"Я слышал о вас окольным путём", — сказал Олстон, не уточняя каким. Возможно, это было из газет, бывший географ добавил: "Я надеюсь, что ваш развод не слишком повредил вам".
"Моя бывшая жена переместилась вверх по социальной лестнице, а я был одной из ступенек". — Ланни сказал это с улыбкой. На самом деле он так не думал, потому что был доволен своим положением на социальной лестнице, присущим внуку владельца Оружейных заводов Бэдд и сыну президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт.
"Что вы делаете в этой жизни?" — пожелал знать пожилой человек. Это была увертюра, которая требовала искреннего ответа. "Вы свободны в течение следующего часа или двух?" — спросил Ланни и сообщил, что в это время он должен осмотреть коллекцию современной живописи, которая, возможно, в ближайшее время выйдет на рынок. "Вот так я зарабатываю себе на жизнь. Есть люди, которые настолько наивны, что верят моим суждениям, сколько стоят картины, и это дает мне возможность проводить остальную часть моего времени в безделье и тунеядстве". — он сказал это, опять улыбаясь.
Бывший географ ответил, что был бы рад осмотреть произведения искусства под руководством такого авторитета, и они вышли из гостиницы и взяли такси. Через несколько минут езды они вышли перед одним из таких заведений на Парк-авеню, где нужно либо владеть квартирой, либо платить несколько тысяч долларов в месяц арендной платы. Персонаж, который, мог бы быть одним из гренадеров Фридриха Великого, открыл для них дверь такси. Служащий с бутоньеркой спросил имя Ланни. Молодая женщина с блестящими красными губами произнесла его по телефону. Мальчик-лифтёр с несколькими рядами пуговиц вознёс их к небу. А пожилой сторож провёл их в ярус комнат, который, по-видимому, окружал всё здание и давал возможность окинуть соколиным взором остров Манхэттен и его окрестности.
В середине лета семья была в отъезде. Мебель была покрыта чехлами жёлто-коричневого цвета, шторы опущены, но сторож поднял одну, и посетители могли полюбоваться розарием в пентхаусе. Затем они прогулялись из комнаты в комнату, рассматривая картины, каждая из которых имела отдельный "осветитель", который включал сторож. Они постояли некоторое время в тишине, после чего Ланни Бэдд начал одну из своих хорошо подготовленных лекций. Этому искусству он научился, чтобы производить впечатление на самых эксклюзивных людей, тех, кто является дважды элитой, обладающей как богатством, так и культурой.
— Обратите внимание на аристократическую ауру, которой Сарджент окружает свою модель. Вы видите, что голова несколько пропорционально меньше остальных размеров леди. Миссис Уинстед в действительности не была такой, могу вас заверить, потому что я ее знал. И здесь не было никакого просчета художника. Потому что его я знал еще лучше, наблюдая за ним в горах и долинах вокруг дома моей матери на Ривьере. И могу свидетельствовать, что он был в состоянии точно воспроизвести все пропорции, когда считал, что это желательно. Но его целью было выбрать наиболее характерные особенности своего объекта и довести их до вашего внимания. Он бы сказал, если вы хотите буквальной точности, то фотограф для вас сделает это в доли секунды. Но дело художника изобразить душу своего объекта.
"Не полностью игнорируя мнения объекта о своей душе", — заметил Олстон со следами улыбки.
"Конечно", — согласился другой. — "Еще во времена древнего Египта художники научились изображать хозяина выше и внушительнее его рабов. Только в последнее время, начиная, возможно, с Гойи, художники отважились смешивать следы юмора с их подобострастием".
— Можете ли вы сказать, что здесь был такой же случай?
— Это была печальная леди, как вы можете понять. Они были чрезвычайно богаты и, соответственно, горделивы. Они жили в огромном поместье, и их две прекрасные дочери были воспитаны в большой строгости и сопровождались компаньонкой во всех их передвижениях. В результате, одна из них сбежала с красивым слугой, а другая вышла замуж ещё хуже. Надменный старый отец отказался их видеть. Он был одним из моих клиентов, и я имел возможность наблюдать его печаль, несмотря на его усилия её скрыть. Я не сомневаюсь, что Джон Сарджент, добрый человек, несмотря на всю его резкость, подумал, что есть способ принести на мгновенье счастье миссис Уинстед без большого вреда искусству. В последние годы жизни он устал от такой благотворительности и отказался писать богатых вообще.
"Чарли" Олстон понял, что это был тот же просвещённый и не по годам развитый Ланни Бэдд, который сопровождал его на Парижской мирной конференции и прошёл с ним тяжелые шестимесячные испытания. Юноша, который прожил большую часть своей жизни в Европе. Который не только мог болтать по-французски, но знал его тонкие нюансы, арго и даже плохие слова. Кто знал обычаи и этикет, известных личностей и дипломатические увертки. Кто мог стоять за спинкой кресла "эксперта" во время официальной сессии и шептать ему на ухо подсказки, указывать пункты в документе или написать правильное слово на листке бумаги. Таким образом, делая бывшего крестьянского парня из штата Индиана менее уязвимым в присутствии вековых и супер-элегантных коварств Европы.
И сейчас Ланни Бэдд был тем же самым, только старше. Он прожил почти два десятилетия между Европой и Америкой, встречая известных личностей из всех стран и научившись вести себя во всех ситуациях. Искусство для него не просто искусство. Это история и социальные науки, психология и человеческая природа, даже сплетни, если принимать искусство таким образом. Нужно привыкнуть к тому, что он действительно знал "сильных мира сего", и к тому, что когда он упоминал их, то делал это не из-за тщеславия, а просто пытался сделать себе приятное.
— Здесь вы видите интересное противопоставление, профессор, работу Джона и рядом работу Брокхерста с одним тем же сюжетом. Это как если бы наш хозяин желал решить вопрос, кто является лучшим художником, или, возможно, спровоцировать бесконечное соревнование. Это одна из ранних работ Огастеса Джона. Бедняга, он не бережно относится к себе, и его работы не улучшаются. Джеральд Брокхерст технически умелый художник, но я полагаю, что он сам бы признал превосходство Джона в его лучших проявлениях. Успех Брокхерста можно отнести к его твердой линии и его цвету. Обе эти характеристики усилились с годами, и, я уверен, что именно поэтому его только что выбрали нарисовать портрет моей бывшей жены. Она стала леди Уикторп, как вы, возможно, знаете. И сейчас она занята ремонтом замка, чьи бывшие владельцы были написаны кистью Гейнсборо. Ирма будет в восторге от портрета, на котором она будет выглядеть, как кинозвезда.
Так что еще раз бывший географ убедился, что искусство было также психологией и даже сплетней!
"У вас есть дети?" — он чувствовал, что может задать такой вопрос.
"Одна дочь", — был ответ. — "Ей семь, она достаточно взрослая, чтобы понять, как увлекательно жить в старинном замке, и как впечатляют дворянские титулы. Обязанностью ее матери будет выдать её замуж за самого титулованного".
— А вы, Ланни?
— Я отец, и удостоен настоящей чести, мне разрешили посещать ребенка, когда я захочу. Принимается как должное, что я не буду делать или говорить то, что может разрушить волшебную сказку, в которой воспитывается малыш.
Когда горячее медное солнце утонуло в длинных каменных ущельях острова Манхэттен, два друга пошли назад к гостинице, где они встретились. Ланни там снимал номер и пригласил друга. Он заказал еду, и когда её подали и официант удалился, они долго сидели за кофе со льдом и разговором. Как много воспоминаний они должны были воскресить и как много вопросов задать! Сколько людей, с которыми они работали на мирной конференции. Где они сейчас, и что с ними случилось? Многие умерли, а другие уже выпали из поля зрения. Олстон говорил о тех, кого знал. Что они сейчас думают о своей прошлой работе? Ланни был одним из диссидентов и зашел так далеко, что оставил свою скромную работу в знак протеста против позорного урегулирования. Грустное удовлетворение знать, что ты был прав, и что худшие бедствия, предсказанные тобой, в настоящее время висят над миром, в котором ты живёшь!
Лучше говорить о самых проницательных из них, о тех, кто был достаточно смел, чтобы выступить против слепых безумств и необузданной жадности. Красный дядя Ланни, которые до сих пор жил в Париже — и был теперь député de la république française, и несколько раз его тирады цитировались в новостных рассылках в Америку. Ланни вспомнил, как привёл Олстона и полковника Хауса к своему дяде в его парижский многоквартирный дом. Этот визит был слабой попыткой президента Вильсона привести англичан и французов к какому-то компромиссу с Советами. "Как мой отец не хотел видеть меня рядом с этой опасной Красной овцой в семье моей матери!" — заметил Ланни. — "Мой отец до сих пор чувствует то же самое".
Они немного поговорили о Робби Бэдде. Олстон рассказал с юмором о годах обучения в колледже, когда он смотрел с благоговением на изумительного плутократического сына владельца Оружейных заводов Бэдд. Тот носил толстые белые свитера с высоким горлом, на каждом из которых была синяя буква Y, и, выходя на футбольное поле, получал оглушительные приветствия. Олстону, напротив, приходилось зарабатывать себе на жизнь, работая официантом в студенческой столовой, и поэтому он никогда не был "принят" в светское братство. Ланни сказал: "Робби не так резок сейчас, он научился уважать образование и, даже смирился с тем, что один из его сыновей играет на пианино и смотрит на картины вместо того, чтобы помогать ему в производстве военных самолетов".
"А ваша мать?" — спросил пожилой человек. Когда ему сообщили, что она все еще процветает, он сказал: "Я действительно думал, что она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел".
"Она, конечно, котировалась", — ответил сын. — "Теперь она принимает с сожалением тот факт, что находится на шестом десятке, а с семилетней внучкой не может отрицать этого".