счастливая Австрия будет оправдано.
— Это довольно расплывчато. Спросите его, пожалуйста, будут ли венцы сопротивляться.
— Он говорит: 'Венцы противостоят всему'. Он повторяет: 'У них есть свой особенный путь, который другие не могут распознать'.
— То, что мы хотим знать, будут ли они сопротивляться с оружием?
— Он говорит, что они будут сопротивляться стрелами насмешек, и что это всегда лучше, чтобы убедить своих противников.
— Это все, что он мне хочет сказать?
— Он говорит, что он действительно любил город своей мечты, — 'die Stadt meiner Träume'. Он говорит: 'Я сделал все, что мог, но мир меняется слишком быстро для понимания любого человека'.
"Скажите ему, что его место в истории не тронут", — сказал заместитель фюрера НСДАП. И ничто больше не могло быть убедительнее. — "Спросите его, если у него есть какие-либо предложения".
— Он хочет, чтобы вы знали, что его внучатый племянник Отто был бы отличным преемником престола.
— Мы слышали об этом молодом человеке, но он был изгнан из своего Фатерланда, и не нами. Что-нибудь еще?
— Его величество считает, что американскому джентльмену может быть интересно узнать, что во владении семьи художника по имени Гусака в Вене есть очень хороший портрет его Императорского Величества.
"Спросите у него адрес", — рискнул Ланни.
"Трудно разобрать", — объявил голос. Но, в конце концов, он продиктовал по буквам название улицы. Американский джентльмен, сделав заметки, как смог в тусклом свете, не преминул отметить, что первый раз с ним духи стремятся сделать бизнес, и подумал, а не предложил ли кто-то профессору комиссию по сделке? Если да, то у него есть шанс получить небольшую сумму денег, потому что эта информация, конечно, вряд ли стремилась обмануть заместителя фюрера.
Престарелый Габсбург канул обратно в область или сферы или что бы то там ни было, откуда он пришел. Они не жалели о его уходе, потому что его династия никогда не отличалась ни остроумием, ни обаянием. Вместо него появился персонаж, который редко пропускал Ланни. Командор английского ордена Бани и кавалер французского ордена Почетного легиона. Впервые за время своего пребывания в этом мире и в следующем он обратился к Ланни как "мистер Бэдд" и в первый раз он сообщил сам, как счастливо воссоединился со своей герцогиней. Видимо, король Оттокар I был распространителем блаженства. На земле он вёл себя чрезвычайно деспотично. Ланни был вежлив, но внутренне настроен скептически, пока дух не передал ему послание для своего земного преемника, барона Шнейдера, а затем не сослался на участие сэра Бэзиля в поисках золота Hampshire.
Что-то дьявольское было в паранормальных явлениях. Сначала считаешь, что медиум обманщик. Потом вдруг получаешь, что-то, что заставляет изменить свое мнение еще раз. Разве дела Робби Бэдда с владельцем Ле Крезо упоминали берлинские газеты? Конечно, были важные люди в городе, который знали об этих делах. А это означало также и их секретарей и подчинённых. То же самое было справедливо и в отношении крейсера Hampshire. Ланни рассказал Прёфенику о сэре Бэзиле, хотя и не об этом золоте. Тем не менее, не прошло и десяти лет с тех пор, когда искатели сокровищ и судно с ними снаряжались в Германии, а потом вернулись в Гамбург. И Гораций Хофман обедал в Берлине, где он встречал выдающихся личностей, в том числе доктора Хораса Грили Яльмара Шахта. Так что, если кто-нибудь намеревался исследовать работу Захарова в Германии, он мог натолкнуться на одну из этих вещей.
Все эти мысли внезапно вылетели из головы Ланни, ибо произошло то, что он ждал. Его сердце бешено забилось, и он был рад, что комната была плохо освещена. Король Богемии тринадцатого века провозгласил: "Здесь пара, оба немцы и достаточно молодые, они говорят вполголоса и им, кажется, неловко, что они беспокоили герра Бэдда. Они говорят, что однажды они смутили его, и теперь они хотят, чтобы он знал, что они нашли друг друга".
"Как их зовут?" — спросил Ланни. На самом деле, он едва мог удержаться от дрожи, полагая, что это был настоящий медиум, и что Труди не знает, что здесь присутствует Гесс, и могла ляпнуть: "Я твоя бывшая жена". Труди реального мира так сделать не могла. Но кто мог знать, что духи помнят или могут забыть, что они знают о политической ситуации? Действительно присутствие на сеансе Гесса было случайностью, даже несмотря на то, что данный разговор мог быть только продуктом подсознания Ланни!
Он исходил от предположения, что Прёфеник не был медиумом, а только проницательным старым проходимцем, который использует подсказки, которые дал ему Ланни. И, видимо, это был тот случай. Голос Оттокара ответил: "Этот человек что-то говорит, но его голос почти не слышен. Bitte, lauter, lieber Herr! Его имя, кажется, Шульц. Знаете ли вы такого человека?"
— Я не могу вспомнить его.
— Его имя Людвиг, а затем он говорит, что его звали Люди. Он пытается рассказать вам о месте, где он встретил вас. Это было в большой гостиной, где присутствовало много людей. Там подавали кофе и другие напитки, а его жена обслуживала присутствующих.
— Он назвал имя жены?
— Её звали Гертруда.
— Я не могу вспомнить ни одной Гертруды Шульц.
— Он говорит, что она была также известна под фамилией Мюллер. Я спросил, это ее девичья фамилия, а он ответил, что нет. Она сменила свою фамилию. Я спросил, развелись ли они, а он не отвечает. Видимо, у них было какое-то несчастье. Он хочет, чтобы вы знали, что они воссоединились теперь, и боль уходит.
— Могут ли они сказать вам что-нибудь больше об обстоятельствах их встречи со мной?
— Он говорит, что они были художниками и рассказывали вам о своей работе, вы проявили интерес и были очень любезны. Но они упустили свой шанс, потому что в то время они не знали, что вы были пасынком Марселя Дэтаза, что сами по себе были таким выдающимся экспертом.
— Поблагодарите их за меня и скажите, что я желаю им всего хорошего, но я не понимаю, что вынудило их прийти ко мне.
— Они приходили раньше и боялись, что беспокоили вас.
— Совсем нет, я должен признаться, что я забыл о них. Могу ли я увидеть их работы, может быть они будут мне интересны?
— Нет, они скромно отзываются о своей работе. Люди говорит, что он был коммерческим художником, а такая работа только на день.
— Не желает ли он рассказать мне что-нибудь о причинах их несчастья?
Был пауза. Потом: "Женщина плачет. Она говорит, что не может рассказывать об этом".
— А, не евреи ли они?
— Нет, арийцы.
— Евреи не всегда похожи на евреев, и они принимают арийские имена. Это один из их любимых трюков.
— Они говорят, что они не евреи.
— Нет ли там какой-либо политической проблемы?
— Они не хотят говорить об этом, они отворачиваются, они обнялись, как если бы они хотели, чтобы вы знали, как глубоко они любят друг друга.
Остальная часть сеанса интереса не представляла. Наступила очередь Гесса, и объявился дух Хорста Весселя. Нацистский герой мученик говорил о песне, которую он написал, и гордился своим служением делу. Он рассказал некоторые обстоятельства своей земной жизни, но не упомянул о том, что был сутенером. Он сделал предсказания относительно будущих триумфов партии, и вообще вся его речь была построена, чтобы согреть сердце партийного фюрера. Его последние предложения были триумфальным пророчеством, что Австрия вскоре присоединится к Фатерланду. Он учился в течение года в Университете Вены, и заявил, что это легкомысленные люди.
Чародей вышел из транса и покинул шкаф. Он ничего спрашивал, что произошло, но, возможно, почувствовал в воздухе, что впечатления он не произвёл. Он предложил сделать гороскоп заместителя, но Гесс сказал, что это уже было много раз, и у него есть более важные дела. Ланни спросил профессора, отправлял ли он свое астральное тело в Бергхоф, и старик ответил утвердительно. Он видел Ланни и Гесса, глядевших на горы, а также то, что выглядело как игра в карты, что они не делали. Никакого упоминания о французской борьбе! Когда они вышли, Ланни оставил конверт на столе. Он заметил, что Гесс то же самое не сделал. И задал себе вопрос, пользуются ли партийные руководители бесплатным обслуживанием на сеансах. Когда они находились в автомобиле, заместитель сказал: "Мне показалось, что все выглядело довольно неубедительно".
"Я согласен", — ответил другой.
— Все, что было о Хорсте Весселе, он мог бы получить из брошюры, которые партия продает за пять пфеннигов.
— Захаров всегда называл меня Ланни, и никогда в своей жизни мистером.
— Этот король Оттокар явился новым для меня. Вы когда-нибудь слышали о нем?
— Он был королем Богемии, когда Богемия была одним из германских государств. Грилльпарцер написал пьесу о нем.
"Я не увидел там ничего, что имело бы смысл. Мы впустую провели вечер". — Была пауза. Ланни ждал, пока его спутник не поднимет сам решающую тему. Он ждал и дождался.
— А что об этой паре Шульцев. Вы что-нибудь вынесли из этого?
— Не очень много. Но тут я вспомнил одно дело. Я полагаю, что здесь появились одни и те же люди, которые были у меня на сеансе здесь в Берлине почти год назад с женщиной медиумом. Там был дух, который называл себя Люди Шульцем, и он появлялся, пытаясь найти свою жену, которую называл Труди.
— Вы говорили об этом Прёфенику?
— Это я пытаюсь вспомнить. Видите ли, у меня был долгий разговор с ним, два или три часа. Я упомянул, что по несколько раз ко мне приходили духи, которые настаивали, что встречались со мною, хотя я не мог вспомнить их. Вполне возможно, что я назвал имена Шульцев. Но я не могу в этом быть твёрдо уверен.
"В этом вся и разница", — заявил Гесс. — "Если вы сказали ему, то он мог легко сверстать все остальное".
— Вы знаете, как это бывает, кажется, что вы вспомнили, а потом вдруг всё не так. А если о женщинах, разносящих кофе и прохладительные напитки, то разве всех упомнишь. Во многих местах меня просили говорить об искусстве, и, конечно, я встречался со многими художниками и людьми искусства и слышал много имен.