Особого воодушевления речь Тарика не вызвала, но в него снова поверили, как в командира. Он важно взглянул на часы. Пока электронный ключ от взрывателя был у него, его слов никто не мог оспорить.
– Время переустановить таймер. Скажите о моем решении тем, кто охраняет грузовик. – И, не слишком торопясь, чтобы не потерять достоинство, пошел к самолету.
Двое боевиков остались на складе, третий побежал сообщить остальным изнывавшим от неведения соратникам решение Тарика.
– Я поняла, что произошло и что произойдет, – проговорила Ружана, тронув руку Омара, – они уйдут после захода солнца, а нас оставят здесь. Просто закроют на складе. Зачем им лишние люди в дороге? Никто не заплатит за меня выкуп, а журналист «Аль Джазиры» ничем перед ними не виноват, им невыгодно портить отношения с телекомпанией.
– Если так случится, это не так уж и плохо.
– Но мы уцелеем в том случае, – уточнила женщина, – если самолет не взорвется, если американцы успеют его разминировать.
– О другом я не хочу и думать.
– Я тоже, но приходится. Однако после этого, если все пройдет хорошо, нашими врагами станут не боевики, – зашептала Ружана, – а американцы.
– Я с ними договаривался легко. Прессу они уважают.
– Им не нужны свидетели, военные – это одно, спецслужбы – другое. – Ружана смотрела в пол. – И вообще, мы думаем, строим планы, а от нас уже давно ничего не зависит. Все решили за нас и даже не посчитали нужным сказать, что именно решили.
Ветер гнал, пересыпал песок, его уже порядком намело в укрытие под сухими стеблями. Бондарев поднялся к краю углубления, лег рядом с Алексеем, наблюдавшим за складами и самолетом.
– Ну, что ты высмотрел? – спросил он так, словно речь шла о чем-то простом, вроде рыбалки или охоты на уток.
– Я знаю о них все. – Украинский летчик чувствовал себя достаточно уверенно.
Клим слегка улыбнулся.
– Интересно будет послушать…
– Теперь они ставят часовых только по двое.
Бондарев одобрительно кивнул:
– Они стали учитывать наше присутствие. Боятся нас, и это плохо – противника лучше брать не подготовленным к нападению. Дальше.
– Я сосчитал, сколько их осталось, – девять человек.
– Правильно, а заложников?
– Двое или трое.
– Двое, – уточнил Бондарев, – женщина и араб. Это все, что ты понял?
– Достаточно.
– Уверен?
– Не знаю, – слегка растерялся украинский летчик.
– Восемь их, девять или десять – не так существенно. Они все равно вооружены лучше нас, и их значительно больше, – Бондарев говорил мягко, так, чтобы Алексей не потерял веру в себя. – В любом случае, пока они здесь, захватить самолет мы не можем. А это единственное место, куда они потом не сунутся с оружием – побоятся взрыва. На сколько времени выставлен таймер бомбы?
Алексей озабоченно тер виски:
– Откуда мне знать?
– Два часа, – настолько уверенно, будто сам устанавливал отсчет времени, произнес Клим, – именно с таким интервалом стал наведываться в самолет тот боевик, кого Иса оставил вместо себя командиром.
– Об этом я не подумал. Как ты думаешь, что они собираются делать?
– Уйдут, когда совсем стемнеет. Машины у них есть.
– А самолет?
– Оставят заминированным в надежде, что американцы не успеют отыскать бомбу.
Пилот приподнялся на локтях, всмотрелся в родной «Ан-24», к которому шел Тарик.
– Надо засечь время, и мы будем знать, когда взорвется бомба.
– Наверняка она не лежит на виду, а надежно спрятана. Добраться до нее можно не так уж быстро. Засекай время – когда он выйдет из самолета, от него и поведем новый отсчет, прибавив половину от того, что боевик пробудет внутри. Больше чем на пару минут не ошибемся.
– Вот если бы мне оказаться внутри, – сказал Алексей. – Я знаю в самолете каждый уголок.
– Беда в том, что боевик их не знает, и спрячет в таком месте, о котором ты вспомнишь в последнюю очередь.
После того как Тарик вернулся на склад, в лагере боевиков началось движение. По одному иракцы выходили из ворот – они таскали упаковки воды, ящики с провизией к другому зданию, в котором стоял грузовик.
– Ты прав, они готовятся к отходу, – признался Алексей, – но почему им просто не перегнать грузовик поближе?
– А ты подумай. – Бондарев перевел взгляд в небо.
– Опасаются, что за ними следят со спутника.
– И правильно делают.
Тарик стоял у ворот и в бинокль разглядывал небо, он медленно поворачивался, замирал, а затем вновь вел бинокль. Руки его чуть дрогнули, на губах появилась улыбка, он отыскал то, о чем подозревал. Высоко в выцветшей голубизне неба парил беспилотный самолет-наблюдатель. Невооруженным взглядом его можно было принять за птицу.
«Сбить? – подумал он. – Не стоит. Пусть думают, что я его не замечаю».
– Командир, переносную электростанцию тоже грузить? – остановились возле него двое боевиков.
Тарик задумался, а затем распорядился:
– Нет, перед отходом мы заведем ее и включим освещение. Пусть думают, что мы все еще здесь. Поставьте ближе к выходу и подключите прожектора.
Подхватив картонный ящик, боевик пошел к складу, где стоял грузовик. Часовые торчали у самых ворот, тут хоть и было жарче, но зато можно было дышать свежим воздухом. Своих иракцы уже похоронили, а трупы врагов лежали завернутые в пленку под самой стеной, их лишь слегка присыпали землей.
– Когда выступаем? – спросил у боевика часовой.
– Командир не говорит.
– Если не приказал закопать трупы, значит, скоро, – и он с надеждой посмотрел на солнце, клонящееся к западу. – Еще будете носить?
– Нет, это последний ящик.
– Напомни нашим, чтобы со сменой не задерживались, надоело здесь стоять, да и запах тут… – боевик прикрыл нос ладонью.
– Химическое оружие хуже пахнет, – рассмеялся его товарищ. – Радуйся, что до сих пор жив остался.
На юге всегда темнеет быстро. Небо еще оставалось прозрачным, хоть в нем и зажглись первые звезды. Но внизу, у самой земли, уже сгущался сумрак, на фоне неба читался силуэт самолета, чернели низкие прямоугольники складов. Незадолго до этого всякое движение в лагере замерло.
– Пора подобраться поближе. – Клим Бондарев тронул за плечо Алексея.
– Еще светло. – Тот ладонью с сомкнутыми пальцами указал на небо. – Нельзя опоздать, – и он первым выбрался из убежища.
Бондарев не рисковал подниматься в полный рост. Автомат с двумя патронами в рожке и одним в патроннике он сжимал в руках перед собой и полз. Резких движений не делал, чтобы не поднять пыль. Алексей полз за ним следом. Пилоту казалось, что он сам слишком громко дышит, что тихий хруст сухих стеблей долетает до складов. Ведь он слышал негромкие разговоры боевиков. Но потом сообразил, что ветер дует ему в лицо и поэтому сносит звуки в пустыню.
Бондарев замер, приподнял руку. В воротах показался Тарик в сопровождении двух боевиков.
– Ждем? – спросил Алексей.
– Они не подойдут слишком близко, к тому же у них за спинами тарахтит электростанция. – Клим прополз с десяток метров, и тут вспыхнул прожектор, он еле успел прижаться к земле, свет бил прямо на него.
Из-под руки Клим глянул на пилота, тот лежал, распластавшись, неподвижно.
«Хорошо, если успел остановиться раньше, чем заметили…» – Клим глядел на идущего к самолету Тарика.
Свет прожектора слепил, бил в слезящиеся глаза. Наконец световое пятно дрогнуло, поползло по пустыне, осветило участок, прилегающий к тому месту, где стоял «Ан-24». Вновь земля под руками потемнела. Алексей без напоминания пополз вперед. Тарик уже был в самолете. Когда он вышел из него, Клим и украинский пилот подползли к самой бетонке.
– К самолету не подобраться, светло, – с сожалением произнес Алексей.
– Нам туда и не надо. Во всяком случае, сейчас. Их здесь много, а у нас три патрона на двоих. У самолета нас ждут. Нам туда, – Бондарев указал на склад с грузовиком, – там двое часовых.
Алексей растерянно посмотрел на Клима, когда тот сунул ему в руки автомат:
– Ты говорил, что неплохо стреляешь.
– Года два не тренировался.
– Такое умение не проходит со временем. Ровно через три минуты выстрели по прожектору. Максимум два выстрела на то, чтобы его погасить, и тут же уходи в сторону бункера, жди меня точно напротив склада с грузовиком, я тебя подхвачу по дороге.
– Но как…
Алексей замолчал – Клим, пригнувшись, перебежал бетонку, скатился с нее по другую сторону насыпи. Вовремя – свет прожектора вновь пробежал по полосе, вернулся к самолету. Украинский пилот улегся поудобнее, локоть упер в землю, прижался щекой к прикладу автомата. В прорези прицела горел прожектор. Свет расходился лучиками во все стороны. Алексей опустил взгляд на часы. Последние секунды уже отсчитывал про себя, а затем плавно прижал спусковой крючок.
– Есть! – вырвалось у него, когда погас прожектор и до слуха долетел звон стекла, он обрадовался, как ребенок, забыв на мгновение о приказе Клима тут же уходить с места.
Это могло обойтись ему дорого. Автоматная очередь ударила из ворот склада, в котором держали заложников. Два фонтанчика пыли поднялись над бетонкой. Алексей даже не успел сообразить, что делает, но уже откатился в сторону, продолжая сжимать автомат. Две последние пули легли точно в то место, которое он только что покинул. Алексей тут же изготовился выстрелить в ответ, но, подумав, снял палец с крючка и пополз вдоль откоса. Стреляли уже не только от склада. Пули свистели совсем близко.
Бондарев ждал, прижавшись спиной к открытой до половины створке ворот склада. Изнутри веяло сладковатым запахом разлагающейся плоти. Сперва прозвучал один выстрел из-за бетонки, и тут же погас прожектор.
«Молодец, Алексей».
Застучал один автомат, следом второй. Совсем близко захрустел песок под ногами. Из-за створки двери показался ствол автомата. Боевик выстрелил очередью. Клим рванулся к нему и, перехватив горячий ствол, подняв его, резко потянул к себе. Очередь ушла в небо. Боевик справился с ужасом, охватившим его в первые секунды нападения, он бросился вперед, куда и тянул его Клим, оба они оказались на земле. Напарник часового растерянно водил стволом автомата, пытаясь прицелиться. Его палец то был готов прижать спусковой крючок, то ослабевал. Клим и боевик катались по зе