Двадцать лет назад Ланни сказал: "Рик умер!" Но Рик не умер. Рик лежал на поле боя, сильно пострадавший и близкий к смерти. У привидения была кровоточащая рана на лбу. И у Рика по сей день остался шрам от этой раны. Рик был во Франции, а Ланни в штате Коннектикут. Обстоятельство, которое требовало больше объяснений, чем любой из них когда-либо был в состоянии найти в какой-либо книге. Теперь Ланни смотрел на этот образ своей жены и видел, что у нее не было никакой раны. Просто выражение бесконечной печали. Она, конечно, чувствовала печаль, потому что она была в разлуке с ним, и знала, что он будет страдать из-за нее. Что будет забывать поесть и не сможет спать.
Видение Рика внушило молодому Ланни Бэдду трепет. В течение двадцати лет с тех пор он думал: "Если я увижу когда-нибудь другое видение, как я буду вести себя?" Он решил, что у него не будет ни малейшего страха или волнения, только научное любопытство. Он использует каждый момент времени наилучшим образом, как астроном во время затмения Солнца. Астроном готовится в течение многих лет и проедет половину мира только для того, чтобы наблюдать затмение всего несколько секунд. Теперь у Ланни были секунды, и он чувствовал, что трепещет и даже был испуган. Труди, конечно, никогда бы не смогла причинить ему боль. Но Труди пришла из другого мира, Труди представляла собой прорыв тех завес, которые скрывают человечество от своей судьбы и прячут тайны, которые могут быть совсем невыносимыми. Ланни чувствовал, что его кожа покрылась мурашками. Он не мог знать, стали ли его волосы дыбом, но он чувствовал там своего рода щекотку. Он пристально вглядывался, и в то же время за несколько секунд у него промелькнули мысли, над которыми он размышлял двадцать лет.
В прошлом он обратился к Рику, и привидение растворилось. Он решил, что в следующий раз не будет говорить. Но обнаружил, что трудно сопротивляться потребности говорить. Лежать, глядя на свою жену и видеть, как она глядит на тебя, было не нормально. Это противоречило любви. Он был знаком с идеей передачи мыслей без слов, поэтому он решил попробовать. Он сказал: "Труди!" шевеля губами, но не делая никаких звуков. Ему показалось, что привидение слегка наклонилось вперед и повернуло голову, словно пытаясь услышать. Он снова сказал беззвучно: "Труди!" И возможно, что ее губы задвигались. Разговаривала ли она с ним без звука? Он не умел читать по губам, но он представлял себе, что она произносит его имя. Потом, когда он попробовал эксперимент, то обнаружил, что слово "Ланни" произносится не губами, а языком.
"Что мне делать, Труди?" — подумал он. Обманул ли он себя, когда представил себе, что она ответила: "Делай, что я тебе сказала". Достаточно очевидно, что она могла так сказать. Любая жена, живая или мертвая, сказала бы так мужу, если бы она думала, что он вдруг прислушается. А мог он себе представить, что услышал: "Говори со мной мысленно"? Это тоже было могло быть с мужем, который в течение двадцати лет рассуждал о паранормальных явлениях, посещал медиумов, убеждая своих друзей делать то же самое, и ведя сложные записи важных сообщений.
Во всяком случае, всё это было в мыслях Ланни и оставалось там, в то время как привидение медленно растворялось в утреннем свете. У Ланни выступил пот на лбу и появился озноб, что было не нормально в Париже в конце лета. У него осталось почти непреодолимое убеждение, что там была Труди. По крайней мере, какая-то часть Труди, или что-то от нее, и в это она заставила его поверить. Ничто, что он прочитал или продумал, не могло склонить его к "спиритизму", но теперь он думает: "Предположим, что это может быть!" И снова: "Предположим, нацисты не могли убить ее!" Ланни вспомнил о встрече в Эммаусе, так жизненно изображённой Рембрандтом. — "Он же сказал им: и отчего вы печальны?… И сказал им: вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему".[11]
После этого опыта Ланни не узнал о привидениях ничего больше, чем он знал до этого. Была ли это Труди, её тело, ум или душа, или это было его собственное подсознание, создавшее синтез из десяти тысяч воспоминаний о Труди? Он никогда не мог бы ответить. Но эмоционально, Труди была там. Она для него превратила себя в реальность. Она перевела его десять тысяч воспоминаний в активную жизнь. И, кроме того, она дала ему инструкцию.
Ланни всегда, с самого раннего детства, принадлежал женщинам. Своего отца он видел редко. Его личность формировала его красивая и добрая мать, и когда она уезжала, чтобы погрузиться в вихрь светской жизни, она оставляла ребенка со служанками женщинами. Потом она возвращалась в облаках славы. И она и ее подруги, ослепительные и очаровательные создания, райские птицы, чей разговор напоминал заведенный граммофон, установленный на максимальной скорости, превратили яркого маленького мальчика в домашнюю зверушку. И он смотрел, как они прихорашивались и чистили пёрышки перед своими набегами в мужской мир. Ланни впитывал слова, которые никогда бы не были сказаны, если бы веселые дамы догадались, что ребенок мог их понять.
Потом в его жизнь пришла Розмэри. Вторая мать, но больше, чем мать, посвятившая его в тайны любви. Она была мягкой и доброй, все они всегда были с Ланни такими, потому что он был таким же с ними. Она могла бы остаться с ним на всю жизнь, только мир не позволил этого ей. Мир был гораздо более мощным, чем любой человек. Он был строгим и суровым и имел на всех свои виды, которым следовало подчиняться. Le grand monde, le haut monde, le monde d' élite, — Ланни слышал эти фразы из детства, и у него ушло много лет, чтобы понять этот monde, как он возник, и из чего, был получен его подавляющий авторитет.
Затем пришла Мари де Брюин, одно из созданий и представительниц этого мира. Дама высокого положения в Париже, она была его amie во французском стиле и справлялась с ним с тактом женщины, которая интеллектуально принимает превосходство мужского существа и не допускает мысли даже самой себе, что она управляет жизнью мужчины, которого любит. Всякий раз, когда Ланни делал или сказал что-нибудь, что не отвечало обычаям класса Мари, она не ругалась, она даже не упоминала об этом. Она просто становилась несчастной. И когда Ланни наблюдал это, то решал, что вряд ли стоит делать такие запретные вещи или говорить, или даже думать о них.
А потом Ирма Барнс, которая вышла из так называемого "Нового" мира, и она не обращала внимания на обычаи, которые ограничивали женщин аристократической Франции. Ирма никогда не колебалась сказать, что она думает. И совсем не рассматривала себя принадлежностью мужского существа. Она принимала как должное, что это существо предназначалось для танцев с ней, и было средством от скуки. Но она была безмятежной и покладистой. Из своего сверхизобилия она была готова уделить Ланни все, что он мог бы захотеть. И ее единственной жалобой было, что он в достаточной мере не использовал свои возможности. То, что разбило их брак, был черный кризис, который теперь сгущался над их миром. Нельзя жить вместе и изо дня в день не задавать вопросов. Надо было выбрать стороны, и Ланни принял сторону, противоположную своей жены.
Вот так Труди пришла в его жизнь. Она представляла другую сторону его натуры, сторону которою Ирма не могла и не хотела терпеть. Доверчивая и сердобольная сторона, которая извинялась за то, что называла себя "социальной справедливостью", но Ирма называла её классовой завистью и простым организованным грабежом. Но у Труди, как у Мари де Брюин, были символ веры, набор убеждений и кодекс поведения, от которых было немыслимо отклониться. По мнению Труди, рабочие всего мира боролись, чтобы освободить себя от векового рабства и построить кооперативное общество, свободное от эксплуатации и войны. Эти усилия требовали максимальной лояльности и посвящения, и любые послабления являлись формой морального разложения. Труди удалось управлять своим вновь приобретенным мужчиной во многом таким же образом, как и Мари. Она никогда не бранилась и не придиралась, но Ланни мог видеть грусть на ее лице и быстро убрать злые слова и подавить злые склонности, полученные им от своего воспитания в праздном классе. И это так мешало ему стать искренним защитником угнетенных.
И теперь из мира духов, если это было он, Труди возобновила свой контроль над впечатлительным Ланни Бэддом. Родилась новая религия и новый мученик молвил: "Я с вами во все дни до скончания века[12]". Новый евангелист проповедовал: "Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить. Противостойте ему твердою верою, зная, что такие же страдания случаются и с братьями вашими в мире"[13]. Этот мир, казалось, изменился очень мало за девятнадцать столетий. Та же человеческая слабость противостояла пугающим задачам, и должны делаться те же моральные усилия, и устанавливаться те же запреты, снова и снова, мир без конца, аминь.
Не говоря ни слова, Труди сказала все, что она хотела сказать Ланни. Или хотела бы сказать, если бы это было настоящей Труди, а не порождением подсознания Ланни! Подсознание Ланни знало Труди очень хорошо и без труда придумает все слова для нее. Так что теперь всю оставшуюся жизнь Ланни Труди будет стоять у его кровати, спрашивая: "Что ты сделал для дела сегодня? А твои действия приблизили рабочих к свободе от эксплуатации и от войны? Ты действительно думал об этом или только приятно проводил время, как в прошлом?" Бессознательно, автоматически на ум Ланни приходили эти увещевания, похожие на те, которые он прочитал в отрочестве и которые его пуританский дед в Коннектикуте вдалбливал в классе Библии воскресной школы. "Итак умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения вашего, и не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная."и так далее. "в усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите; утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны; принимайте участие в нуждах святых "