иностранных дел, был на тропе войны против этого курса, а сэр Роберт Ванситарт, самый высший постоянный сотрудник Министерства иностранных дел, поддерживал его.
Джеральд Олбани, воплощение приличий, вероятно, не упомянул бы эту деликатную тему в присутствии американца, но Ланни заявил, что слышал об этом. И тогда они продолжили разговор. Седди заявил, что проблема заключалась в неспособности некоторых государственных деятелей откровенно признать тот факт, что Гитлер превратил Германию в великую державу, и что она снова имеет право подавать свой полный голос в советах Европы. Ирма поддержала его, выступая с новой самоуверенностью, пришедшей к ней с её титулом. Это была ее идея, что ее новая страна должна заключить джентльменское соглашение с Гитлером, охватывающее все проблемы Европы, и должна использовать его в качестве рычага, чтобы заставить Францию разорвать российский альянс. Таким образом, и только так, может быть там снова достигнута безопасность для собственности и религии. Ланни, слушая ее эмоциональные фразы, подумал: "Она в душе все еще спорит со мной!"
Основным принципом британской политики в течение нескольких столетий было поддержание баланса сил на континенте, и борьба с любой страной, которая пыталась получить господство там. До Первой мировой войны такой страной была Германия. После этой войны ею стала Франция, которая накопила огромный золотой запас и использовала его на постройку "Малой Антанты" в Центральной Европе и требовала свою долю нефти на Ближнем Востоке. Таким образом, для британцев стало необходимым дать деньги Германии и использовать её в качестве противовеса. В настоящее время многие в Великобритании думали, что противовес стал опасно тяжелым, и что Франции необходимо вновь дать поддержку, которую она настойчиво просила, и за которой год назад напрасно приезжал Леон Блюм.
Проблема осложнялась подъёмом России, которую большинство британских государственных деятелей списала, как изгоя, после 1917 года. Россия теперь имела союз с Францией, но не знала, стоит ли доверять ему или нет. А англичане не знали, что думали по этому поводу французы, и нужно было ли их поощрять или саботировать. Французская политика, в отличие от английской, менялась с правительством, и это было плохо для французов, а также для их друзей и покровителей. Многие люди в Великобритании заняли позицию, что вопрос о России был не только политическим вопросом, а нравственным. Они отказывались "пожать руку убийце". Джеральд Олбани, сын священнослужителя, был среди них. Но Седди осторожничал, говоря, что в управлении государством не всегда можно ориентироваться на свои моральные и религиозные идеи. — "Нам пришлось бы плохо в начале последней войны, если бы мы не имели помощь России, и, конечно, руки царя были достаточно запятнаны кровью".
Четырнадцатый граф Уикторп был в возрасте Ланни, и все соглашались с тем, что перед ним лежала блестящая карьера. Он был высок и хорош собой, с восхитительными розовыми щеками и небольшими светлыми усами, о которых он заботился. Он был спокоен и серьезен, хороший слушатель и медленный оратор. Он считал себя современным и демократичным, а это означало, что в своем собственном окружении он не требовал должной почтительности своему рангу. В своих отношениях с подчинёнными ему никогда не приходило в голову, что его слова не будут приняты к немедленному исполнению.
Он хорошо знал Ланни, и принимал его свободное и непринуждённое поведение на том основании, что все американцы были такими. Когда он встретил жену Ланни на одном из международных конгрессов, у него появилась мысль, что она сделала плохой выбор, и её было жалко. Он задался вопросом, понимала ли она это, и вскоре решил, что она должна была это понять. Он знал об американских обычаях легких разводов, но эта идея была ему противна, и он вёл себя корректно с женой своего друга в течение всего периода, пока они арендовали коттедж и посещали его замок.
Только тогда, когда он услышал новость, что Ирма отправилась в Рино получить развод, он позволил себе думать о ней серьезно. Очевидно, он ей нравился, и, видимо, ей нравилась мысль о том, чтобы быть графиней. Его не вдохновляла идея иметь подержанную жену или быть отчимом. Но, с другой стороны, ему нравилась идея избавиться от долгов и сохранить свое громадное имущество, несмотря на возмутительно высокие налоги. Он умудрялся получить дипломатическое поручение от МИДа и предложил цветущей соломенной вдове стать его невестой с такой же серьезной вежливостью, как если бы это было предложение возглавить грандиозный танец в бальном зале. Она была очень великодушной. Опекуны ее состояния сели с юристом его светлости и задали все необходимые вопросы, и согласились на все. Вся процедурв была не более чем обычным составлением довольно сложного документа.
Из-за нехватки места в коттедже в выходные дни гостей было мало. Но в вечернее время заезжали друзья, и заходила речь о проблемах мира. Только теперь это была Испания, которая была похожа на кучу петард, взрывающихся в непосредственной близости от пороховой бочки. И никто не мог сказать, как полетят искры, и когда вся Европа может взорваться. Издатель газет, маленький человек, который сам был похож на кучу взрывающихся петард, настаивал, чтобы Уикторп убедил друзей в кабинете и без дальнейших задержек добился признания генерала Франко в качестве воюющей стороны. Ланни, который информировал президента Рузвельта о том, что правительства Англии и Франции потворствовали уничтожению испанского народного правительства, теперь слышал, как этот могущественный британский издатель утверждал, что правительства Англии и Франции покровительствуют испанскому красному правительству так возмутительно, что вынудят Италию и Германию вступить в войну против них. "Она придет, и мы будем виноваты в этом", — заявил лорд Бивербрук, который был когда-то простым Максом Айткеном, канадским учредителем компании. Он сделал миллион фунтов там, и теперь владел The Daily Express и Evening Standard, и его состояния ума заставляло читателей думать, что большевики вели осаду этого ценного имущества. Почти год назад различные правительства сформировали то, что было названо "Комитетом по невмешательству". Он собирался в Лондоне, и провел что-то вроде семидесяти сессий, каждую из них в ожесточенных перепалках. Итальянцев и немцев, которые вмешивались в Испании с первого часа, подразумевали в намерениях на вмешательство, в то время как они постоянно отрицали, что когда-либо думали о таком злонамеренном действии. Ланни слышал историю о кентуккийском полковнике, который избил человека, и когда его спросили: "он назвал вас лжецом?" Тот ответил: "Хуже того, он доказал это". Такова была ситуация этого комитета, который отказался принимать жалобы от физических лиц, но не смог помешать представителям советского правительства доказать, что итальянцы и немцы систематически посылали войска и военные материалы генералу Франко. Тогда итальянские и немецкие делегаты пришли в ярость и дрались за их долю в войне в Лондоне.
Немецкий крейсер у берегов Северной Африки подвергся нападению со стороны того, что Берлин назвал "испано-большевистской подводной лодкой''. Берлин теперь требовал, чтобы Англия и Франция участвовали в военно-морской демонстрации в Валенсии. Франция, патрулируя французскую границу с Испанией, потребовала, чтобы Португалия патрулировала свои границы, через которые Италия и Германия вели свои поставки. Когда Португалия отказалась, Франция вывела свои патрульных и оставила все дороги, ведущие в Испанию, открытыми. Вот так это пошло. Один кризис за другим, и нет способа остановить их. Всем было очевидно, что Франко в одиночку не мог победить свой народ. И если "невмешательство" будет фактически исполнено, то фашисты будут разгромлены. Италия и Германия были тверды, чтобы этого не произошло. Любой ценой их человек должен победить.
Что хотят англичане? Им было трудно определиться. Все варианты были болезненными. Очевидно, что они не могли позволить красным создать себе крепость на атлантическом побережье и взять всю Европу в клещи. Англичане владели значительной собственностью в Испании, например, медными рудниками на Рио Тинто, незаменимыми в производстве вооружения. И, конечно, они не хотели забастовок и красных комиссаров на этих рудниках. С другой стороны, может быть смертельно опасно в военное время иметь немецкие подводные лодки, базирующиеся на Атлантике, и Францию, заключенную в нацистские клещи. В целом, казалось, что лучше, чтобы обе стороны дрались друг с другом, пока не исчерпывают сил, а затем можно было бы создать компромиссное правительство, которому англичане могли бы кредитовать деньги. Единственной проблемой было, что ни одна из сторон не была готова признать, что её силы исчерпаны. Это была война на смерть, которая была плоха для торговли и всякого рода инвестиций.
На Даунинг-стрит, возникал один кризис за другим, и люди стали терять самообладание. Даже в самых эксклюзивных гостиных, среди английских леди и джентльменов, были замечены признаки невоспитанности. Среди гостей в коттедже Уикторпа был автор романов, очень популярных в интеллектуальных кругах Лондона. Он отличался легкомысленным поведением и был великим ловеласом, несмотря на растущую лысину. В своих взглядах он был практически фашистом, и не обижался на такое определение. Ланни встречал его на разных приёмах и вечеринках, и знал, что он был доверенным лицом его фашистского зятя Витторио ди Сан-Джироламо. Когда Джеральд Олбани заметил, что проблема была в том, что никто не может доверять слову Муссолини, "такому приставале", этот романист взорвался. — "Боже мой, в каком мире, вы думаете, вы живете? Вы воображаете, что вы можете иметь дело с этими итальянскими красными, как с учениками вашего класса воскресной школы? Они анархисты, бросающие бомбы, головорезы, и прежде чем Муссолини успокоил их, они захватили половину заводов в Италии. Вы думаете, что вы знаете, как иметь дело с людьми такого сорта? И когда вы должны будете найти людей, чтобы сделать ту же работу в Англии, вы думаете, что они будут вежливыми прихожанами, как вы сами?"