"Это займет всего несколько дней", — ответил нетерпеливый Шарло, который говорил больше, чем должен, видя, что он был самым младшим. — "Не больше, чем потребовалось Гитлеру, чтобы вернуться в Рейнскую зону".
Père de famille добавил: "У нас есть очень весомые гарантии, что Гитлер не будет возражать против нашей программы. Почему он должен? Он много раз говорил, что у него нет разногласий с Францией, кроме российского альянса, который ставит нас на антинацистскую сторону. А также всякого зла, поразившего нашу внутреннюю жизнь. Мы или коммунисты, и решение нельзя больше откладывать. Еще одна серия забастовок, и ситуация выйдет из под контроля. Красные захватят наши заводы и повторят все, что они делали в России".
"Как скоро бетон в вашем доте затвердеет?" — спросил Ланни молодого инженера. Он задал вопрос шутливо, но ответ был дан без улыбки: "Его залили три недели назад так, что времени было достаточно для обеспечения безопасности".
"Барон Шнейдер завтра обедает с нами", — сказал Дени. — "Вы знаете его?"
"Он был в моем доме, когда я был мальчишкой", — ответил Ланни, — "но я не думаю, что он помнит меня. Он, конечно, знает моего отца".
Это был Шнейдер из Шнейдер-Крезо, известного во всем мире. Как только Захаров ушел на покой, Шнейдер принял титул оружейного короля Франции. Но он не удовлетворился этим высоким рангом и стремился стать императором. По-видимому, так всегда бывает. Когда есть много всего, то зачем останавливаться? Преимущества крупномасштабного управления настолько очевидны. И нельзя позволить кому-то получить прибыль, которая могла быть вашей. Барон Шнейдер из Шнейдер-Крезо приближался к своему концу, но у него руки чесались, как у Захарова, и он не мог удержаться от инстинкта хватания и продолжал цепляться за власть.
"Я думаю, что он хочет убедить меня принять активное участие в своём CSAR", — отметил Дени.
"Несомненно, он нуждается в вашей моральной поддержке", — тактично отреагировал Ланни и добавил: "Он, вероятно, не захочет моего присутствия".
— Я скажу ему, что вам можно доверять. Вы, конечно, понимаете весьма конфиденциальный характер того, что мы обсуждаем.
"Cela va sans dire", — ответил американец. Он имел отвращение ко лжи, и никогда не лгал, если это абсолютно не вызывалось необходимостью. Отвлекая внимание, он быстро добавил: "Я полагаю, что можно всё рассказать Робби".
"Конечно", — поддакнул Дени. — "Робби придется делать что-то в этом роде и в самом скором времени".
Для Ланни было естественно пожелать узнать все о великом человеке, с которым он должен был встретиться. Поэтому он задавал вопросы о бароне Шарле Проспере Эжене Шнейдере, который имел немецкую фамилию, но принадлежал к семье, которая занималась производством оружия во Франции в течение около ста лет. "Совсем, как Бэдды", — заметил американец. — "Наша семья потеряла свое семейное производство, и я полагаю, что барон чувствует, что он потерял своё". Это была ссылка на недавнюю процедуру национализации.
— У него больше заводов за пределами Франции, чем в ней самой, так что ему не грозит опасность голода.
— Сколько, как вы думаете?
"Их должно быть более трехсот. Он создал колоссальный холдинг, Европейский промышленный и финансовый союз" — сам Дени сформировал такую же компанию, хотя в гораздо меньших масштабах. Он продолжал воспевать картели, как их называли, "вертикальный трест" величайшее из всех социальных изобретений, по мнению француза. Это учреждение, которое будет существовать из поколения в поколение и даст обществу преимущества массового производства без каких-либо рисков, связанных с системой наследования. — "Менеджеры всегда будут компетентными техническими специалистами, так что не имеет значения, понимают ли владельцы что-нибудь в бизнесе или нет. Владельцы могут сидеть в стороне и напиваться, если захотят".
"Это кажется полезным для всех, кроме владельцев", — так Ланни хотелось бы сказать, но это были те замечания, которые он научился душить в своём горле. — "Ле Крезо самый большой из его заводов?"
— Я думаю, что Шкода в Чехословакии больше. Французской политикой всегда было создать оборону санитарного кордона, чтобы защитить не только Францию, но и всю Западную Европу против большевизма. Шнейдер построил большие заводы ещё в Польше.
"Я всегда думал, что Шкода принадлежала Захарову", — заметил Ланни.
— Захаров хотел продать, а Шнейдер был готов купить. Вы знаете, как строятся такие большие предприятия. Это чисто вопрос наличия кредита.
"Ещё бы мне не знать!" — ответил сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. — "Я был с моим отцом, когда он собирал средства, чтобы начать".
"Ваш отец не достаточно заботился о себе", — прокомментировал один из инвесторов отца. — "Ему надо было начинать, имея контроль над каким-либо банком. Так, вы получили бы тысячи инвесторов, не беспокоясь разговаривать с каждым из них. Они даже не знали бы, куда они вкладывают. Шнейдер так и сделал, и вы можете быть уверены, что он оставил достаточную долю для себя. Он создал самый большой картель в последние тридцать или сорок лет. Его семейный бизнес был сравнительно мал до этого".
"Естественно, он хочет удержать его", — заметил Ланни. На что его хозяин ответил: "Vraiment".
Барон Шнейдер из Шнейдер-Крезо оказался щеголеватым и элегантным аристократом, возраст которого приближался к семидесяти. Он носил аккуратную белые усы, и имел ту внешность, которая поразила Ланни сходством с Захаровым, торчащий нос, как у орла. Робби сказал: "Такой нос вынюхивает деньги". Как Захаров, барон отличался тихим голосом и спокойными манерами. Без сомнения, когда он чуял деньги и хватал их, он должен был кричать, как это делает орел. По мнению Робби, Захаров должен был так делать. Но Ланни никогда не слышал крика Захарова, как никогда не услышит крика Шнейдера.
Оружейный король был в силу своих занятий человеком интриг, человеком, который дёргает за верёвочки за кулисами истории, используя деньги, чтобы защитить свою собственность, как дома, так и за рубежом. Так как эта защита должна быть интеллектуальной и политической, а также финансовой, Шнейдер приобрел Le Temps и Le Journal des Débats, две парижских газеты, оказывающих наибольшее влияние на тех, кто правит Европой, и кого барон должен убедить, чтобы они следовали его путём. Так как его бизнес был международного масштаба, то и козни его должны не отличаться в размерах. Ему было недостаточно контролировать правительство Франции. Он должен был быть уверен в тех странах, с которыми Франция поддерживала союзные отношения, и которых он снабжал великолепным новым оборудованием для производства машин убийств. Купившего так много политиков за свой век, барона нельзя было обвинить в циничном отношении к этой породе. Теперь, если они отказывались оставаться в статусе купленных, его нельзя было обвинить в решении избавиться от них.
Вот почему он пришел на ужин в замок де Брюинов в воскресенье вечером. Не потому, что его интересовал обед, или скромное поместье впечатлило его, а потому что Дени, начавший с таксомоторов Парижа, стал управлять другими предприятиями, в том числе несколькими банками. Его сыновья были правыми активистами, и барон, будучи стар, нуждался в молодых. Он называл Дени по имени, а Дени называл его Эженом. Он был смущен, когда обнаружил присутствие незнакомца. Он завязал разговор с этим незнакомцем, давая ему возможность высказать свою точку зрения. Ланни, зная общепринятые нормы поведения, воспользовался случаем, чтобы сказать: "Я считаю, что вы знаете Эмили Чэттерсворт, которая является своего рода моей крестной".
Да, действительно, барон знал эту женщину, стоявшую во главе франко-американской колонии, и принявшую во время мировой войны ведущую роль в оказании помощи французским раненым. Дени, который также знал те же нормы, заметил, что Ланни лично знал и Адольфа Гитлера, и генерала Геринга. Барон быстро проявил свой интерес. И Ланни объяснил, как в детстве он был гостем в замке Штубендорф и познакомился с молодым немцем, одним из первых обращенных "Ади", и который посещал его в тюрьме после провала пивного путча в Мюнхене. Так, Ланни удалось несколько раз встретить фюрера национал-социализма. Последний раз он видел его в Берхтесгадене два года назад.
Барон быстро загорелся. Он посылал эмиссаров и к Гитлеру, и к Герингу, оказалось, что они вернулись только с формальными ответами. Они встречались с фюрером и главой Люфтваффе в парадной обстановке. Шнейдер хотел бы знать, что за люди они действительно были, их личную жизнь, их слабые стороны, а также возможные способы для контактов и влияния на них. Очевидно, что новый оружейный король Европы смотрел на сына Бэдда-Эрлинга, как на "находку". Он уделил большую часть времени во время обеда втягиванию его в разговор о Национал-Социалистической Рабочей Партии Германии и что она значит для Франции.
Что Ланни мог сказать? Он мог бы категорически заявить: "По моему мнению, фюрер, безусловно, психопат. Над ним доминируют иррациональные фобии. Прежде всего, он ненавидит евреев, и после них идут русские, затем поляки, затем, как мне кажется, французы. Может быть, чехи следуют перед вами, я не уверен. Он написал в своей книге, что уничтожение Франции имеет важное значение для обеспечения безопасности Германии. И не может быть никаких сомнений в том, что он действительно так думает. Он не боится говорить это, потому что у него есть своего рода двойной цинизм. Он говорит правду в уверенности, что от него этого не будут ожидать, и никто в это не поверит. Он бесконечно коварен, он может пообещать всё, что угодно, потому что обещание для него ничто. У него есть только одна вера и одна идея в мире. Немцы это раса господ, которой суждено покорить мир под его водительством, как вдохновлённого фюрера. Это есть тот магнитный полюс, к которому обращено всё его существо, и та вещь, которую надо иметь в виду, при общении с ним".