Агент президента — страница 98 из 156

Нацистский лидер сказал, что он никогда не думал об этом, и Ланни объяснил свою идею о том, что подсознание имеет много уровней и различных сил в нем, добрых и злых. — "У всех нас есть побуждения лгать и обманывать, и некоторые из нас уступают им на сознательном уровне". Он быстро пропустил эту тему, в надежде, что она не будет восприниматься как намек на литературное произведение, у которого его собеседник был соавтором. — "Почему не может случиться так, что какая-то хитрая и коварная подсознательная личность возьмёт под свой контроль медиума в трансе и попытается создать свой собственный престиж и значимость, заставляя медиума делать и говорить все, что она находит выгодным?"

"То есть у них есть довольно широкое алиби", — отметил проницательный заместитель фюрера.

— Те, кто сознательно обманывают, будут использовать все, что они могут придумать. Но я не уверен, что Руди Шнейдер когда-либо стал бы преднамеренно обманывать, или что Эвсапия Палладино когда-либо знала, что у неё появляется дополнительная конечность.

Это были случаи, описанные в книгах, а Гесс эти книги не знал, так что Ланни рассказал ему эти истории. Затем он сказал: "Прёфеник собирался отправить свое астральное тело в Бергхоф, чтобы выяснить, что вы и я здесь делаем. Будет интересно посмотреть, как он сможет это сделать. Я написал ему, что буду здесь сегодня. Так что нет сомнений в том, что он пытается испытать своё искусство на нас".

— Ну, было бы не трудно догадаться, что мы сидим в двух креслах в этом зале и говорим о нем и других медиумах.

"Я думал об этом", — ответил американец. — "Если вы заинтересованы в таких экспериментах, давайте сделаем кое-что немного по-другому, за пределом его догадливости".

— Что вы предлагаете?

— Я думал о нескольких вещах. Мне говорили, что вы спортсмен, и поддерживаете себя в форме. Когда я был мальчиком, меня учили тому, что называлось "Французской борьбой", и мне говорили, что тому же учили немецких школьников. Если старый чародей сможет сказать, что мы делали это, мы можем быть уверены, что у него есть какая-то сверхъестественная сила.

"Либо это, либо у него есть шпион в этом доме", — заметил угрюмый заместитель.

Они сняли свои пиджаки и выбрали свободное место на этом хорошо отполированном дубовом полу. Став лицом друг к другу, но каждый немного правее другого. Ланни поставил свою правую ногу с внешней стороны правой стопы Гесса. Каждый из них занял твердую позицию, с левой ногой назад. Ланни крепко взял правой рукой правую руку своего противника. Так, они были готовы, а хитрость заключалась в том, чтобы, сохранив своё равновесие, попытаться вывести из равновесия своего оппонента. Выигравшим считался тот, кому удалось заставить своего оппонента оторвать правую ногу от земли. Есть много трюков, чтобы застать оппонента врасплох, но Ланни никогда не использовал больше одного за раз. Гесс был быстр в своих реакциях и имел стальные мускулы. Ланни, со своей стороны, был теннисистом, который не терял хватки. Кроме того, он играл на пианино, что требовало больших усилий, чем могло показаться большинству слушателей.

Вот этим они занимались, когда хозяин этого дома вошел в зал. Они остановились, но хозяин хотел бы знать, что они делали, и они продолжили, пока он смотрел на них. Он хотел бы попробовать эту форму развлечения в окопах, сказал он, когда в течение нескольких месяцев было нечего делать, только ждать. Тем не менее, он не предложил попробовать это сейчас. Он выглядел дряблыми, и Ланни слышал, что он не занимался никакими упражнениями, кроме ходьбы. Он ни в коем случае не станет делать с фюрером всех нацистов ничего, что может привести того к поражению. Ланни не был уверен, что станет делать тоже самое с его заместителем. Он был рад, что Гесс был в состоянии хорошо постоять за себя. Когда они закончили, то оба тяжело дышали, и их фюрер снисходительно сказал: "Вы оба до сих пор остались мальчишками". Но они были его мальчишками!

Глава двадцатаяГора Магомета[64]

I

В течении своей счастливой жизни Ланни Бэдд часто посещал элегантные дома в различных частях мира, и его поразило, что сходств в них было гораздо больше, чем различий. Выработался некий стандарт жизни праздного класса во всех крупных центрах. Транспорт и связь способствовали этому, но самое большое влияние оказывал киноэкран, который разносит все и сообщает всем во всем мире. Если богатый человек в Америке завёл себе какое-то новое роскошество, то богатый человек в Тасмании или Исландии увидит это и закажет себе. В результате образовался общий уровень комфорта и культуры, где не было ничего совершенно нового, что могло бы удивить любого гостя. Меблировку из Бергхофа можно было перевезти в особняк на Ноб Хилл в Сан-Франциско, или на Авенида Рио-Бранко в Рио-де-Жанейро и установить там.

То же самое случилось с поведением и моралью. Везде были тихие и хорошо обученные слуги, а дом казалось жил в автоматическом режиме. Все было безупречно чистым, и если снаружи была грязь, то все вытирали ноги, прежде чем зайти. Все говорили с достоинством и редко теряли самообладание. Там можно было много пить, но люди научились обращаться со спиртными напитками. Они пили, пока могли, а затем поднимались в свою комнату и отсыпались. Костюмы аналогичным образом были стандартизированы. Серые брюки и синий пиджак, которые носил фюрер за обеденным столом, можно было бы одеть для неофициальной трапезы в городе под названием Ньюкасл в штате Коннектикут, или в Англии или Австралии. То же самое относится к белым галстуком и фракам при церемониях.

За некоторыми исключениями, стандартизация проникла также и в сферу идей. Средний человек с состоянием и властью относился одинаково к политике цивилизованного мира. Детали и приёмы могут отличаться, но все богатые и великие хотели сохранить то, что у них было. Вот почему Робби Бэдд мог поехать в Париж и Берлин и так хорошо ладить с бароном Шнейдером и генералом Герингом. Именно поэтому движение, которое началось в Италии, так быстро распространилось в Германию, Польшу, Румынию, Австрию, Испанию, Бразилию, Аргентину и Японию. Вот почему агенты фюрера могли сообщать ему о продолжающейся распространяться пропаганде его идей во Франции и Великобритании, а также в великой демократии, которая называла себя сладкой землей свободы. Те, кто имели собственность и пользовались привилегиями, хотели удержать их. Когда они поняли, что трудящиеся начинают организовываться, объявлять забастовки, а также использовать избирательные бюллетени в своих собственных интересах, хозяева начали поиски сильной частной полиции. "Фашизм есть капитализм плюс убийство", — так левак Рик заявил после своего первого интервью с Муссолини восемнадцать лет назад.

II

Дом, в котором теперь гостил Ланни, отличался своей благопристойностью среди остальных. Его хозяин не пил, и не позволял никому курить в общественных помещениях. Для занятия этой дурной привычкой его гости должны были удаляться в свои спальни или выходить на свежий воздух на террасы. За столом гостям подавали обильную привычную пищу, но хозяину специально подготовленное овощное блюдо с одним яйцом-пашот наверху и однопроцентное пиво, специально сваренное для него. Он был настолько обходителен со всеми за длинным столом, в том числе с тремя секретаршами, что Ланни должен был продолжать говорить себе: "Это убийца Труди, Люди и Фредди Робина".

Не то, чтобы он убил их своими руками. Но он создал систему и отдавал приказы, которые включали их и тысячи других жертв. Он планировал в это время убийство целой нации, состоящей из шести или семи миллионов человек. Сюда прибывали различные генералы и чиновники, которые докладывали результаты и получали инструкции по подготовке этой операции. Да, это было похоже на посещение дома Вельзевула, известного как отец лжи. У Вельзевула тоже, без сомнения, было современное и прекрасно оборудованное место жительства, и его манеры были безупречны. Но ведь внезапно в какой-то момент из под пола может вырваться пламя и пойти серный запах?

После обеда Рудольф Гесс спросил, можно ли ему провести сеанс с мадам, и Ланни пошел его организовывать. Он сказал ей, что в комнате должно быть темно, что зайдёт джентльмен и займёт место. Этот джентльмен дружелюбен и будет вести себя вежливо с Текумсе или с тем, кто может прийти. Ланни уже разъяснил процедуру заместителю фюрера, которому было не нужно много наставлений, так как он был знаком с сеансами. Американец хотел бы присутствовать, но боялся рисковать. Он попал в затруднительное положение, став свидетелем унижения Захарова, и не собирался повтрять эту ошибку с кем-либо здесь. То, что они имели в своём подсознании, был их секрет. Ланни беспечно сказал: "Помните, что нельзя винить меня, если духи будут невежливыми". Другой улыбнулся и охотно пообещал.

Так что теперь Гесс исчез, а остальные гости и другие обитатели дома были приглашены в проекционный зал, чтобы посмотреть фильм. Фюрер любил кино, и как ни странно предпочитал американские картины, но, конечно же, с немецкими названиями. Он не понимал по-английски, за исключением, "O.K., Chief" и других подобных стандартных фраз. На этот раз шла комедия под названием It Happened One Night[65]. Гитлер крутил её несколько раз, и она ему никогда не надоедала. Из неё он мог узнать, как люди путешествуют по Америке в автобусах, и как им нравится жить по-своему, что он, конечно, не хотел иметь в Фатерланде. Ланни задавался вопросом, насколько серьезно он воспринимал американские комедии? Действительно ли он верил, что обычно дочери американских миллионеров убегают из дома и выходят замуж за бедного, но честного молодого человека, которого они подобрали на дороге? До сих пор такого не происходило ни в Ньюкасле, ни в районе Шор Эйкрс.

Когда демонстрация фильма закончилась, Гесс мерил шагами большой зал. Он взял гостя за руку и повел его, сказав: "Фюрер также хотел бы услышать мой доклад". Они спокойно прошли в кабинет Гитлера, который был на втором этаже у фасадной стены. Усевшись там перед камином, заместитель сказал: "Герр Бэдд, это действительно замечательно. Вы уверены, что никто сказал этой старой женщине мое имя?"