Codwilliger, произносится Кулливер, и её поразил замок. И теперь она задавала вопросы о них обоих, а уже потом о несчастной Эми Робсарт. Ланни сказал: "Вы можете прочитать все о ней в романе Кенилворт Вальтера Скотта". Он знал, что это будет хитом, потому что Аделе хотелось иметь истории о своих картинах, которыми она могла бы заинтересовать и впечатлить людей.
"Почём, вы думаете, можно её купить?" — хотела бы знать она. И он сказал ей, что цену не запрашивал, но полагает, что-то меньше, чем за тысячу фунтов.
— Я не буду запрашивать телеграммой, потому что это может звучать, что вы очень заинтересованы. Я отплываю в Англию в конце недели, и загляну к Розмэри. Прогуляюсь по галерее и тактично осведомлюсь. Семья Робсарт была связана с семьёй Берти, я не помню как, и он, вероятно, тоже.
"Вы продали нам так много мужчин", — заметила Адела, ссылаясь на своих двух Гойя и на двойного Веласкеса, подозреваемого, что он принадлежал кисти дель Мазо. "Пришло время найти мне женщину. Она действительно красивая?"
"Милая и довольно трогательная", — ответил тонкий эксперт. — "Я пошлю вам фотографию, и вы можете решить, хотите ли вы иметь эту даму в вашем доме".
Вот так Ланни делал деньги для подпольного антинацистского движения в Германии. Вот так Адела обеспечивала свидания с очаровательным человеком, который облегчал задымлённую атмосферу этого города, где она родилась, и где поднялась из самых низов до самой вершины социальной лестницы.
Приземлившись в аэропорту Вашингтона в понедельник утром, Ланни позвонил по телефону и произнёс пароль. "Гас" сказал ему, чтобы тот перезвонил в полдень. И когда он выполнил этот приказ, то получил следующий, быть на определенной улице без четверти десять вечера. Шёл дождь, и Ланни стоял в калошах и с зонтиком, наблюдая за быстрым движением, находясь достаточно далеко от тротуара, чтобы не быть слишком сильно забрызганным. Подкатил автомобиль, и телохранитель президента выглянул и кивнул.
"Не очень приятная ночь", — заметил Ланни, когда он влез в автомобиль, а другой ответил: "Ещё бы". Вот и весь разговор. Они подкатили к Пенсильвания авеню и вошли в "социальную дверь" стосорокалетнего здания, в котором размещались все президенты Соединенных Штатов, кроме первого. У ворот там не было, видимо, никакой охраны. У двери, которая была главной передней дверью под белыми колоннами, охранник посмотрел на Гаса и сказал: "Привет". Избегая лифта, они прошли вверх на полтора пролёта по довольно узкой покрытой красным ковром лестнице. Пожилой негр слуга пропустил их, говоря: "Добрый вечер, Миста Гт с". Они остановились у одной из дверей, которая была приоткрыта. Гас осторожно постучал, и теплый голос, который узнал весь мир по радио, произнёс: "Проходите".
Президент лежал в постели, в пижаме из синего шёлка и поверх неё в вязанном синем свитере с V-образным вырезом. Его голова лежала на высоких подушках с лампой для чтения за левом плечом и "детективным романом", лежащем на пледе, накрывавшем его. "Добрый вечер", — сказал он своему посетителю, не называя его по имени. Затем, обратившись к другому человеку: "Спасибо, Гас". Потом президент добавил: "Закройте дверь, пожалуйста". Таким образом, два конспиратора остались одни. Ланни взял стул у кровати, а другой слегка кашлянул и потянулся за носовым платком. "Я должно быть простудился", — сказал он. — "Я подозреваю, что начинаю хлюпать всякий раз, когда у меня утомительный график, как сегодня".
"Я надеюсь, что я не являюсь частью причины", — улыбаясь, ответил Ланни.
— Для Вас я освободил себе вечер. У вас было время подумать о предмете наших переговоров?
— Я большую часть времени провёл за рулём, и я думал об этом постоянно.
— Само собой разумеется, Ланни, у меня не было так много времени, но я выбрал несколько вещей, о которых я хочу вас спросить.
"Давайте!" — ответил другой. И без дальнейших предварительных переговоров они перешли к делу.
ФДР начал: "В практику наших ведущих американских промышленников вошли секретные сделки с крупными европейскими картелями, в результате чего они делятся технологическими процессами и изобретениями на строго монопольной основе. Это с социальной точки зрения весьма нежелательная практика. Я не уверен, что я могу или должен что-то сделать. Но, кажется, совершенно ясно, что с угрозой войны правительство должно получить всю возможную информацию по этому вопросу. Вы случайно не знаете об этом?"
— Я слышал, как мой отец обсуждал это со своими друзьями и коллегами. Я знаю, что такие сделки были заключены с И. Г. Фарбениндустри и с АЕГ, крупным электрическим трестом Германии. Мне сказали, что у Дюпонов есть такие сделки, а также у известной ведущей компании Стандард ойл оф Нью-Джерси, я считаю, что они связаны с искусственным каучуком.
"Я не предлагаю, что вы должны заниматься детективной работой", — пояснил президент. — "Это дело нашей разведки, и, как правило, они получают то, что они ищут. Но часто мы можем сэкономить много времени и затраченных усилий, если мы знаем, где лежит клад и где начать копать. Случайное замечание одного из инсайдеров может стоить больше, чем тонны документов".
"Совершенно верно", — ответил другой. — "Я слышал подобные высказывания, и могу легко принять их к сведению. Мой отец свободно говорит со мной и рассказывает мне, что тот или другой говорил ему. Я могу присутствовать на таких беседах. Единственная причина, почему я там не присутствую, заключается в том, что я не люблю разговоры, как делать деньги, даже в самых больших количествах".
— Собираетесь ли вы рассказать своему отцу об этих встречах со мной?
— Я не буду никому не рассказывать об этом, даже моей жене. От этого не будет никакой пользы. Мудрейший и самый верный человек может случайно дать намек. В случае моего отца, он очень озлоблен против вашей политики: налоги на доходы по высшим ставкам, и то, что он называет "подачками", пособие по безработице, и ваша "утрамбовка суда", длинный список. Только что Конгресс производственных профсоюзов проник на его завод и угрожает сидячей забастовкой, и это доставляет ему боль. Если бы я сказал ему, что встретил вас, это стало бы поводом длительного спора, каждое слово из которого я уже знаю наизусть. Мой отец добрый и щедрый человек, и имеет чувство юмора. Вы, губернатор, нашли бы в нём очень хорошую компанию, если бы это не касалось политики и ваших угроз его контролю над тем, что он считает своим личным делом.
"Это то, что я часто замечал", — заметил "губернатор" с грустной улыбкой. — "Консерваторы имеют лучшие манеры и с ними легко проводить время".
— Я размышлял об этом. У них есть все, что они хотят. В то время как сторонники социальных перемен склонны быть фанатичными и недалёкими, а иногда их мотивация основана на почве ревности, одним из подлых качеств. Консерваторы имеют всю общину за ними, и они подчиняются своим правилам, что обеспечивает им спокойствие и приятные чувства. Радикалы, напротив, должны создать свои собственные правила. Они делают много ошибок и пытаются создать настроение для себя и для других людей.
Всё было, как говорил Олстон. Эти двое были "созданы друг для друга". Оба выросли в комфорте и почти в роскоши, не зная лишений. Оба были щедры по своей природе и мечтали о более добром мире. Обоих постигли разочарования и потеря иллюзий, но оба были упрямы и не так легко отказывались от своей мечты. Теперь оба в душе сильно злились, но улыбались, потому что это было "спортивно". Кроме того, они оба любили поговорить и были склонны касаться философии и литературы и много чего ещё. Но времени было мало, и они и вернулись к делу.
Ланни рассказал о своих парижских друзьях, де Брюинах, с которыми он был связан особым французским способом. Дени был ведущим финансистом и становился все богаче. Его двоюродный брат был выбран в руководящий совет всемогущего Банка Франции, а потом Леон Блюм убрал частный контроль над этим учреждением. Ланни мог услышать все секреты Франции в гостиной Дени. Он мог встретить Лаваля, Боннэ, Тардьё — любого другого из этих бестий.
Он рассказал о своем друге Курте Мейснере, который стал одним из главных нацистских агентов в Париже. Выдающийся немецкий музыкант и композитор, Курт имел доступ в высшие круга, и везде, где он был, он убедительно говорил о проблемах двух стран. Почему французы позволяют англичанам использовать себя, как пешек, в их политике сохранения разделения континента? Разве не проще пожать друг другу руки через Рейн, чем через Ла-Манш? Франция и Германия представляют две самые высокие в мире культуры, и почему бы им не объединиться? А зачем воспитанные французы высокого социального положения позволяют править собой демагогам и евреям, накипью, поднявшейся из кипящего котла социальной ненависти? Гитлер является человеком, который решил проблему профсоюзов, и его решение подходит для всех стран. Гитлер был единственным врагом большевизма. Какое может быть самое большое преступление против истинных интересов французской культуры, чем разрешение демагогам евреям втянуть их в союз с Россией, заклятым врагом всей культуры и даже всей цивилизации?
Так думают французы, особенно богатые молодые французы, jeunesse dorée, после бесед с Куртом Мейснером в гостиных. Ланни сказал: "Я никогда не могу быть уверен, насколько сейчас Курт доверяет мне. Он скрытен, но я наблюдаю за ним через умы его жертв. И я знаю, что он будет стоить нацистам армейского корпуса, когда начинается их вторжение".
— Когда оно начнется, Ланни?
— В тот же день, когда они будут готовы. Порох стареет, самолеты перестают отвечать современным требованиям, так зачем ещё ждать после того, как ваша техника готова действовать?
— Вы уверены, что Гитлер намерен начать войну?
— Многие из моих друзей не могут поверить в это, и я представил им эту проблему так: Человек, который беден и голодает, тратит все свое время и труд, чтобы построить велосипед. Что вы можете предположить о его целях? Думаете ли вы, что он намерен плавать по морю? Или играть музыку? Или дать своим друзьям банкет? Нет, потому что нельзя плавать на велосипеде, нельзя играть мелодии на нем и кушать его. Велосипед хорош только для одной вещи, чтобы ездить на велосипеде, каждая его часть сделана для этого, и ни одну его часть не нельзя использовать ни для чего-нибудь другого.