражданских преступников, и не через расстрел, как военных, а вешали на рояльных струнах, прикреплённых к крюку мясника на потолке в тюрьме Плётцензее (чтобы подольше мучились).
Несмотря на все эти события, фюрер оставался достаточно активным, строил планы тотальной войны[125] и весьма озаботился белорусской группировкой, планируя развернуть в соединение и использовать для партизанских действий в русском тылу.
Для этого в ставку был вызван главный специалист рейха по специальным операциям, оберштурмбанфюрер СС Отто Скорцени[126]. Это был двухметровый детина со шрамами от дуэлей на лице, из которого геббельсовская пропаганда сделала героя нации.
Единственной удачно проведенной им операцией под кодовым названием «Дуб» было похищение в 1943-м году итальянского дуче Муссолини[127], находившегося после свержения в заключении в горах, куда группа Скорцени десантировалась на планерах.
Охрана сдалась без боя, и дуче под овации доставили в Берлин.
Последующие же три операции герой нации успешно провалил.
Так операция «Длинный прыжок» по убийству на переговорах в Тегеране Сталина, Черчилля[128] и Рузвельта[129] была раскрыта советской разведкой с ликвидацией связников Скорцени и немецкой резидентуры; операция «Гриф» по захвату генерала Эйзенхауэра[130] закончилась уничтожением диверсионной группы американцами; не удалась и попытка уничтожения лидера югославских партизан Иосипа Броз Тито[131].
— Отто, — шаркая ногами, подошел Гитлер к вытянувшемуся оберштурмбанфюреру. — Вам поручается особое задание по снабжению наших героев, сражающихся в русском тылу, всем необходимым для проведения терактов и диверсий с последующим выводом их на нашу территорию. Весьма надеюсь на вас, — глядя снизу вверх, похлопал по плечу.
— Будет сделано, мой фюрер! — выбросил Скорцени руку в нацистском приветствии и щелкнул каблуками.
С этого момента операция, получившая у немцев название «Волшебный стрелок», стала набирать обороты: командиру «партизан» Шерхорну присвоили звание полковника, о чём уведомили по рации, а ночные сбросы грузов и диверсантов для отряда стали проводиться регулярно.
На земле их принимали оперативники НКВД со всеми вытекающими последствиями, а в Берлин уходили шифровки об успешных боях с тыловыми частям Красной Армии, выведении из строя линий связи, захвате пленных и даже подрыве воинского эшелона.
Чтобы убедиться в достоверности поступающих сведений, Скорцени произвел в район действия отряда негласную выброску нескольких своих десантников, но та была обезврежена чекистами на подходе с перевербовкой старшего и отправкой им радиограммы: «Проверка проведена, достоверность действий подтверждаем».
Всё то время, пока оберштурмбанфюрер доставлял грузы, «солдаты Шерхорна» пробивались на запад. По пути они «неоднократно вступали в бой с тыловыми частями РККА, проводили диверсии, брали пленных, собирали «неоценимую» разведывательную информацию».
Это требовало огромной работы по подготовке косвенно подтверждающих легенду данных. Такими были заметки в газетах «о ликвидации бандформирований в тылу», приказы по войскам охраны тыла об усилении бдительности, сообщения в Абвер местной агентуры и многое другое.
К зиме 1944 года разросшийся «отряд Шерхорна» разделился на три колонны, и гитлеровцам пришлось опекать уже три боевые группы. Немецкие радисты постоянно засекали переговоры их между собой и просьбы о помощи (в поте лица трудились радисты на Лубянке). «Шерхорн» продолжал принимать грузы и агентов.
В декабре в расположение части выбросились четверо агентов — этнические белорусы, прошедшие подготовку в «абвер-команде 103», обладающие сведениями о местной агентуре. С выходом ложных отрядов к границам Польши стали прибывать агенты-поляки. Большинство «успешно внедрились», начав «поставлять информацию и проводить диверсии».
Командование вермахта высоко оценило мужество бойцов Шерхорна. В одном из контейнеров чекисты обнаружили многочисленные награды с незаполненными бланками. Сам полковник приказом фюрера от 16 марта 1945 года был награжден Рыцарским Железным крестом.
Однако в самом начале столь успешно проводимая Лубянкой игра едва не провалилась.