ышел действительно забавным. Конечно, граф был сильно напуган, что французская полиция найдёт документы Кагуляров в его доме. Ланни рассказал, как он пытался убедить графа тем, что был другом Германа, а граф отказывался верить ему, и очень встревожился предложению Ланни позвонить Герману по телефону из шато.
Ланни подал всю эту историю в юмористическом духе. Он точно не знал, но предполагал, что Герману Его Высокородие не нравится, и Ланни не возражал представить Его Высокородие в не очень выгодном свете в этом приключении вроде оперы-буфф. Ланни сказал, что он осознал, что не смог слишком сильно помочь Герману в его работе, но он делал все, что мог, и, безусловно, сделал достаточно много, чтобы помочь Курту Мейснеру в его встречах с нужными людьми в Париже. Der Dicke был достаточно любезен отметить, что Ланни значительно помог ему и, конечно, имел право на защиту в Париже. Это было приятно услышать, ибо Герценберг рано или поздно обязательно встретит генерала и спросит о Ланни. На самом деле он, возможно, уже спрашивал, что было причиной рассказа Ланни об этой истории. Герман захотел узнать, что случилось с этими бумагами, и, несомненно, был готов заплатить за них баснословно высокую цену. Ланни небрежно ответил, что он передал их доверенному лицу де Брюинов, и был рад оказаться подальше от неприятностей.
Он свободно говорил о французах, которые были наиболее активны в заговоре, и Герман спросил Ланни, не будет ли он возражать, если тот запишет их имена. Ланни сказал: "Конечно, нет, но я считаю, что все они хорошо известны твоим агентам в Париже". На это жирный генерал ответил: "Может быть, но я хочу всё узнать сам и проверить моих агентов". До недавнего времени он был сам руководителем гестапо, но бывший школьный учитель по имени Гиммлер взял на себя эти важные функции.
К некоторому удивлению Ланни, Робби называл барона Шнейдера одним из покровителей Кагуляров. Это было важным секретом, который барон вряд ли хотел раскрывать в настоящее время. Но Робби пришел сюда в надежде получить серьёзный денежный заказ у Германа, и понимал, чтобы получить его, надо рассказать, что он уже получил денежный заказ от Эжена. И никакие секреты не идут в сравнение с заказами, и поэтому имя барона оказалось внизу списка, вместе с Мишленом, производителем шин, Делонклем, генералом Дюсенером, графом Юбером Пастре и остальными. При этом не забыли маршала Франции Петена и адмирала Дарлана.
Ланни мог видеть, как рейхсвер заходит маршем в Париж в результате этих карандашных пометок, которые командующий ВВС Германии сделал в блокноте. Робби мог увидеть это тоже, хотя, вероятно, не так ясно. Он решил не придавать этому значения, если это не коснётся Америки, и если это поможет Бэдд-Эрлинг Эйркрафт усилить защиту Америки. В двух словах можно выразить всю философию Робби, заботься о своем собственном доме, и к черту Европу!
До сих пор, когда Ланни приезжал в Берлин со своим отцом, он занимался своими собственными делами. Но теперь, казалось, что ему нечего делать кроме, как везде сопровождать Робби, слушать его разговоры и задавать ему вопросы о том, что он видел. К отцу опять вернулась его мечта, которую он давно потерял, что его первенец может последовать по его стопам и взять на себя часть его бремени. У Робби были два сына от Эстер, которые хорошо работали на заводе, и у него к ним не было никаких претензий, но у них не было воображения Ланни или его знаний о мировых делах. Робби должен был быть осторожным, чтобы не показывать эти чувства у себя дома. Но Ланни знал, что было у него на душе. И он был тронут готовностью старика объяснять ему всё и растроган его удовольствием, которое тот испытывал в компании своего старшего сына, и от того, что из головы сына, казалось, выветрились опасные розовые мысли.
Робби сказали, или он где-то читал, что это было совершенно нормально. У молодежи всегда были свои прекрасные идеи, а затем в течение многих лет они узнавали, что было возможно, а что нет. У Ланни этот процесс продолжался слишком долго, что Робби пришел в отчаяние, но теперь, похоже, сразу произошло волшебное превращение. Ланни больше не встречался ни с красными, ни с розовыми. На его столе не появлялись их газеты. И что не более важно, он уже не подпускал "едкие шпильки", циничные замечания, по которым его можно было опознать. Отец был глубоко обижен, потому что его любимый сын не принял все его идеи. Но теперь, всё было по другому, и это действительно трогало.
Так что Робби свободно говорил о Юнайтед Стейтс Стил и о малых металлургических компаниях, об Алкоа, крупном алюминиевом тресте, о Стандард Ойл оф Нью-Джерси и его договоренностях с Германией в отношении патентов на изготовление искусственного каучука. О Дюпонах и их продаже результатов открытий их обширных научно-исследовательских лабораторий в Германию. Все эти вопросы касались Робби, потому что все они в той или иной форме касались самолетов. Самолеты должны были летать быстрее и выше, они должны были быть крепче и в то же время легче. Безопасность страны, овладение миром, может зависеть от разницы в скорости в десяток километров в час, или нескольких миллиметрах в калибре пулемета.
На данный момент у немцев был самый быстрый истребитель, но у Робби был новый "макет", который собирался превзойти немцев. Единственная проблема, Робби должен был получить деньги, чтобы закончить эту новую модель, без необходимости влезать в долги и рисковать захватом своей компании каким-то Уолл-стритовским синдикатом, как это случилось в печальном случае с Оружейными заводами Бэдд. Неутешительно, приехать сюда в Германию и увидеть учёных, получающих все необходимые ресурсы от правительства. И в то же время знать, что у тебя дома люди спят, оставив нести бремя нескольким дальновидным индивидуумам, состоящим из таких "ребят", как Робби Бэдд!
Генерал послал Фуртвэнглера сопровождать своих гостей и показать им чудеса недавно открытого Научно-исследовательского авиационного института. Для Робби это было одним из самых больших переживаний его жизни. Он получил от него столько острых ощущений, сколько получил бы Ланни, если бы в Национальной библиотеке он наткнулся бы на доселе неизвестную рукопись десятой симфонии Бетховена. Великий боже, эти люди построили аэродинамическую трубу, в которой они могли бы проверить свои модели для скоростей до шестисот километров в час. (Пятьсот, на что могла рассчитывать новая модель Робби.) Они обучали своих людей в камерах разреженного воздуха, приучая их к костюмам с электрическим обогревом и кислородным маскам, так что истребители могли набирать высоту бомбардировщиков, даже тех, которые были оборудованы герметизированными кабинами и компрессорами наддува. Воздушная война добралась до стратосферы, и страны, которые не будут там первыми, не будут там никогда. Их разгромят в первый день или ночь боя.
О большинстве этих усовершенствований знали, но они принадлежали будущему. Немцы, однако, собирались превратить будущее в настоящее. Они могли сделать это, потому что их руководство смотрело в будущее. Потому что Геринг был летчиком и собрал своих старых боевых друзей и дал им ответственные посты. Эти люди знали, что такое воздушная война, и какой она может быть. Их однажды разгромили, и они знали, почему, и как подготовиться к следующему разу. Вся немецкая наука, вся немецкая дисциплина, все немецкие богатства были направлены для достижения этой цели. Так что, когда настанет День, немецкая армия должна иметь прикрытие с воздуха, чтобы защитить себя, во-первых, чтобы убрать ее противника с неба, а затем сокрушить оборону и позволить вермахту идти туда, куда надо.
Между тем, а что в других странах? Робби Бэдд не стал заламывать руки, потому что он был человеком не того типа, но в устной форме он сделал именно это. Сумбур, путаница, неразбериха! Королевские ВВС были хороши, и только, но управление ими было в руках людей, которые мыслили категориями последней войны. Это были люди, которые никогда не летали, и кто смотрел на самолеты, как удобное, но капризное устройство, которое могло позволить командованию армии выяснить, что делают наземные силы противника. Генералы на земле и адмиралы на море, все в золотых галунах, расхаживая с достоинством на мостиках больших линкоров, и считали самолеты непокорными, нелепыми и плохой формы.
Во Франции это было и того хуже. Их военно-воздушные силы были жалким фарсом, и их программа национализации перед лицом германской угрозы была безумием. Что касается Америки, то это была история, которую Робби рассказывал своему сыну сотни раз. Наши воздушные силы по размеру подходят для какой-нибудь республики в Центральной Америке. И после того, как производитель проведёт сотни различных видов испытаний, большинство из них трижды, и заполнит сорок семь бланков в пяти экземплярах, и выдержит оскорбления полдюжины людей, которые имели знания о самолетах в десять раз меньше, чем он, то производитель сможет получить заказ на десять единиц и обещание, что у Конгресса будет запрошен бюджет ещё на двадцать. Но подкомитет срежет всё.
Авиация была чем-то новым в мире, и на каждом этапе своего развития нарушала правила и рушила авторитеты. Когда Ланни был крошечным малышом на пляже Жуана, два производителя велосипедов в Огайо построили себе хрупкое хитрое сооружение из елового дерева и холста. А потом на песчаных дюнах побережья Северной Каролины научились держать его в воздухе несколько минут. Никто не обращал на них никакого внимания, потому что все знали, что такого не может быть никогда. Даже когда они вернулись в свой родной город и в его пригородах летали вокруг поля, газеты отказались обращать на них внимание, потому что газеты обманывали так часто, что публика устала от "летающих машин".
Такое отношение проявлялось на всех этапах развития воздухоплавания. Десять лет тому назад армия отправила под трибунал и разжаловала наиболее способного летающего генерала, потому что он не просто рассказал, что бомбардировщики могут сделать с линейными кораблями, но и доказал это