Об этой встрече Сысолятников немедленно сообщил Масленникову, оказавшемуся неподалеку.
– Капитан Рыжаков, говоришь? – процедил сквозь зубы сержант и криво усмехнулся.
– Он, – подтвердил Сысолятников.
– Понял. Сделай вот что, отзови-ка этого Зеленчука куда-нибудь в сторонку. Какой предлог – сам придумай.
– Я предложу ему написать заявление о вступлении в комсомол, – сказал Сысолятников.
– Дельно, – согласился Масленников.
Когда Сысолятников ушел, сержант немного выждал и последовал за ним.
Он нашел Сысолятникова и Зеленчука, мирно беседующих и сидевших на травке под раскидистой березкой.
– Быть комсомольцем – большая честь… Комсомол – это передовой отряд молодежи, на которую опирается наша партия, – убеждал Иван.
– Да я и так на передовой, – криво усмехнулся в ответ Зеленчук.
– Ну вот сиди и не рыпайся, – встал рядом с Зеленчуком Масленников. – Вот что, младший сержант, – посмотрел он на Сысолятникова, – отойди в сторонку, нам поговорить нужно.
Не сказав ни слова, Сысолятников поднялся и отступил на несколько шагов.
– Говори, что тебе сказал капитан Рыжаков. И не юли у меня, сука, не то я щас тебя самолично в расход пущу. Я не младший лейтенант, цацкаться с тобой не стану!
– Пустишь в расход – ничего не узнаешь, – огрызнулся Зеленчук-Коноваленко.
– Слушаю, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес Масленников.
– Он спросил, не из Мелитополя ли я случаем, – ответил Зеленчук-Коноваленко.
– То есть он назвал пароль, – удовлетворенно кивнул сержант.
– Да, – подтвердил предатель. – Я ответил ему условленной фразой, что я из-под Харькова…
– Дальше! – потребовал Масленников.
Зеленчук-Коноваленко молчал.
– Я сказал: дальше!..
– Мне нужны гарантии, что я останусь жив, – заявил Зеленчук-Коноваленко и уставился на сержанта.
– Тебе все ясно объяснил младший лейтенант Ивашов, – прошипел прямо в самое лицо бывшему полицаю Масленников. – Я что-то не понял, ты сейчас себе цену, что ли, набиваешь?
Сысолятников сидел, затаив дыхание, и поглядывал на говоривших. Он не совсем понимал, что происходит в данный момент. Но то, что сейчас свершается нечто важное и масштабное, – тут он был совершенно уверен, – это факт! И он, Иван Сысолятников, в этом непосредственно участвует! Ах, если бы сейчас его видели ребята с Магнитки!
– Я получил задание, – не сразу ответил Зеленчук-Коноваленко.
– Какое? – наклонился ниже Масленников.
– Присматриваться к вновь прибывшему пополнению, вести пораженческую агитацию и склонять враждебно настроенных к советской власти и неустойчивых в моральном отношении солдат к переходу к немцам. Потом, не затягивая по времени, вместе с группой перебежчиков сдаться немцам, объявить себя «дойч агентом» и вернуться в свою абвергруппу…
– И что, имеются такие солдаты в твоем батальоне? – настороженно спросил сержант.
– Думаю, найдутся, – неопределенно ответил Зеленчук-Коноваленко.
– Ладно, Зеленчук, будем считать, что поручение младшего лейтенанта Ивашова ты выполнил. О чем и будет сообщено военному прокурору. А сейчас вставай. Пойдем в отдел… – Масленников благодарно кивнул Сысолятникову, продолжавшему находиться под впечатлением момента, и сказал: – Все, иди к себе, младший сержант, дальше я сам справлюсь.
Зеленчук-Коноваленко поднялся и сопровождаемый Масленниковым зашагал к штабу. Хотя внешне смотрелось иначе: просто идут два приятеля, мирно беседующих.
Глава 16Это Рыжаков…
– Это Рыжаков, – коротко ответил сержант Масленников на вопросительный взгляд Егора Ивашова.
– Точно?
– Точнее не бывает. Младший сержант Сысолятников видел, как капитан Рыжаков беседовал с Зеленчуком-Коноваленко где-то в течение минуты, и сообщил об этом мне. Зеленчук подтвердил факт встречи с Рыжаковым и то, что он назвал условленную фразу-пароль.
– Что сказал Рыжаков Зеленчуку?
– Поставил задачу сагитировать из вновь прибывшего пополнения перебежчиков и, не затягивая времени, перейти с ними к немцам, – ответил Масленников.
– Значит, задача у Зеленчука-Коноваленко уйти к немцам «с шумом», – в задумчивости произнес Егор. – Получается, что и Рыжаков собирается уходить. Причем в самое ближайшее время. Чувствует, сволочь, что у него земля под ногами горит. Вот только что он намерен напоследок предпринять? Коли он Зеленчуку поручил уходить «с шумом», то и сам, надо полагать, намерен провести какую-нибудь «шумную» акцию, чтобы было о чем доложить своим хозяевам в абвере.
– Ну, это же он пытался вас убить ночью, – уверенно произнес сержант без всякой вопросительной интонации.
– Думаю, да, – согласился Ивашов. – Полагаю, что напоследок он предпримет что-нибудь более масштабное, нежели убийство младшего лейтенанта. Скажем, убийство начштаба… Или командира полка… Или поджог полковой документации… Да мало ли еще что… Вкупе с перебежчиками на сторону немцев, полк после таких событий могут расформировать, что снизит боеготовность всей дивизии. И это накануне наступления… Таков, похоже, его расчет. – Он посмотрел на Масленникова: – Где сейчас этот предатель Зеленчук?
– Определен под арест с усиленной охраной, – сказал Масленников.
– Хорошо. Теперь пора брать и Рыжакова, пока он не натворил нам дел, – заключил младший лейтенант Ивашов. – Основания для его ареста у нас имеются самые что ни на есть веские. Думаю, проблем с получением санкции от военного прокурора не будет. Но нужно еще и согласие командира полка… Значит, так, – поднялся из-за стола Егор. – Ты сейчас находишь Рыжакова и приглашаешь его на допрос. Заводишь в кабинет и говоришь, что я через пару минут буду. И не спускаешь с него глаз. А я – к комполка…
– Товарищ подполковник, разрешите войти?
– У меня сейчас начнется оперативное совещание. – В голосе подполковника Акулова сквозило явное недовольство. – Приглашены начштаба, замполит и командиры батальонов.
– У меня важное дело, – твердо произнес Егор. – Очень важное, – добавил он.
Петр Григорьевич посмотрел на часы:
– Хорошо. У вас семь минут.
– Я прошу вашего разрешения на арест помощника начальника штаба капитана Рыжакова, – чеканя каждое слово, посмотрел прямо в глаза командиру полка Ивашов.
– Что?!
– Это вражеский агент, который…
– Товарищ младший лейтенант! – не дал ему договорить подполковник Акулов. – Прошу вас покинуть мой кабинет!
– Он очень опасен, товарищ подполковник, – предпринял еще одну попытку достучаться до комполка Егор. – Он уже убил двух человек, и теперь каждая минута может обернуться…
– Вы не поняли, товарищ младший лейтенант? – побагровел от негодования Акулов. – Выйдите из моего кабинета!
Какое-то время, может, где-то с четверть минуты, Ивашов молча смотрел на комполка, внутренне борясь с собой. Конечно, он мог развернуться и уйти, а случись что, свалить все на подполковника Акулова, воспротивившегося аресту вражеского агента. Однако делу это бы не помогло. Если в течение ближайшего времени не арестовать Рыжакова, то он может уйти, выкинув «под занавес» такое, что мало никому не покажется. Поэтому Егор остался стоять в кабинете. Стараясь быть спокойным, он отвел взгляд от командира полка, посмотрел на свои часы и произнес:
– Из отведенных мне семи минут прошли только две. У меня еще есть пять минут. – И стал излагать все, что знал и что считал убедительным.
Начал с гибели старшего лейтенанта Хромченко и пропажи двух папок из запираемого отделения несгораемого шкафа.
– Первую папку мы нашли. Она была спрятана в потайном отделении письменного стола писаря Епифанцева, которого убили, столкнув с крыши или выбросив из чердачного окна. Этой папкой нас хотели направить по ложному следу, подсовывая нам в качестве немецкого шпиона капитана Олейникова. Убийство писаря Епифанцева, пропажа двух секретных папок из сейфа старшего лейтенанта Хромченко, одна из которых чудесным образом позже отыскалась, – все это доказывает, что и Хромченко тоже убили. И сделал это Рыжаков. Очевидно, старший лейтенант Хромченко был близок к тому, чтобы разоблачить Рыжакова, и тот его убрал. Каким образом он это сделал? Войдя в кабинет Хромченко, нанес ему сильный удар, лишивший лейтенанта чувств. Таким ударам учат в разведывательно-диверсионных школах абвера. Потом Рыжаков открыл сейф. Достал компрометирующие его документы и положил в портфель. После чего вложил в руку Хромченко пистолет и выстрелил ему в глаз… Рыжаков был первым, кто оказался у двери кабинета, так как успел выбежать из него еще до того, когда на выстрел сбежались офицеры штаба. Первым был и писарь Епифанцев. На его глазах Рыжаков выхватил пистолет и ворвался в кабинет, а перед этим передал писарю портфель, в котором лежали секретные папки из сейфа Хромченко. То, что у Рыжакова имелся в руке портфель, показал капитан Олейников. Позже портфель, уже в руках Епифанцева, видел помначштаба по тылу старший лейтенант Шевчук. Не исключаю, что писарь мог видеть не только то, как Рыжаков врывался в кабинет, но и то, как выбегал из него. И чтобы не дать нам допросить писаря, Рыжаков его убивает, пытаясь выдать убийство за несчастный случай. Как до того успешно закамуфлировал под несчастный случай убийство Хромченко.
– Но почему вы считаете вражеским шпионом именно капитана Рыжакова? – спросил Акулов. – Из-за этого злосчастного портфеля? Вам не кажется, что этого мало?
– Кажется, – ответил Ивашов. – Вернее, казалось… Полчаса назад арестован рядовой третьего батальона Зеленчук. Один из новобранцев батальона признал в нем полицая Тараса Коноваленко. Видел его в райцентре на Харьковщине, когда этот Коноваленко над нашими пленными измывался. Взяли мы этого Зеленчука-Коноваленко. Допросили. Поначалу он запирался, но, когда я пригрозил ему устроить очную ставку с человеком, который опознает в нем полицая, признался. И показал, что, будучи полицаем, был завербован немецкой разведкой и прошел обучающие курсы в абвергруппе-206, которая дислоцируется в данный момент в поселке Писаревка…