Он собирался этим утром отправить Монка на мельницу. Жану было сказано выяснить, где немцы получают мясо для своих собак. Необходимо было их отравить. Неприятная вещь, если подумать, но была поставлена на карту человеческая жизнь. Это встревожит нацистов еще больше, и, вероятно, заставит их удвоить бдительность. Поэтому проникнуть в шато нужно было до того, как отравление будет обнаружено. А это означало трудную работу по расчёту времени.
Раздался стук в дверь Ланни. Пришла телеграмма, которая оказалась от Робби. — "Прибываю Нормандией Завтра буду Париже Проследую Берлин Надеюсь твою компанию". Давно было время, когда такое сообщение было бы самым счастливым событием в жизни Ланни. Теперь это была неприятность и одна из причин ускорить события.
Он побрился, оделся и собирался отправиться в гостиницу Монка, когда зазвонил телефон. Женский голос, который на первых порах он не смог распознать. Женщина в большом волнении, задыхаясь, как будто бежала, глотая слова, говорила по-английски с французским акцентом: "Без имен-ужасно-полицейские арестовывают-друг-лучший друг-не надо имен-место за городом-блиндаж- понимаете?"
Слово "блиндаж" сказало ему всё. Он знал только один такой. Говорившей была Аннет, жена младшего Дени де Брюина. — "Я побежала к соседям — Бога ради, помогите нам!" Она начала шептать, как будто, это защитит страшный секрет по телефону.
— Что вы хотите, чтобы я сделал?
— Найдите других! Предупредите их, держаться подальше. Вы также! Они захватывают личные бумаги — читают всё.
— Я понимаю. И это все?
— Быстрее! Другие не должны приходить домой, вы понимаете?
— Прекрасно. Я сделаю, что смогу.
— До свидания.
Так правительство решило ударить! Они действительно взялись за дело, если захватили такой известный дом, как Шато де Брюин. Они увидят в саду блиндаж и в скором времени найдут тайник с оружием. Они прочитают все бумаги, какие найдут в доме. Они схватили Дени сына, но отец и младший сын должны быть в другом месте, и Ланни должен предупредить их. Он позвонил в офис старшего Дени. Секретарь только что пришёл на работу, а работодатель ещё нет. Ланни предположил, что когда человек занимается таким делом, как свержение правительства, то его личный секретарь должен иметь некоторое представление о нем. Он сказал: "Не задавайте вопросов, мсьё де Брюин находится в очень серьезной опасности. Необходимо его немедленно найти и посоветовать ему исчезнуть". Секретарь ответил быстро, что он понимает и сделает все возможное.
Ланни повторил процедуру с Шарло. Он тоже ещё не приехал, но секретарь, женщина, пообещала найти его. Был клуб, где молодой человек иногда назначал встречи, и Ланни позвонил туда, но безуспешно. Ничего больше он не смог сделать. Ведь не мог же он бегать по улицам и искать этих двоих. Зная французскую политику, а он её знал, он не думал, что им что-то серьезно угрожает, кроме огласки и неудобства и, возможно, шантажа.
Рисковал ли сам Ланни? Когда он назвал свое имя по телефону и помог крамольным заговорщикам избежать ареста, этим фактом он сделал себя сообщником, и дал возможность считать что, вероятно, был соучастником и перед этим. Найдет ли полиция в документах, захваченных в шато, что Ланни Бэдд был тем, кто доставлял сообщения для Кагуляров? Если они просмотрели бумаги барона Шнейдера, то найдут сообщения, которые можно отнести к агенту рейхсвера. Аннет предупредила: "Вы также!" И нет сомнений в том, она считает его таким же. Ланни заставил ее поверить, что он был одним из Людей в капюшонах, по крайней мере, в душе, и у слуг должно остаться такое же впечатление. Одним из первых дел полиции было бы получить имена посетителей от слуг. — "Мсьё Бэдд часто приходит, и он обедал здесь с бароном Шнейдером!"
В сознании Ланни сверкнула молнией мысль. — "Чёрт, я нашёл решение! Я скрываюсь от правосудия!" Он задержался, чтобы зайти в соседний номер и сказать Хофману, чтобы тот подготовился, они собирались сразу увидеть Брантинга, проблема была решена сама собой. Он метнулся обратно в свои собственные апартаменты и бросил несколько необходимых вещей в небольшую сумку, в том числе и книгу, которую он мог бы попытаться прочитать во время большого стресса. Он написал записку своей матери: "Уезжаю на пару дней по картинным делам". Затем он и слесарь помчались к машине.
Монк их ждал, и сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт объявил: "Бог утешил бедного Ланни". Он был в возбуждённом настроении, и у него был соблазн хлопнуть двух мужчин на спине и пригласить их на танец фарандола. — "Не надо никаких ядов, и вообще никаких проблем! Я прямо войду туда и останусь там, сколько мне захочется! У меня есть право на убежище!"
Он рассказал им о предупреждении по телефону, который превратил его в беглеца от правосудия. Он работал на нацистское дело. И нацисты знали это. И теперь, когда его жизнь была в опасности, могут ли они отказать ему в убежище? — "Пусть попробуют! Я позвоню фюреру в случае необходимости!"
Двое других согласились с этим трюком. Они открыли сейф генерального штаба и вынули план 147B. Они рассмотрели каждую деталь плана несколько раз, и теперь всё, что Ланни должен был сказать, было: "Завтра ночью, если вы увидите сигнал, а если нет, то в следующую ночь. Удачи, и спасибо вам обоим от всего сердца". Они пожали друг другу руки, что было довольно торжественно, и Ланни уехал. Монк поехал на мельницу посмотреть, какую дополнительную информацию подобрал Жан. У Хофмана не было никаких задач на этот день, за исключением, возможно, еще одного сеанса, где он мог увидеть, что предложат Люди, Текумсе или Кларибель.
На пути Ланни остановился, чтобы купить пару бутылок коньяка, которые положил себе в сумку. Затем он поехал в Шато-де-Белкур. Привратнику, который знал его, он сказал: "Скажите лейтенанту Рёриху, что я должен увидеть его немедленно. Это очень срочно. Ohne Aufschub!" В домике привратника был телефон, и через минуту или около того ворота распахнулись. Оставив свои ключи в машине, но неся свою сумку, Ланни прошагал в здание через две ступеньки за раз, и вытянув руку, произнёс свой "Хайль Гитлер!" Потом он крепко пожал руку своего нацистского друга. "Зайдём внутрь", — сказал он. — "Случилось что-то страшное. Пойдёмте туда, где мы можем поговорить в частном порядке".
"Здесь все частное, герр Бэдд", — ответил другой.
— Я знаю, но это может быть вопросом жизни и смерти.
Его сопроводили в помещение, которое когда-то было кабинетом управляющего, и дверь была закрыта. Тихо секретный агент Людей в капюшонах сообщил дурную весть, что его заговор был обнаружен французской полицией и что он и все остальные заговорщики были в бегах. Ланни не должен слишком отходить от истины. Очаровательная Аннет де Брюин, чьим гостеприимством Рёрих пользовался, передала по телефону, что их дом был захвачен, их документы обнаружены и прочитаны. Ланни, отчаянно рискуя, предупредил других членов семьи, и также тех лиц, через которых он осуществлял непосредственные контакты с этой организацией. Оказалось, что весь заговор был раскрыт. Если правительство узнало, что находится у де Брюинов, то можно предположить, что они будут знать о сотнях других мест, где скрывалось оружие, и проведут такие рейды по всей Франции. "Будучи иностранцем", — сказал Ланни, — "Я нахожусь в особо опасном положении, и я не мог выбрать никакого другого места для убежища, кроме этого".
"Aber!'' — воскликнул эсэсовец, сильно смущенный. — "Это действительно очень неприятно, герр Бэдд. Мы не в состоянии никому предложить убежище, потому что Его Высокородие является сотрудником посольства, а его дом находится под дипломатическим статусом".
— Тем лучше, lieber Freund. Я уверяю вас, что французская полиция никогда не догадается, что я здесь. Я об этом не сказал ни одной живой душе, даже моей матери.
— Leider, leider, Herr Budd, как я могу вам объяснить? Мы просто не делаем такие вещи. Речь идет о дипломатических приличиях.
— Na, na, Rörich, я говорю как один Weltmann другому. Это для дела, и мы не соблюдаем так строго приличий, когда дело нацизма ставится на карту. Вы знаете лишь малую часть того, что я делал. И я уверяю вас, что я ценю свою жизнь и мою способность работать на фюрера больше, чем свои чувства по отношению к любой еврейско-большевистской демократической республике''. Это были струны, за которые тянули, чтобы дозвониться до национал-социалистической души.
— Поверьте мне, lieber Herr Budd, я вам глубоко сочувствую. Но вы знаете, что я не имею права голоса в таком вопросе. Я всего лишь младший офицер.
— Я могу это понять. Ist Seine Hochgeboren zu Hause?
— Полагаю, что он здесь. Я доложу об этом ему, если вы хотите.
Ланни это захотел. И в то время, пока лейтенант ходил, он забрел в библиотеку, примыкавшей к меньшей комнате, и внимательно разглядел крепления на французских окнах. Когда появился руководитель данного учреждения, посетитель рассматривал ряды французских классиков в переплётах из очень тонкой кожи с оттиском герба герцога де Белкур. Они вернулись в меньшую комнату и закрыли за собой дверь. Только граф и его "беженец". Рёриху было приказано держаться подальше, и он об этом не жалел.
Это была забавная сцена. По крайней мере, такой она казалась бы в последующие годы, когда Ланни мог бы оглянуться на неё. Иллюстрация классического парадокса, что произойдет, когда всемогущая сила встретит непреодолимый объект? Под бархатной перчаткой опытного дипломата была железная рука повелителя, одного из Herrenvolk, которому суждено править миром. Его Высокородие был абсолютно тверд, что этот американский незнакомец, или почти незнакомец, убежища не получит в его доме, который был в прошлом, а может быть и теперь уменьшенным Ораниенбургом или Дахау. Ланни, со своей стороны, следовал древнему французскому девизу: "J'y suis, j’y reste"[39]