Ведомый Сонни, сыщик проследовал в комнатушку, где хозяин кабака держал пустую тару. Все стены здесь были заставлены ящиками, бидонами и бутылками. Повсюду валялась упаковочная бумага, воняло прогорклым маслом и пылью. Свет поступал из коридора, окон в комнатушке не было.
– Зачем вы пришли? – шёпотом спросил Сонни.
– За сведениями. Ты слышал что-нибудь о похищении русского дипломата?
– Нет.
– Не дури. Отвечай начистоту.
– Клянусь здоровьем моей безвестной матери, я ничего не знаю.
– Мне что, отвезти тебя в управление?
Хозяин виновато понурился.
– Ну ладно… слышал. Но я не знаю, кто его украл.
– Что же ты слышал?
То, что его украли.
– И всё?
– Да.
Нисон положил ему руку на плечо.
– Сонни, мне нужно знать правду. Ты ведь не собираешься играть со мной в кошки-мышки, верно?
– Нет, не собираюсь. Но я правда ничего не знаю.
– А если я скажу, что видел на столе у шефа донос на тебя? Пиво водой разбавляешь, жулик, да ещё приторговываешь краденым барахлом. Ай-ай-ай, нехорошо.
Глаза кабатчика забегали.
– Это чьи-то наветы. Я никогда бы не осмелился…
– Это ты в суде будешь доказывать. – Нисон посильнее сжал его плечо. – Ты ведь чист перед законом, и готов сотрудничать с полицией, не так ли?
– Конечно, – пробормотал хозяин, облизнув губы.
– Тогда выкладывай, что болтают о похищении этого русского.
– Честное слово, офицер… – начал было кабатчик, но под взглядом сыщика сник и опустил глаза. – Я не могу, – тихо промолвил он.
– Чего не можешь?
– Не могу ответить. Это… выше моих сил.
– Вот как?
– Да. Поймите, если я скажу хоть слово, моя жена и дети умрут.
– А если не скажешь, то загремишь на пять лет. Выбирай.
– Лучше тюрьма, чем смерть близких.
Нисон пристально посмотрел на него и вдруг врезал ему кулаком под самое брюхо. Кабатчик скорчился от боли.
– Выкрутиться думаешь? – зашептал полицейский, схватив его за волосы. – Я тебе не зелёный юнец, чтобы на жалость брать. У меня тоже есть жена и дети, и они тоже хотят есть. И если ты не развяжешь свой поганый язык, то – видит бог – я упрячу тебя далеко и надолго, а ублюдков твоих отправлю в приют.
– Прошу вас, – заныл Сонни со слезами на глазах. – Не надо. Лучше убейте меня прямо здесь, но не трогайте детей.
– Колись, тараканья душонка, что тебе известно.
– Я только слышал, что… о, господи, как больно… слышал, что в этом деле был замешан Моравский. И что поляки рассорились с «Мёртвыми кроликами». Больше ничего. Клянусь!
– Из-за чего они рассорились?
– Не знаю… Не бейте меня! Я и так сказал всё, что знал.
– Ссора произошла до или после убийства Моравского?
– Не знаю… До… А может, после… Я не помню…
– А если я сейчас вставлю твои пальцы в дверную щель, это освежит тебе память?
Кабатчик вдруг упал на колени и разрыдался, обняв ноги Нисона.
– Пожалейте меня, лейтенант. Ради моей семьи. Ради нашей с вами дружбы.
Полицейский надменно взирал на него.
– Что это тебе взбрело в голову? Я с такими как ты дружбы никогда не водил. Ты – стукач, подвальная крыса, а я – офицер нью-йоркской полиции. Понимаешь разницу?
– Да-да, понимаю. Простите меня, офицер.
– Бог простит. А я прощать не буду. Запомни: я терплю тебя лишь до тех пор, пока ты мне полезен. Усёк? Не разочаруй меня, Сонни.
– Обещаю… Никогда… Будь я проклят, если…
– Вот-вот. О сатане вовремя вспомнил – он тебя давно поджидает. Но пока ты здесь, выкладывай, что знаешь. Мне нужно немного – всего несколько слов. Ну же, Сонни, возьми себя в руки. Ты увидишь – говорить правду легко и приятно. Попробуй хоть разок.
– Всем святым клянусь… – хныкал кабатчик. – Возьмите что хотите. Заберите дом и деньги. Но не спрашивайте об этом русском.
– Чего ты боишься, дружище? Неужели в этом городе есть дьявол хуже меня?
Сонни забился в беззвучных рыданиях. Съёжившись, он пытался обнять ноги офицера, но тот брезгливо отступал.
– Что-то ты совсем раскис, приятель. Чёрт с тобой, молчи. Всё равно ты ни на что не годен.
Он вышел в коридор. Перед ним в дверном проёме, ведущем на кухню, застыв от страха, стояло несколько посудомоек и маленький сынишка кабатчика. Несомненно, они слышали всё, что доносилось из кладовой. Оцепенение их длилось всего секунду. Потом мальчишка метнулся на улицу, а женщины поспешно вернулись к своим занятиям. «Скверно, – подумал следователь. – Теперь щенок разболтает о нашем разговоре».
Он вышел из пивной и втянул носом пропахший гарью воздух. Надо было уносить ноги. Скоро сюда явятся крепкие ребята Джона Морриси – вожака «Мёртвых Кроликов». Ох и влетит же от них Сонни! Ну да поделом – хватит жрать из двух кормушек.
Нисон окинул подозрительным взором окрестности и зашагал прочь. Под ногами его расплёскивалась грязная жижа, над головой коптили дымоходы, а по сторонам тянулись бесконечные деревянные строения с прогнившими стенами и разбитым стёклами. Из приоткрытого окна в одной из этих развалюх хор нетрезвых мужских голосов тянул знакомую до боли песню, которая со времени битвы пятьдесят седьмого года превратилась в своеобразный гимн «Мёртвых кроликов».
Они дрались субботней ночью,
сходились, рвя друг друга в клочья.
Газеты описали драму;
Стреляли, резали, крушили,
и кипяток нещадно лили
В бою за берег Иордана.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через Байяр никогда не прошла.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через квартал ни в жизнь не прошла.
Четвёртого июля в ночь
они старались превозмочь
Друг друга; был составлен план.
Кого-то ранили, иных убили,
немало крови там пролили
В бою за славный Иордан.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через Байяр никогда не прошла.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через квартал ни в жизнь не прошла.
Тенистой улицы бойцам
с подмогой мусора явились,
Приказ такой был сверху дан;
Дубины, пули, кирпичи летали,
и жатву смерти собирали —
Трудна дорога в Иордан.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через Байяр никогда не прошла.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через квартал ни в жизнь не прошла.
Ряды полиции сомкнулись,
но Кролики лишь усмехнулись,
И в новый бой вступили рьяно;
Швыряли камни, кирпичи,
ужасный стон стоял в ночи.
Враг отступил от Иордана.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через Байяр никогда не прошла.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через квартал ни в жизнь не прошла.
Сраженье кончилось, оно
лишь помраченье принесло одно,
Намёк во снах был людям дан:
Как чёрт на палках разбитной
бродил по тёмной мостовой
Всю ночь, волнуя Иордан.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через Байяр никогда не прошла.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через квартал ни в жизнь не прошла.
С приходом дня, едва просохла кровь,
они сошлись на битву вновь,
Лицом к лицу стояли там.
Пришли солдаты и без промедленья
Рассеяли столпотворенье,
Прогнав и Кроликов, и Птиц за Иордан.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через Байяр никогда не прошла.
Сбросим шинели, засучим рукава,
Чтоб мразь через квартал ни в жизнь не прошла.
«Чёрт побери, – мысленно ругался Нисон, идя по направлению к церкви святого Георгия. – Что за дерьмо тут творится? Кажется, этим русским занимались очень серьёзные парни, иначе Сонни не трясся бы так, да и ирландец был бы более уступчив. А может, они в самом деле ни хрена не знают? Ерунда. Сонни сказал, что «Кролики» расплевались с поляками… С чего бы это? Не поделили добычу? Возможно. Наверно, из-за этого и замочили Моравского. Что же делать? Позарез нужен новый стукач. Желательно, из поляков. И не из болтливых. А то сразу разнесётся слух, что я копаю под «Кроликов». Впрочем, он и так разнесётся – пацан постарается… Значит, мне нечего терять. Так же как и Сонни».
Обмозговав своё положение, Нисон решил вернуться в управление и пошарить там в картотеке. Наверняка найдётся человек, висящий на крючке у полиции. Можно заставить его сливать информацию. Если только… Нисон усмехнулся. Если только Гаррисон уже не перехватил его.
В управлении, однако, его ждал сюрприз. Гаррисон сам заявился к нему.
– Как продвигается следствие? – спросил он.
Нисон отвлёкся от проглядывания карточек на своём столе и поднял на него глаза.
– Так себе. А что?
Гаррисон уселся на стул, потёр живот.
– Ко мне сегодня явился этот русский. Рассказал о своих подозрениях насчёт поляков.
– Чёртов сукин сын, – усмехнулся Нисон. – Никак не угомонится.
– Мы с ним навестили гамбургского посланника герра Шлайдера. Ты слышал о нём? Это агент южан в Вашингтоне, а заодно – деловой партнёр Моравского. – Гаррисон вопросительно посмотрел на коллегу.
– Нет, не слышал. А почему ты взял с собой русского?
– Он мог пригодиться мне… И пригодился. Во всяком случае, немец оказался куда словоохотливее, чем можно было ожидать от дипломата. Изложил нам свою версию событий. Хочешь услышать?
Нисон пожал плечами.
– Зачем?
– На тот случай, если похищение русского и убийство поляка связаны между собой.
– Ты думаешь, они связаны?
– Не знаю. Но логика русского мне близка.
– Что ж, валяй. Я тебя внимательно слушаю.
– Э нет, дружище. Прежде ты мне скажи, что нащупал по своему делу.