– Бог миловал, – несколько устало проговорил Виктор, – никакого задержания не было.
– Состав из скольких вагонов вы пустили под откос?
– Не считал, но думаю, что не менее пятидесяти вагонов.
– Сколько контрольно-пропускных пунктов в селе Лиговка?
– Я видел только один.
– Сколько километров от Языково до Барвенково?
– Километров шесть.
– А от Лиговки до Сахновщины?
– Одиннадцать или двенадцать километров по прямой.
– Части каких родов войск стояли в Лиговке?
– Я видел танковые, артиллерийские, стрелковые, саперные.
– В каком звании был старший военного патруля, задержавший вас?
– Военный патруль меня не задерживал.
– На каком берегу реки Сухой Торец стоит село Лиговка?
Виктор Липский внимательно посмотрел на майора Зелигера, задавшего вопрос, и четко ответил:
– Лиговка стоит на реке Орель. На левом берегу.
– Как вы перешли линию фронта?
– Мне помог хозяин явочной квартиры по имени…
– Пожалуйста, не надо имени! – Этой фразой майор Зелигер закончил блиц-допрос Сыча.
Трудно было понять, остались ли довольны абверовцы его ответами или их все-таки гложут какие-то сомнения.
Все четверо выпили еще по рюмке коньяка, после чего майор Зелигер вызвал обер-ефрейтора Адольфа Герлиха и велел ему отвести Сыча в подвал.
Они спустились со второго этажа на первый, после чего Герлих, пропустив Сыча вперед себя, повел его в конец коридора, где были две двери, обитые жестью. Открыв одну из них, обер-ефрейтор весьма невежливо втолкнул его в крохотную комнатку с зарешеченным оконцем под самым потолком, деревянным топчаном и небольшим столиком с табуретом перед ним. Комнатка, скорее, напоминала камеру, нежели обычное жилое помещение, однако Сыч не был ни удивлен, ни возмущен. Проверка… Карантин… Это обычное дело для агентов, вернувшихся с задания. Все, что говорил Сыч на перекрестном допросе, теперь будет проверяться через других агентов и путем сведений, поступающих от фронтовых разведчиков. Потом полученные сведения будут сличаться с показаниями Сыча, перепроверяться, после чего его выпустят. Или не выпустят. Не чувствуя за собой никакой вины, он расположился на топчане и спокойно заснул.
Его разбудил звук открываемой двери. Это принесли обед. Сыч встал, умылся из прибитого к стене рукомойника и с аппетитом поел. Потом снова завалился на топчан.
Два дня его продержали в камере на «карантине». На третий день пришел обер-ефрейтор Герлих и повел его на второй этаж.
В кабинете начальника абверкоманды-2 «Юг», кроме майора Зелигера и лейтенанта Альгорна, находился интендант разведоргана фельдфебель Фишер. Майор Зелигер торжественно поздравил Сыча с завершением проверки, лейтенант Альгорн улыбнулся ему, а фельдфебель Фишер вручил конверт с денежной премией.
– Теперь вы можете отдохнуть, но недолго, – сказал Сычу майор Зелигер. – Такие агенты, как вы, нужны фюреру и рейху. Знаете, что за состав вы пустили под откос?
– Нет, – ответил Сыч.
– Это был поезд с продуктами и летней амуницией. Теперь солдатам Красной армии будет не в чем воевать и нечего есть, – заявил майор Зелигер с самодовольными нотками в голосе и, вскинув голову, добавил: – И мы сможем с честью завершить нашу операцию «Фредерик» и уничтожить несколько армий русских в «Барвенковской западне».
Майор оказался прав. Подрыв в нескольких километрах от Барвенково железнодорожного пути с товарным составом, шедшим в помощь измотанным частям Красной армии, еще более усугубил и без того катастрофическое положение частей 6-й, 9-й и 57-й армий русских. Остановленное немцами наступление Красной армии на Белгород и Харьков вылилось в окружение почти трехсоттысячной группировки советских войск на Барвенковском плацдарме, две трети из которых были физически уничтожены. Немцы устремились к Дону и Волге…
После случая с радистом Зотовым Сыч отказался работать в группе и попросил разрешения работать в одиночку, полностью оправдывая свою кличку и позывной «Анахорет». Несмотря на то что разведывательно-диверсионные органы абвера засылали на советскую территорию обычно группы в количестве двух, а чаще трех и более агентов, Сычу пошли навстречу и дали «добро» на его просьбу. С одним условием: он должен овладеть радиоделом.
Два месяца Сыч, временно прикомандированный к Полтавской разведшколе, появившейся почти одновременно со школой, готовящей диверсантов (подготовка радистов в разведшколах была много качественнее, нежели в школах диверсионных), изучал рации и радиодело, методы шифрования и дешифровки сообщений, работу на ключе и прием радиограмм на слух. Он быстро овладел приемом и передачей радиограмм, чему помогло имеющееся музыкальное образование, и вместо зачетных семидесяти знаков в минуту мог принять к концу обучения все сто двадцать.
Радиодело в разведшколе вели инструкторы из унтер-офицеров: Вадим Павлович Глухов по кличке «Соколов» («Глухов», скорее, тоже было кличкой), пожилой и степенный мужчина, и совсем молодой парень Иоргенс, которого все звали Алешей.
Иногда на занятия приходила небольшого росточка черноволосая женщина по имени Наталья Алексеевна, тоже преподаватель радиодела в разведшколе. Она носила несколько фамилий: Комова, Конкина, Кононова, Архипова… и ни одна из них, видимо, не была настоящей. Зато работала на ключе она просто виртуозно, а принять могла за минуту все двести двадцать знаков, а то и больше. Каким образом она умудрялась записывать передаваемые с такой скоростью сообщения, оставалось загадкой. Позже, когда Сыч овладел приемом и передачей на ключе, он догадался, что Кононова-Архипова просто вычленяет из принимаемых сообщений важное и отсекает «воду», типа «С нами Бог», «Желаем удачи», «Надеемся на скорое возвращение» и тому подобное. А потом, при расшифровке, дописывает в текст радиограммы пропущенное по памяти, которая у нее была превосходной.
Наталья Алексеевна провела с Сычом несколько занятий по приему радиограмм и работе на ключе и, похоже, результатами осталась довольна.
Занятия в разведшколе начинались в восемь утра и заканчивались в шесть пополудни. Ровно в полдень был обед. Простой, солдатский, ничего лишнего. Сыч имел несколько привилегированное положение в школе: он был освобожден от общих дисциплин и занимался только радиоделом, а в свободное от занятий время мог свободно выходить в город. Его занятия заканчивались в два часа дня, после чего начиналось «личное время». В принципе, два месяца, посвященные изучению радиодела, можно было воспринимать как долгосрочный отпуск…
Полтава жила своей жизнью: на базарах и толкучках, как обычно, было полно народу. Кто-то пришел продавать, кто-то покупать, а кто-то просто так, поглазеть. Как в мирное время…
Пооткрывались частные магазинчики, лавки, рестораны, пивные, парикмахерские, мастерские и даже парочка салонов мод, с витрин которых смотрели немецкие красотки. Группки немецких солдат по-прежнему охотно фотографировались возле подбитой «тридцатьчетверки» с погнутым орудийным стволом у Центрального городского парка.
Когда через два месяца Сыч, окончив обучение радиоделу, вернулся в свою разведкоманду, она уже называлась не абверкоманда-2 «Юг», а абверкоманда-202.
В августе Сыч успешно выполнил новое задание: подорвал железнодорожные пути западнее города Калач, где были заперты немцами четыре дивизии 62-й армии русских, которые за две недели упорных боев были практически уничтожены. За успешное выполнение задания Сыч получил медаль «За военные заслуги» уже первой степени и чин ефрейтора немецкой армии.
В течение зимы 1942/43 года Сыч еще дважды засылался в прифронтовую полосу с разведывательно-диверсионными заданиями, которые успешно выполнял и неизменно возвращался обратно. По возвращении он по-прежнему проходил проверки, скорее формальные, поскольку майор Кох считал сотрудника Анахорета ценнейшим агентом и строил на него большие планы.
Весной майор Ганс Кох был переведен в секретный отдел разведки абвера «Абвер-заграница», и начальником абвергруппы-206 стал капитан Эрнст Мишелевский. «Француз». Это был его псевдоним и одновременно позывной для отправки и получения радиограмм. Курчавый темноволосый капитан Мишелевский и правда был похож на француза. Не исключено, что он имел в своих бабках или прабабках какую-нибудь француженку. Агенты его недолюбливали, хотя специалистом он был высшего класса и пришел руководить абвергруппой после того, как успешно провел при помощи завербованных агентов несколько акций против повстанцев-партизан, орудующих в тыловых районах 2-й танковой армии генерал-полковника Рудольфа Шмидта.
Капитан Мишелевский не одобрял «каприза» Сыча работать в одиночку и попытался привлечь его к работе в качестве инструктора подрывного дела. Не вышло. Нелюдимый и немногословный Сыч преподавателем был никаким, и затею сделать из опытного агента преподавателя пришлось оставить.
Сыч находился в распоряжении абвергруппы-206 до весны сорок третьего года. Когда же немцы оставили город Суджу, а абвергруппа перебазировалась в поселок Писаревку Сумской области, агент Анахорет был оставлен «на оседание» на неопределенный срок с заданием собирать и передавать сведения о дислокации советских войск в районе Кияницы, Битицы и Пушкаревки и быть связным для резидента абверовской разведки под псевдонимом «Коронер», осевшего в штабе одного из полков 167-й стрелковой дивизии. В случае опасности Сыч должен был спрятать Коронера в своей землянке и вывести его за линию фронта, благо землянка находилась в семи километрах от Писаревки. Рисковать попусту, что могло бы привести к обнаружению землянки, было категорически запрещено. И вот надо же – рискнул…
Сыч снова прислушался.
Тишина такая, что давила на уши. Он невольно потрогал перебинтованную щеку. Неоправданное мальчишество. Непростительное… А ведь считал себя профессионалом!
Глава 6Пропавшие папки
Вернувшись в расположение полка и пообедав, Ивашов и сержант Масленников отправились в штаб полка, где находился отдел, и он же кабинет полкового оперуполномоченного контрразведки «СМЕРШ» старшего лейтенанта Хромченко.