Его неправильность заключалась в том, что Ланни возненавидел этот богатый и светский мир. Паразитическую группу, которая даже не ощущала себя такой, у которой не хватало мозгов, чтобы понять, во сколько она обходится роду человеческому. В один прекрасный день Ланни собирался открыто и полностью порвать с этой группой. Он не мог предугадать, как и когда. Но сейчас он не хотел идти на компромисс со своей совестью и не хотел ослабить своё внутреннее сопротивление. Обнимать женщину, чьи идеи он презирал, было бы нечестным ни по отношению к женщине, ни к себе.
Они поговорили о бизнесе Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, в котором Розмэри имела несколько акций. О картинах, которыми владел Берти и за которые он хотел слишком много денег. О миссии Ренсимена. Розмэри знала "Старого Уолтера", так она называла его, и сказала, что он был при всей своей причудливой манере проницательным торговцем, и, вероятно, вернётся со шкурой Риббентропа. Розмэри знала торговца шампанским, и сообщила с улыбкой, что он пытался назначить с ней свидание, когда они встречались в последний раз. Это было в Кливдене, и Розмэри свободно говорила о присутствующих там и о том, что они говорили. Например, о важности отрыва Франции от союза с Россией. Об урегулировании с Германией. Все это было важно Ланни, и он не хотел, чтобы этому мешали проклятые сексуальные дела. Он должен был придумать оправдание, чтобы не нанести рану чувствам старой возлюбленной. Экспромтом он сказал ей, что нашел счастливую любовь, но был под торжественным обещанием не заикаться об этом. Конечно, это возбудило у неё страшное любопытство, но он сказал: ни слова! Он мог успокоить свои угрызения совести, говоря себе, что он имел в виду Труди. Это был на самом деле Труди-призрак, который стоял между ним и графиней Сэндхэйвен.
Ланни изучал газеты, и не только лондонские, но и те, которые он получал из Парижа и Берлина. Миссия Ренсимена прибыла в Прагу, и её встречал на железнодорожном вокзале весь чешский кабинет в цилиндрах. Немецкие газеты делали все возможное, чтобы представить миссию, как официальное "посредничество", несмотря на заявление Ренсимена, что он был "исключительно частным лицом". Также берлинские газеты были полны сообщений о зверствах в Судетах. Что означало, что нацисты были полны решимости получить то, что они хотели, и продолжали угрожать войной.
Гитлер пригласил адмирала Хорти, венгерского диктатора, и заключил с ним секретный договор. Он устроил для него смотр нового немецкого военного флота, сто десять современных судов во главе с дредноутом Гнейзенау. Затем он устроил военный парад, на котором были продемонстрированы огромные полевые орудия, которые разбирались на четыре части, транспортируемые отдельно. Эти орудия могли быть повторно собраны в течение двух часов. Сотни тысяч рабочих были брошены на возведение укреплений в Рейнской области на границе с Францией. Была проведена "пробная мобилизация" грузовых и легковых автомобилей, и миллион немцев был взят под ружье. Deutschland über Alles!
В такой сложившейся критической ситуации Золтан Кертежи прибыл в Лондон. В конце августа "все" покинули город, но Золтану надо было увидеть несколько картин в одном из загородных домов в Ист-Райдинге, и Ланни доставил его туда. Сам Золтан машину не водил и смотрел на автомобиль, как на опасную игрушку. Но Ланни он доверял, и им нравилось быть вместе. У них не было конца профессиональным разговорам, и венгр рассказал, что у него был заказ на пару картин Геринга, которые ему перечислил Ланни. Ему их надо было увидеть, а не сможет ли Ланни отвезти его в Берлин?
Политический котёл, казалось, вот-вот достигнет точки кипения в Германии. И лучше находиться там. Без сомнения, по мнению Ланни, Гитлеру отдадут западные районы Чехословакии, но остаётся вопрос, как долго он собирается довольствоваться ими, и когда возьмёт следующее, Прагу или Польский коридор. Это было бы важным пунктом информации для ФДР. И Ланни хотел бы первым уведомить его об этом. Так всегда с секретными агентами. У них развит дух соперничества, и номер 103 хочет опередить своих сто два соперника. Ланни сказал: "Идёт" и вызвал стенографистку, отправив партию писем и телеграмм, сообщая отцу и матери, а также различным клиентам, в том числе фельдмаршалу Герингу, что его адрес до дальнейшего уведомления будет отель Адлон.
В жизни Ланни Бэдда почти не встречалось нескольких месяцев, в ходе которых он не складывал свои вещи в сумки, а сумки в автомобиль и не мчался в какую-то другую часть света. Процедура стала автоматической. Он мог выполнить её, беседуя или размышляя о проблемах своей собственной жизни и мира. В самом деле, у него в сознании были разные разделы поведения, один для Великобритании, а другой для континента его рождения, а также для земли своих предков. Он никогда не забывал, в каком месте он был, и никогда не путал правильную сторону дороги. Он въезжал на паром по левой стороне и съезжал с парома по правой. Как только это было сделано, то британская секция сознания Ланни отключалась.
Он никогда не уставал катиться по прекрасно мощеным автострадам Франции, Бельгии, Голландии и Германии. Мир панорамой раскручивался перед его глазами. Иногда он замечал его в быстрых взглядах, а иногда он проникал в его подсознание через кожу. С годами опыта он узнал, где была хорошая еда, и стал ждать, пока он не приезжал в те места. Владельцы помнили и приветствовали его. А ему было приятно пробежать глазами меню, а его аппетит подсказывал ему выбор. Да, мир был приятным местом в 1938 году, если путешествовать для своего удовольствия, иметь деньги в кошельке и не вникать в беды остального человечества!
Прибыв в гостиницу, Ланни нашел приглашение от Der Dicke посетить его в Каринхаллее. Он позвонил Фуртвэнглеру и сообщил, что принимает приглашение, и в то же время попросил его организовать просмотр картин для Золтана. Если бы он попытался, то мог бы получить приглашение в Каринхаллее и для своего коллеги. Но он этого не сделал, потому что для него это был деловой визит, а своими секретами он делиться не хотел. Венгр остался доволен. У него были свои дела, а знание о жизни нацисткого die grosse Welt он почерпнет из ярких рассказов своего друга.
Ланни поехал один в Шорфхайде, где находились толстый Nummer Zwei и его прекрасная дама, сейчас уже втроём, с маленькой девочкой, о которой раструбили по всей Германии, как о беспрецедентном достижении. Ланни, хорошо обученный царедворец, знал правильный ритуал при таких обстоятельствах. Он должен попросить увидеть эту королевскую малютку, а не ждать приглашения. Он должен продемонстрировать взрыв удовольствия, как только малютка попадёт в его поле зрения. Он должен изучить все чёрточки её лица и обсудить, какие она получила от отца, а какие от матери. Он не должен упустить из виду ни одной привлекательной черты, которой обладал каждый из трёх. И должен закончить словами, что при всем своем опыте общения с малютками он никогда не видел никого, кто не обещал так много достоинств. Когда он закончил весь этот обряд с проявлением всей искренности, весь Каринхаллее был в его распоряжении, и он мог просить, что захочет.
А он не хотел никаких земных сокровищ, только информацию. И он начал щедро делиться ею. Что может быть лучше, чем рассказать, что провел уик-энд с неким "исключительно частным лицом", только за день или два до того, как этот человек отправился с исключительно официальной миссией? Геринг сразу же начал забрасывать своего гостя вопросами. Каким человеком был этот эмиссар, чьим последним актом перед отъездом был молебен в Свято-Троицкой церкви за успех своей миссии? Действительно ли он верит в это, или это просто политика в земле дураков? Был ли он на самом деле так богат, как говорят? Он взял с собой жену, по-видимому, чтобы держать других женщин подальше от себя. Пьёт ли он или играет в азартные игры, любит ли хорошую еду или деньги? И как так случилось, что он был видным членом Либеральной партии, а теперь работает с тори? Загадочная вещь, эта британская политическая система!
Еще раз было доказано, что человек не может задавать вопросы, не раскрывая, что у него на уме. Толстый маршал поведал своему гостю, что за нацистским фасадом блефа и вызывающего поведения была группа сильно озадаченных людей, резко разделенных между собой. Перед отъездом Ланни из дома Der Dicke, ему удалось довести его до точки откровенности на тему Иоахима фон Риббентропа. По крайней мере, в той степени, что министр иностранных дел его страны был круглым дураком, снобом и шарлатаном, выскочкой, интриганом и сикофантом. Он стал неожиданно богатым из-за своего брака. И это богатство ударило ему в голову. Ему удалось убедить фюрера своим бойким языком, и он был отправлен в Англию, где тамошняя аристократия окрутила его вокруг пальца, заставляя его думать, что он, а не они, контролирует внешнюю политику империи, и что они были глиной в руках гончара, продавца шампанского!
"Вы знаете Англию, Ланни", — сказал Геринг. — "Кливден и Уикторп и другие загородные дома контролируют всё до определенного момента, но никто никогда не может быть уверен, когда чернь может восстать и заставить развернуть их политику. Это походит на плавание в небольшой лодке под парусом по одному из этих швейцарских озер. Все так спокойно, как в умывальной раковине, но вдруг задует биз и опрокинет все".
"Я видел это'', — ответил Ланни.
Его мучила совесть из-за страха, что он, легко соглашаясь с нацистами, может тем самым дать им поддержку. Было бы невыносимо думать, что, обладая весом перышка, он может повернуть чашу весов в любом из этих повторяющихся кризисов. Теперь он увидел шанс склонить чашу весов в свою сторону, и он поспешил согласиться с мнением Геринга о нестабильности английской черни, о её зависимости от внезапного безумия и о трусости самых могущественных политических лидеров при такой буре. Безответственная пресса и непокоренное рабочее движение почти нарушили политику тори по Абиссинии, и снова по Испании. Теперь они могут легко сделать то же самое с Чехословакией, и Германия может оказаться в состоянии войны с Англией, Францией и Россией, всеми сразу.