в Крым; или бы, оставя там свои семейства и скот, набеги чинить здешний край на отвлечение едисанов, джамбуйлуков и части едичкулов, кои между едисанами на Чубурах кочуют, держащихся еще нашей стороны, а они, внимая таковые слухи за невероятные, также мысленно колеблятся».
Сколь опасны такие колебания, способные разжечь мятеж ногайских орд, Екатерина оценила немедленно. К границам Крыма придвинулась российская армия. Благодаря огромным стараниям бригадира Бринка, убеждающего ногайских мурз и беев в необходимости избрания крымским ханом Шагин-Гирея, а также подаркам и щедрым выплатам, калга-султан был заочно, на кубанской стороне, возведен на ханский престол! Не теряя времени, он пишет в начале ноября секретные письма влиятельным крымчакам, противникам Девлет-Гирея, ширинскому бею, ширинскому Гемир-Газе мурзе, Абувели-паше, мансурской фамилии Касай-мирзе и Галим-Гирей султану, в которых уведомляет о своем скором приезде и о том, что князь Александр Александрович Прозоровский с пятидесятитысячным войском прибудет в Перекопскую крепость. Потому всем им, его сторонникам, явиться к князю с войском и поддержать его, Шагин-Гирея, как признанного хана.
Путь русского корпуса из Малороссии, от Александровской крепости и из бывшей Запорожской Сечи, где размещался, был долог. Затруднили продвижение неожиданно ударившие морозы. Лишь на исходе ноября Прозоровский занял Перекоп. Бригадир Бринк вел свои полки с Кубани, охраняя и свиту Шагин-Гирея, рвавшегося в Крым. Между тем о приближении русской армии узнал Девлет-Гирей. Когда же корпус разместился в Перекопской крепости и близлежащих селениях и стало известно о подметных посланиях Шагин-Гирея, извещавших о его возвращении на родину в качестве хана, Диван и сам Девлет-Гирей, встревоженные угрозой нападения русских, обратились к командующему корпуса за разъяснениями. Их успокоили, что корпус разместился тут временно для решения некоторых проблем.
Еще в ночной час, совершая намаз в дворцовой мечети, он слышал, как гудел за стенами злой северный ветер, как за окном постанывала старая сосна, посаженная еще давним пращуром. А после молитвы он больше не сомкнул глаз, размышляя о выходке русской царицы, столь неожиданно приславшей в его страну свои войска. Безусловно, это прямо нарушало Трактат о мире, который и она, и султан ратифицировали, предоставив Крымскому ханству полную независимость, признав халифство Абдул-Гамида как лидера всех магометан. Лазутчики сообщили ему о приближении несметных сил неверных заранее, и каймакан Ор-бей султан увел татар с Перекопа, забрав весь скот и провиант. Но что он, Девлет-Гирей, законно избранный Диваном хан, мог противопоставить русскому генералу? Только помощь султана, его янычары и фрегаты способны остановить гяуров от посягательства на Крым. Цель Екатерины, как твердо полагал он, не в захвате ханских земель, что привело бы к столкновению с Портой, а свержение неугодного ей хана. И эта обрусевшая немка уже наметила, кто будет куклой в ее руках, кто отвернет крымцев от османов и станет вассалом России на юге. Это, конечно же, подлый Шагин-Гирей!
– Да покарает тебя всемогущий Аллах, изменник и враг моего народа! – в сердцах воскликнул Девлет-Гирей, вставая с кожаного диванчика в своем кабинете и направляясь в зал заседаний, куда ровно в полдень он пригласил представителей татарских родов, чтобы объявить о сборе войска.
Хотя в Хан-Сарае и топили печи во весь жар, в переходах, в большом зале было довольно прохладно, и Девлет-Гирей почувствовал, как стали неприятно зябнуть пальцы, и приказал бешлею-охраннику принести рукавицы из козлиной шерсти.
При вхождении хана в малый зал, радужно освещенный витражами, приглашенные встали и преклонили головы. Девлет-Герей, в теплом халате, украшенном парчовыми вставками и расшитом золотой нитью, в бархатной татарской шапочке, очень идущей ему, строго окинул взглядом собравшихся и, нахмурившись, разрешил всем садиться. Гнев от того, что его воле не подчинилось большинство беев и мурз, присягавших на верность и ратовавших за него при низвержении Сагиб-Гирея, перехватил горло спазмом. И после молитвенного приветствия эфенди он еще долго молчал, точно бы слушая, как разгулялась на дворе метелица.
– Вот, даже погода гяурская, противная земле нашей, – с усмешкой произнес наконец Девлет-Гирей. – Полтора года назад вы, сиятельнейшие мурзы и беи, избрали меня своим ханом. И я все делал для того, чтобы ваши чаяния и намерения, связанные с новым устройством жизни в государстве, с благом всех татар, были выполнены. Смута между родами и фамилиями пошла на убыль. Торговля с Портой оживилась. В мечетях, как никогда прежде, много людей… Вам есть в чем-то упрекнуть меня? Говорите открыто. Мне это важно знать.
И снова в малом фонтанном зале стало так тихо, что донеслось до слуха вкрадчивое журчание воды, которое тут же заглушили нахлесты вьюги по дворцовым витражам.
– Почему же тогда на мой ханский призыв, в эту немилостивую для страны пору, многие не явились? Эти безумцы готовы снова сменить своего правителя! Но суть, мои достоуважаемые братья, в том, что эти нечестивцы помышляют только о собственных выгодах. Они готовы продаться русским, как это сделали орды ногайцев. За большие деньги из казны гяуров их мурзы и аги объявили, рассудок отказывается в это поверить! – Девлет-Гирей задохнулся от негодования. – Они объявили крымским ханом бывшего калгу-султана. Златолюбцам и продажным рабам все равно, что будет в ханстве. Их устраивает любой правитель, лишь бы им было хорошо… И я поднимаю меч и на этих отступников от веры нашей, и на самозванца-хана, и на русских захватчиков! И намерен сам сесть на коня и вести в бой славных потомков рода Гиреева! Надеюсь, что наши братья из других ветвей татарского древа встанут рядом во имя Аллаха и Крымского ханства!
Мурзы взволновались, послышались приглушенные голоса. Представитель мансурской фамилии Аслан-Али, одетый в медвежий бешмет, с длинным кинжалом на поясе, обратился к хану, сверкнув глазами:
– О, почтенный и великий наш владыка! Пусть не смущает тебя, что здесь не все из мурз, кто готов умереть за тебя. Непогода и снег на перевалах не позволил иным приехать в Бахчисарай. Но они выставят свои силы для борьбы с русскими! В назначенный тобою день приведут своих воинов… Да, есть среди людей нашей фамилии отщепенцы. Я не вижу здесь ни Касай-мурзы, ни его старшего брата бея, ни Селим-Шаха мурзу. Мне стыдно за них, клянусь Аллахом!
– Спасибо, Аслан-Али, за слова поддержки, – отозвался хан. – Рядом с тобой я вижу других мансурцев. И за это отплачу вам милостью! А с ширинскими мурзами, которые посчитали не обязательным явиться в ханский дворец, пути наши еще пересекутся…
Эфенди и улемы, присутствовавшие на совещании, члены Дивана предложили хану для того, чтобы успеть собрать войско и отсрочить продвижение захватчиков по Крымской земле, обратиться к Прозоровскому с отдельным посланием от правительственных чиновников.
– Оно уже подготовлено, – сообщил седобородый кадиаскер.
Девлет-Гирей, стянув с рук шерстяные рукавицы, нетерпеливо кивнул верховному судье. Тот, далеко отнеся руку с листом бумаги, стал читать суровым тоном, точно бы приговор.
– Светлейший князь! Двор Порты Оттоманской и двор Российский заключили между собою вечный мир, который со стороны Крымской области нимало не нарушен, и его всегда свято почитаем, но вы в противность оного, с толикою армиею, в Перекоп прибыли и далее внутрь фамилии здешнего народа приближаетесь, чем Крымскую область привели в великий страх.
– Надо ли так писать? – засомневался Девлет-Гирей, искривив губы.
– Это официальный документ, – пояснил брат-калга, Шабаз-Гирей. – Пусть знает, что вызывает у народа чувства неприятные.
Приняв молчание хана за согласие, верховный судья продолжил:
– Правда, что вы оный трактат также почитаете, однако ежели вы хотите договариваться с вашими приятелями, то, не вступая внутрь фамилии здешнего народа, остановитесь в Перекопе, откуда и чините с нами договоры, чего ради и письмо сие, для изъяснения написав, к вашему сиятельству посылаем… Далее – подписи наши.
Девлет-Гирей велел отправить гонца к Прозоровскому и распустил приглашенных. Остались с ним только брат-калга и перекопский каймакан. Тень легла на лицо хана. Вызов ширинских и мансурских мурз больно задел его самолюбие. Действовать самим, а не ждать, пока жалкая чернь сподобится взять в руки оружие, вынуждали обстоятельства.
– То, что люди неблагодарны, истина старая, – с презрением проговорил хан. – Слава Аллаху, что теперь мне известно, кто подлинные друзья. Их не так много. Год уходит. Уже начался декабрь. Поэтому, брат мой Шабаз, мы должны сами собирать войско, ездить по городам и селениям, встречаться с правоверными магометанами. Только убеждениями можно их привлечь к себе! И ежели наши посланники проворно доберутся до Константинополя, султан, чаю, не оставит нас один на один с общим врагом!
– На море сильное волнение. Да спасет Аллах наши суда! – тотчас ответил Шабаз-Гирей и вздохнул: – Сколько бы мы ни собирали людей, силы будут неравными. И при необходимости, если нас также предадут и другие мурзы, мы должны покинуть Крым.
Хан поднял голову и близко посмотрел брату в глаза.
– Не опережай событий. Ишак со вьюком должен идти сзади… Завтра мы отправимся с тобой в Ак-Мечеть, затем в Кезлев и в горные селения… А за старшего здесь останешься ты, Ор-бей султан. В мое отсутствие ни русским купцам, ни христианам притеснений не чинить. У Прозоровского нет формального повода воевать против нас. Его лисья хитрость мне понятна. Он явился сюда только для того, чтобы прикрыть или поддержать предателя Шагина. Вот в чем разгадка прихода русских! А вторая причина – Кабарда. Екатерина самовольно забирает принадлежащую нам территорию. Карасубазарский трактат, навязанный Сагиб-Гирею, мною отменен. Кабарда была и будет частью Крымского ханства, ибо она связана с нами вассальскими отношениями со времен Золотой Орды. Россия никогда не покорит Кавказ, принявший ислам. Мы поднимем знамя борьбы против неверных, и они отступятся! Поэтому необходимо срочно направить наших посланников к кабардинцам и другим народам, чтобы они начали общие военные действия против русских. Если загорится Кавказ, кафиры убегут оттуда, как жалкие шакалы. Тогда и султану Порты будет легче противостоять русским завоевателям. Поверьте мне, братья мои, что мы сокрушим эту сумасшедшую русскую немку!