я позвонил Вив (Дом теперь «недоступен», новый тренд) и узнал, что подкомитет Казначейства принял решение «временно приостановить» операцию «Розовый бутон». В нормальной ситуации я бы особенно не волновался, но слова Дома, что ответ «ещё не совсем пришёл», застряли у меня в голове.
Час пик под дождём. Перед мостом Баттерси образовалась пробка. Я прошу шофёра отвезти меня сразу в Атлетический клуб. Мы подъезжаем в тот момент, когда Флоренс в дождевике с капюшоном поднимается по ступенькам и исчезает внутри.
Дальнейшие события я должен изложить подробно.
Я выскакиваю из лимузина, чтобы её окликнуть, но вспоминаю, что, составляя впопыхах эту четвёрку, мы с ней забыли обговорить нашу легенду. Кто мы, как познакомились и как оказались в одной комнате, когда позвонил Эд? Теперь это надо сделать при первом удобном случае.
В вестибюле нас уже поджидает парочка. Эд скалит зубы в своём старомодном непромокаемом плаще и фуражке, вероятно доставшейся ему в наследство от отца-моряка. Лора прячется за ним, дёргает его за ногу и не решается предстать перед нами. Маленькая, крепенькая, в голубом дирндле, копна вьющихся каштановых волос, лучезарная улыбка. Пока я решаю, как её приветствовать — остановиться и радостно помахать или обойти Эда и пожать ей руку, — к ней подскакивает Флоренс с восклицанием: «Ух ты, какое платье, Лора! Новенькое?» На что та, просияв, отвечает глубоким хрипловатым голосом: «Эд привёз из Германии», — и с обожанием смотрит на брата.
— Где ещё такое купишь? — С этими словами Флоренс берёт её за руку и уводит в женскую раздевалку, бросив нам через плечо: «До скорого, ребята». А мы глядим ей вслед.
— Где вы такую раздобыли? — бурчит Эд, маскируя неподдельный интерес, и мне ничего не остаётся, кроме как выдать свою половину наскоро придуманной легенды, которую ещё предстоит согласовать с Флоренс.
— Чья-то важная помощница, это всё, что я знаю, — отвечаю ему и направляюсь в раздевалку, прежде чем он успевает прицепиться ко мне с новыми вопросами.
Там, к моему облегчению, он предпочитает облегчить душу в связи с трамповской отменой ядерной сделки Обамы с Ираном.
— Американское слово отныне официально объявляется утратившим законную силу. Согласны?
— Согласен, — отвечаю я. А про себя думаю: продолжай в том же духе, пока я не переговорю с Флоренс, и чем раньше, тем лучше. Не дай бог, чтобы Эд во мне, почти отошедшем от дел бизнесмене, заподозрил кого-то другого.
— А своим выступлением в Оттаве он знаете что сделал? — Эд всё полощет Трампа, натягивая длинные шорты.
— Что?
— Выставил Россию в выгодном свете относительно иранского вопроса. Кто б им ещё такой подарочек отвалил, хоть за какие шиши, — объявляет он с мрачной ухмылкой.
— Возмутительно, — соглашаюсь я, думая о том, что чем раньше я увижусь на корте с Флоренс, тем спокойнее буду. Заодно спрошу её про «Розовый бутон» — может, она знает что-то такое, чего ещё не слышал я.
— А мы, британцы, так жаждем свободной торговли с Америкой, что готовы повторять «Да, Дональд», «Так точно, Дональд» и целовать его в задницу до наступления Армагеддона. — Он уставился на меня и даже не моргает. — Согласны, Нат?
Я второй раз соглашаюсь с ним — а может, даже третий — и только попутно замечаю, что обычно мировые проблемы он решает за кружкой пива за Stammtisch. Но он ещё не закончил, и меня это пока устраивает.
— Какой-то ненавистник. Ненавидит Европу, о чём он сам говорил. Ненавидит Иран, Канаду, международные соглашения. Он что-нибудь вообще любит?
— Может, гольф? — спрашиваю.
Третий корт слегка обшарпанный и пронизан сквозняками. Он расположен под отдельным навесом, на задворках — ни зрителей, ни случайных прохожих. Не по этой ли причине, спрашиваю себя, Эд выбрал дальний корт? Всё делается для Лоры, и он не желает, чтобы кто-то на неё глазел. Мы ждём девушек. Не дожидаясь, когда Эд снова спросит, как мы с Флоренс познакомились, я перевожу стрелки на Иран.
Но вот открывается дверь женской раздевалки, и Лора во всём своём великолепии неровно шагает по подиуму: новенькие шорты, чистейшие клетчатые кеды, футболка с Че Геварой, ещё не распакованная профессиональная ракетка.
За ней появляется Флоренс — не в офисной рабочей одежде, не в представительском брючном костюме и не в промокшей кожаной куртке, а свободная, стройная, уверенная в себе молодая женщина в короткой юбке, из-под которой сверкают белые ляжки, мечта юного Эда. Украдкой бросаю на него взгляд. Он изображает полнейшее равнодушие. А моя первая реакция — смешливое негодование: Флоренс, не подобает вам расхаживать в таком виде! Но я тут же беру себя в руки, снова превращаясь в ответственного супруга и отца.
Мы разбиваемся на пары в единственно приемлемом варианте: Лора и Эд против Флоренс и Ната. На практике это означает, что Лора стоит носом к сетке и пытается отбить падающий волан, а Эд всё спасает после её промахов. А ещё это значит, что между розыгрышами у нас с Флоренс появляется возможность тихонько перекинуться словечком.
— Вы — важная помощница босса, — сообщаю я ей, когда она подбирает волан с задней линии. — А я — его приятель. Дальше можете импровизировать.
Ноль реакции, как и ожидалось. Молодчина. Эд присел возле сестры и возится с её обувью — то ли шнурок развязался, то ли она это выдумала, просто ей необходимо его внимание.
— Мы случайно встретились в офисе моего приятеля, — продолжаю я. — Вы сидели за компьютером, когда я вошёл. А вообще мы незнакомы. — Потом шёпотом спрашиваю: — О «Розовом бутоне» были какие-то новости, пока я ездил в Нортвуд?
Реакция опять же нулевая.
У нас подобралась классная троица (Лора у сетки не в счёт). Флоренс спортсменка милостью божьей: идеальные синхронность и скорость, подвижная как газель, умопомрачительно изящная. Эд делает привычные прыжки и выпады, а между розыгрышами старается не поднимать глаз. Подозреваю, что его подчёркнутое безразличие к Флоренс напрямую связано с Лорой, он не желает огорчать младшую сестрёнку.
Ещё один долгий розыгрыш на троих заканчивается причитаниями Лоры, что про неё все забыли и такая игра ей не нравится. Мы берём паузу. Эд падает перед ней на колени и пытается её успокоить. Вот он, идеальный момент для нас с Флоренс, став в непринуждённую позу, поставить точку в легенде о прикрытии.
— Мой приятель, он же ваш начальник, торгует ширпотребом, а вы высококлассный специалист, временно в его распоряжении.
Но вместо того, чтобы отреагировать на мою версию, Флоренс решает принять участие в утешении несчастной. Она идёт к сетке с криком «Эй, вы там, хватит!» и заявляет, что мы меняемся партнёрами: смертельный поединок, женщины против мужчин, она подаёт первой. Флоренс уже готова перейти на другую сторону, когда я касаюсь её обнажённой руки:
— Вы меня услышали? Вы согласны?
Она разворачивается и обдаёт меня ледяным взглядом.
— Мне уже остопи…ло это враньё, — одёргивает она меня громко, с горящими глазами. — Я больше не намерена врать ни ему, ни кому другому. Понятно?
Мне-то понятно, а вот понял ли Эд? Похоже, что нет, и слава богу. Перебравшись на ту сторону, она берёт Лору за руку и отправляет Эда ко мне. Мы играем эпический матч — мировые чемпионы против мировых чемпионок. Флоренс бросается за каждым воланом. В конце концов женщины, не без нашей помощи, доказывают своё превосходство, победно вскидывают ракетки и отправляются в свою раздевалку, а мы в свою.
Что-то не так с её личной жизнью? Я вспоминаю горькие слёзы, оставленные мной без внимания. Или это тот случай, который психологи Конторы изволят называть синдромом спины верблюда? В какой-то момент запретные темы становятся непосильным грузом, и ты ломаешься под этой тяжестью.
Я достаю из шкафчика свой мобильный и, выйдя в коридор, звоню Флоренс. Электронный голос сообщает, что абонент находится вне зоны действия. Пробую ещё пару раз, и всё с тем же успехом. Я возвращаюсь в раздевалку. Эд уже принял душ и сидит полуобнажённый на планчатой скамейке с наброшенным на шею полотенцем.
— Я подумал, — бурчит он, кажется, даже не заметив, что я выходил в коридор. — Если вы, конечно, не против. Может, поужинаем вместе. Бар — это не для Лоры. Посидим где-нибудь вчетвером. Я угощаю.
— Прямо сейчас?
— Ага. Если вы не против.
— С Флоренс?
— Я же сказал — вчетвером.
— А если она не может?
— Может. Я спросил.
После секундной заминки я говорю «да». При удобном случае — желательно до ужина — выясню, что за тараканы распоясались у неё в голове.
— Недалеко отсюда есть китайский ресторан «Золотая луна», — подсказываю ему. — Они работают допоздна. Можно к ним попробовать.
Только я успеваю договорить, как подаёт голос мой зашифрованный мобильник. Флоренс, наконец-то. То она перестаёт играть по правилам Конторы, а то мы уже все идём ужинать.
Пробормотав что-то про то, как я срочно понадобился Прю, я снова выхожу в коридор. Но это не Прю и не Флоренс. Звонит Илья, сегодня он наш ночной дежурный в Гавани. Сейчас мне сообщит, что подкомитет дал-таки добро на операцию «Розовый бутон». Давно пора.
Но звонит он по другому поводу.
— Нат, срочное сообщение. От вашего друга-фермера. Для Питера.
«Друг-фермер»… читай: Камертон. Русский студент в Йоркском университете, достался мне от Джайлса по наследству. «Для Питера»… читай: для меня.
— И что он пишет?
— Вы должны его навестить при первой возможности. Вы лично. Сверхсрочно.
— Это его слова?
— Если хотите, могу вам переслать.
Возвращаюсь в раздевалку. Не бином Ньютона, как сказала бы Стеф. Люди бывают разными: сегодня добрый самаритянин, завтра последний негодяй. А вот с секретным агентом всё однозначно: отказал ему в трудную минуту, и он для тебя навсегда потерян, как любил повторять мой наставник Брин Джордан. Эд по-прежнему сидит на скамейке. Колени расставлены, голова опущена. Я смотрю в мобильном телефоне расписание. Последний поезд на Йорк уходит с вокзала Кингс-Кросс через пятьдесят восемь минут.