Тот, кто изучал социальные науки во Франции, не откажется от разговоров. У Франклина Д. Рузвельта были свои собственные приключения из арабских ночей, и Ланни позволил ему рассказать о них. "У нас есть тоже денежные мешки по эту сторону океана", — начал он. — "Они твёрдо знают, что они хотят, и сильно шокированы, не получая этого от меня. В предыдущей администрации, как вы, несомненно, знаете, они не были совсем без влияния".
— Конечно, знаю, мистер президент.
— Вы бы посмеялись, услышав об усилиях, которые они предприняли, чтобы загнать меня в ловушку, после того, как я был избран, и прежде, чем введён в должность. Страна находилась в самом разгаре паники, и если бы я только согласился бы встретиться с мистером Гувером и дал бы ему некоторое представление о том, что я собирался сделать! План был таков. Я должен взять на себя всю ответственность за панику, вместо моего предшественника. Но я позволил ему вплоть до самого последнего момента отвечать за всё.
— Потребовалось самообладание, и я восхищался вашим.
— Вы не можете себе представить, какое было давление. Оно никогда не ослабевало, и до сих пор не ослабело. Они убедили меня поучаствовать в мировой экономической конференции в Лондоне сразу после инаугурации. Если вы помните, идея заключалась в том, чтобы сохранить золотой стандарт и зафиксировать все валюты на существовавших тогда уровнях. Франция и Великобритания уже девальвировали свои валюты и хотели сохранить доллар на прежнем уровне, чтобы они могли захватить себе всю мировую торговлю. Когда я понял это, я перевернул шахматную доску, и не думаю, что меня когда-либо простят за это. Вы, несомненно, знаете все истории, которые они говорят обо мне.
— Прямо из первых рук.
— Предполагалось, что я все время в стельку пьян, и, несмотря на мои физические недостатки, содержу большой гарем.
— Вы слышали, как один психиатр, который умер и отправился на небеса, и был приглашен подвергнуть психоанализу Бога?
— Нет, а что это связано со мной?
— Святой Петр объяснил, что Бог страдает манией величия, он думает, что он Франклин Д. Рузвельт.
Президент запрокинул голову и от души расхохотался. Он вкладывал всю душу в своё восхищение шуткой, и это было приятно наблюдать. Ланни вспомнил, что Авраам Линкольн искал такого же облегчения от слишком многих забот.
"Только сейчас", — сказал глава исполнительной власти, — "Я нахожусь в разгаре самого жаркого боя по реформированию Верховного суда. Эти девять старых господ в их торжественных черных мантиях блокировали одну за другой наши меры Нового курса. Всё будущее нашей программы зависит от моих усилий, чтобы разорвать эту удавку. Я призвал к увеличению числа судей, и это называется "утрамбовкой суда" и считается вышибанием клина для большевизма. Враги этого плана будут делать или говорить всё возможное". Президент рассказал кое-что о том, что они сделали, и после рассказа о проделках Сената он спросил: "Что вы думаете об этом?"
Ланни сказал: "Я думаю, что это показывает, что вы почти такой же неблагоразумный, как и предыдущий Рузвельт". Это вызвало еще один взрыв смеха, и после этого они стали друзьями.
Сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт решил, что настало время, чтобы поднять вопрос, который был близок его сердцу. Опасность для демократических стран, связанная с нацистко-фашистской подготовкой к войне, и теперешняя демонстрация их программы на Пиренейском полуострове. Ланни рассказал о своих поездках в Испанию, и о том, что он там узнал.
— Это называется "гражданской войной", мистер Президент, но ничего подобного. Это подавление свободного народа итальянским и немецким диктаторами. Их цель состоит в том, чтобы испытать свои новые танки и самолеты, а также создать аэродромы и базы подводных лодок для нападения на транспорты свободных наций, когда начнется настоящая война.
Ланни описал испанские правящие классы. — "Я играл в теннис с королем Альфонсо, я знаю их компанию на Ривьере, и я встречал многих того же рода в Париже и Лондоне, и в самой Испании. Я считаю, что они самые невежественные, самодовольные и высокомерные аристократы в Европе. Младшие из них научились управлять автомобилем, а некоторые из них даже летать, но это всё, что связывает их с чем-нибудь современным. Я бы с трудом перечислил полдюжины из них, кто прочитал одну книгу. Для них интерес представляют игра в поло, стрельба по домашним голубям, азартные игры и погоня за женщинами. Они суеверны, и в то же время крайне циничны. О правительстве они ничего не знают, а если их человек Франко выиграет эту войну, они превратит страну в рай для Хуана Марца и спекулянтов, вроде него, и темницу для каждого просвещенного мужчины и женщины".
— У меня нет оснований сомневаться в вашем мнении, мистер Бэдд. Если бы я мог, то правительства во многих частях мира сменились бы. Но я не правитель какой-либо части Европы.
— Я считаю, сэр, что у вас есть, что сказать по этому поводу. Это имеет огромное значение для правительства испанского народа. Я слышал, что до этого года неизменным правилом в международных делах было, что любое законное правительство имеет право на закупку оружия для своей защиты. Это правило было отменено в январе прошлого года, и это были вы, кто призвал Конгресс сделать это. Я не мог понять это тогда, и я понимаю еще меньше теперь, когда вы видите, что это означает смерть одного из самых просвещенных и прогрессивных правительств.
Это был вызов, сознательно смелый вызов. Ланни весь затаил дыхание, ожидая реакции великого человека, сидящего перед ним.
Великий человек помедлил, чтобы подумать, зажег сигарету в длинном тонком мундштуке. Улыбка засветилась в его голубых глазах, и гениальные черты приняли серьёзное выражение. — "Мистер Бэдд, вы спрашиваете меня, какое было и остаётся самое болезненное решение в моей жизни. Меня называют диктатором, но вы знаете, что такая роль далека от моих желаний и моих мыслей. Я должным образом избран главой исполнительной власти великой демократической страны, я поклялся поддерживать правительство, удовлетворять общественное мнение, и я могу делать только то, что люди разрешат мне".
— Конечно, мистер президент, но иногда вы можете вести людей.
— До определенного момента, но не за его пределами. Я могу предложить им одну или две новых идеи зараз. Если я иду слишком быстро или слишком далеко, то теряю контакт с ними, и не в силах выполнить любую из задач, которые я хочу. Постоянным вопросом моей жизни должно быть: 'Как быстро я могу двигаться? Как далеко общественность будет следовать за мной? Осмелюсь я сделать это? Осмелюсь я сделать то?' Таково искусство управления в демократическом обществе, мистер Бэдд. Часто это не кажется героическим, но это лучший способ, который я знаю. Это медленно, но это точно".
Президент сделал пару затяжек из длинного тонкого мундштука. В то же время, наблюдая за своим слушателем, стремившимся увидеть действие своих слов. Он продолжал: "Зовите меня государственным деятелем или политиком, факт остается фактом, что я должен оставаться во власти, или я ничего не добьюсь. И я не работаю в вакууме, а в совокупности обстоятельств, которые я не могу изменить. Я глава Демократической партии летом 1937 года. Вы знаете что-либо об этой партии?"
"Я боюсь, что не знаю свою собственную страну, как должен", — ответил этот американец, родившийся и воспитанный вдали от родины.
— В моих мыслях я сравниваю себя с человеком, правящим тремя лошадьми. В старые времена в России была такая упряжка тройка. Я не могу никуда двинуться, если не смогу убедить трех лошадей везти меня. Если кто-нибудь из них заупрямится, тройка станет. Одна из этих лошадей молода и необузданна. Это группы моего Нового курса, поддержанные организованными рабочими и им сочувствующими интеллектуалами. Они хотят скакать все время, и эту лошадь я должен сдерживать удилами. Вторая намного старше и склонна быть упрямой, это мой блок южных штатов. Эти штаты, находятся в ведении землевладельческой аристократии и новых промышленников, чьё политическое мышление все еще находится в допрофзоюзной стадии. Бедные, будь то белые или черные, в значительной степени лишены прав избирательным налогом. Поэтому большинство конгрессменов и сенаторов с Юга всегда ищут причину покинуть Новый курс. Прямо сейчас они нашли причину в программе "утрамбовки суда". Я полагаю, вы прочитали некоторые из их высказываний.
— Естественно.
— И тогда моя третья лошадь, нервный и пугливый скакун, который я редко осмеливается упомянуть по имени. Рассматривайте, пожалуйста, данное мною имя конфиденциально.
— Конечно, мистер президент.
— Мой Римско-католический боевой конь. В этой стране двадцать миллионов католиков, и большая часть из них думает и голосует, как советует им Церковь. Это особенно верно в отношении тех, у кого иностранные корни, ирландцев, итальянцев, немцев, поляков. Они многочисленны в наших крупных городах, Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Сент-Луисе и Сан-Франциско, и их голоса определяет любые близкие выборы. Им сказали, что генерал Франко защищает их веру против атеистических красных.
— То, что им говорят, является пропагандой Франко, и, главным образом, ложью.
— Это может быть и так, но будут ли они верить тому, что говорит протестант? Я должен иметь их поддержку моей внутренней программы. Вот где я.
Это все, что сказал президент. Но Ланни позже узнал от профессора Олстона, что главы иерархии пришли в Вашингтон и говорили "прямо, без всяких обиняков". Другими словами, количеством голосов. Они сказали: "Либо вы не дадите оружия испанским красным, или иначе мы провалим вашу партию". Они могли бы в следующем году избрать республиканцев в Конгресс и свести на нет план ФДР реформы Верховного суда. Они угрожали сделать это много раз.
"Мистер Рузвельт", — заметил посетитель, — "ваш рассказ почти идентичен тому, что Леон Блюм рассказывал мне. Он вышел на выборы с программой внутренних реформ, и очень гордится тем, что довёл их все до конца. Но он был вынужден заплатить цену, которую требовали реакционеры, не оказывать никакой помощи Испании. Я напрасно предупреждал его, что ничего хорошего не выйдет из его национализации военной промышленности Франции, в то время как Гитлеру разрешается вооружаться и готовиться сокрушить ег