Тут нам с дедом Егором пришлось здорово покопаться, разбираясь, какие из крутящихся ручек за что отвечают. Оказалось, что наведение орудия на цель не такое уж простое занятие. И очень небыстрое.
В общем, плюнули мы на это дело и отправились дальше. Будем надеяться, что для прорыва за пределы зоны нам и пулемётов достаточно будет.
Третья бронеплощадка ничем не отличалась от первой, поэтому миновали мы её быстро, не останавливаясь. Сразу прошли к переходу в четвёртый грузовой вагон. Интересно мне стало, зачем он нужен. Вряд ли всё же, если хорошенько подумать, для угля. У паровоза ведь позади кабины машиниста свой грузовой отсек имелся. И угля туда столько входило — не то что до Перми, до Москвы доехать запросто можно.
Да и на хранилище боеприпасов или, как его называют, артиллеристский погреб, этот вагон тоже не тянул. Борта у него, пусть и стальные, но точно не бронированные. У первых трёх вагонов толщина стенок больше десяти миллиметров, а тут… Я, когда на переходную площадку вышел, постучал костяшками пальцев по панели возле двери. Судя по звуку, хоть и не жестянка, но металл относительно тонкий был. И дверь в вагон открылась довольно легко, поскольку весу в ней сильно меньше, чем в других, оказалось.
— Етить мой бок! Это что ж за чуда-юда такая? — поражённо крякнул дед Егор, нетерпеливо протиснувшись мимо меня внутрь вагона.
А всё потому, что сам я застыл прямо в дверях, не в силах справится с собственным удивлением просто запредельной степени.
Глава 22
Эта громадина оставляла совсем немного, лишь около полуметра, свободного пространства вдоль стенок вагона. И более всего походила на огромный стальной гроб со всё теми же полусферическими бойницами, приклёпанными спереди и по бокам бронированного корпуса.
На крыше, ближе к переднему краю корпуса, торчала нелепым наростом небольшая цилиндрическая смотровая башенка. А несколько различной толщины труб, возвышавшихся позади неё и практически упиравшихся в потолок вагона, явно указывали на наличие в конструкции парового двигателя.
Опиралось всё это чудо инженерной мысли аж на десять пар огромных колёс.
Занятные такие колёсики. Никаких шин — голый обод из толстой широкой стальной полосы с наваренными поверх неё узкими поперечинами, выполняющими роль протектора. И выпуклый, опять же стальной, диск вместо спиц.
Ещё две вспомогательные пары похожих колёс, только гораздо меньшего размера, размещались по краям от основных, то бишь спереди и сзади. Они сильно возвышались над полом и, видимо, предназначались для преодоления различных препятствий при движении вперёд — назад. Логичнее было бы забрать все двенадцать колёс под гусеницу, но до такого конструкторы, увы, не додумались.
Торчи откуда-нибудь ствол пушки, и эту железную дуру можно было бы считать колёсным танком или артиллеристской самоходкой. Но абсолютно всё вооружение состояло из одних только пулемётов, а потому, исходя из классификаций моего мира, машина куда больше походила на бронетранспортёр. Хотя и им, скорее всего, не являлась.
Ведь чтобы передвигать этот тяжеленный гроб на колёсиках, его двигатель должен был занимать чуть ли не половину всего внутреннего пространства. Да и плюс запас топлива где-то хранился. Вряд ли там мог поместиться кто-то ещё, кроме командира, нескольких стрелков-пулемётчиков и пары кочегаров.
Если десант и можно было где рассадить, то только лишь на плоской крыше броневика. Туда, кстати, и лесенки из широких стальных скоб позволяли подняться. Вот только в случае чего, сверзнувшись с такой высоты на ходу, солдатики имели все шансы не только руки-ноги себе переломать, но и шею свернуть.
Дверей, ведущих внутрь броневика, я, с трудом обойдя его со всех сторон, так и не обнаружил. Так что, скорее всего, где-то на крыше имелись люки, как у любого нормального танка. А возможно, и запасной спасательный внизу под днищем находился. Однако проверять свою догадку я не полез. Потом как-нибудь при случае разведаю, а пока что пора уже было к остальным возвращаться.
— Вы очень своевременно, — Шарап Володович подозвал меня к пулемётному гнезду, из которого вёл наблюдение за обстановкой снаружи. — Извольте взглянуть, к нам от здания охраны очередной наряд направляется.
Я склонился, приближая глаза к узкой смотровой щели над пулемётом.
Ну и что тут можно разглядеть, если при этом ещё и стрелять необходимо? Тут по-хорошему, или то, или другое, а выполнять всё одновременно, на мой взгляд, весьма проблематично.
Четыре бойца. Всё правильно, смена. Выстроившись в колонну по одному, разводящий и трое караульных за ним топали неспешно в нашу сторону, явно чтобы сменить уже обезвреженных нами часовых.
— Господин инженер сообщил, — продолжил тем временем Холмов, — что ему необходимо ещё минут двадцать. Караульные подоспеют раньше.
— Придётся, значит, и этих устранять, — выпрямился я и огорчённо развёл руками. — Проще всего было бы подпустить их поближе и уложить всех из пулемёта, но шум поднимется такой, что охрана сбежится со всей округи. Так что будем действовать иначе. Егор Еремеич, ты из дротовика хорошо стреляешь?
— Обижаете, ваше благородие, — норовисто встопорщил дед бороду, демонстрируя всем своим видом гордую решительность. — Смею утверждать, что получше вашего обучен с оружием управляться. Это вблизь мои глаза нынче всякую мелкоту не углядят. А в дальнюю цель, будьте уверены, я со ста шагов попаду.
— А я уж хотел было предложить вам опробовать новые образцы, — Холмов указал мне на один из дощатых ящиков в центре вагона. — Я тут, покамест вас не было, решил оглядеться и обнаружил, что в ящиках не только патроны. Если я правильно понимаю, это припасено именно для подобных случаев.
Наряд сменного караула находился ещё далековато, и я, не сдержав любопытство, поднял крышку ящика.
Обычные карабины с коробчатыми магазинами штук на пять патронов. По точности и дальности стрельбы они, конечно, получше да поубойнее дротовиков. Но нам сейчас скрытность куда важнее была.
— Вы правы, это как раз на тот случай, если экипажу придётся покинуть вагон. Но нам пока что придётся обойтись без них, — с сожалением покачал я головой. — Вы, Шарап Володович, пойдёте со своими укоротами или возьмёте один из дротовиков охранников?
— Я так понимаю, — не стал долго раздумывать Холмов, — вы хотите наряд поближе подпустить, чтобы, уж если бить, то наверняка? Тогда обойдусь укоротами. Вы только дождитесь и прежде меня не стреляйте.
— Не вопрос, — согласно кивнул я и обернулся к деду, уже направившемуся к выходу с противоположной от приближающихся часовых стороны: — Егор Евсеич, слышал ли?
— Чай не глухой, — буркнул дед, толкая бронированную дверь, — и понимание имею. Вы, господин инспектор, первым бейте тех, до кого дострелить сможете. А мы уж с его благородием вас подстрахуем.
Уж не знаю, по какому разумению, но, в отличие от Шарапа Володовича, меня дед Егор почему-то сразу же определил в разряд военных чинов и обращался куда уважительнее, причём исключительно как к офицеру. Хотя на мой взгляд, с моим-то необоснованным карьерным взлётом, инспектор заслуживал гораздо большего, чем я, и почтения, и почитания.
Вслед за дедом мы выбрались из вагона и спустились на землю. Занырнули под днище бронеплощадки. Я при этом цепанул какую-то железку котелком, отчего тот надвинулся на глаза чуть ли не до самого носа. Пришлось поправлять и пригибаться к земле ещё ниже.
На четвереньках, а после и ползком, совсем не заботясь о чистоте и сохранности одежды, перебрались поближе к другой стороне железнодорожного полотна. Растянулись вдоль него, скрываясь за высокими рельсами и массивными колёсными парами.
Инспектор пробрался поближе к локомотиву, я оказался позади него, в центре нашей стрелковой цепи, а дед в самом конце. Раз уж он так уверенно заявил, что лучше всех нас стрелять умеет, пусть и ведёт огонь с самой дальней дистанции.
Свой трофейный укорот, отобранный у безопасника в доме инженера, я тоже Шарапу Володовичу отдал. Пускай у него их три будет. Сам остался с армейским дротовиком и пистолетом в качестве запасного варианта. Но это уже совсем на крайний случай.
Зато дед Егор вооружился аж двумя самострелами. Наверное, чтобы иметь больше выстрелов без возни с перезарядкой магазинов. С такой огневой поддержкой мне, вполне вероятно, особо и не придётся самому стрелять. Подумаешь, трое нас против всего-то четверых охранников.
Затаились, дожидаясь первого выстрела инспектора. Я надеялся, что караульные подойдут совсем близко и мы всех их перебьём без особого труда. Но командир развода почуял неладное ещё издали, видимо, не углядев никого из прежних часовых, должных околачиваться возле состава.
Он оглянулся, что-то скомандовав своим бойцам и те, скинув с плеч дротовики, оперативно перестроились, широко разойдясь в стороны и в секунду образовав развёрнутый строй.
Я уж было обрадовался, ведь так нам было гораздо удобнее выцеливать каждого из бойцов. Но тут все четверо охранников, пройдя совсем немного вперёд, кинулись на землю, приняв, что называется, боевое положение лёжа и спрятавшись за рельсовое полотно. Одни только головы торчать остались да направленные в нашу сторону стволы дротовиков.
Но гораздо больше меня огорчило совсем другое. В руке командира, приготовившегося к стрельбе, как и остальные его бойцы, появилось оружие, которое мне совсем не хотелось бы здесь и сейчас наблюдать.
А я ещё гадал, чего это он без дротовика сюда прётся. Вот, раскудрить его в нюх, и выяснил теперь! Этот гад наставил в нашу сторону «Громобой». И доведись ему пальнуть из этого монстра, всё, пиши пропало — секретность нашей операции развеется, как дым.
Теперь ждать первого выстрела от Холмова не имело смысла. Ближе уже никто не подойдёт, а из укорота целиться по залёгшему вдалеке противнику — та ещё перспективка. Это даже не по идущему в рост человеку пулять. И не факт, что инспектор в качестве первой мишени именно командира выберет. Скорее всего будет в ближайшего к нему бойца целить.