ки вошли в Чехословакию, чтобы уничтожить зарождавшееся движение за реформы, – все эти события Урсула наблюдала с нараставшей тревогой. В 1970-х годах она осознала: “то, что мы принимали за социализм, было безнадежно порочно”.
Оглядываясь на свою жизнь, она признавала, что была наивна. В пожилом возрасте она осудила “догматизм партии, усугубившийся с годами, преувеличение наших заслуг и сокрытие наших промахов, изоляцию Политбюро от народа”. Она была “недовольна руководством партии, которое могло манипулировать мной и вводить меня в заблуждение”, недоумевала, не стоило ли ей дистанцироваться от разлагающегося восточногерманского режима. Урсула признавала, что “исполняла требования, осознавая их несправедливость” и пользовалась выгодами, которые ей предлагало государство. “Я боролась с известными мне пороками, но лишь в той мере, чтобы за это меня не лишили партбилета и возможности писать книги”.
Но даже во время краха коммунизма в конце 1980-х годов Урсула оставалась верна левым ценностям. “Я все еще верила, что можно добиться более справедливого социализма… с помощью гласности и перестройки, демократии вместо диктатуры и абсолютной власти, реалистичных экономических мер”.
Падение Берлинской стены в 1989 году стало одновременно шоком и облегчением. “Нельзя вечно разделять государство стеной”, – писала она.
18 октября 1989 года, когда было свержено старое руководство ГДР, восьмидесятидвухлетняя Урсула обратилась к огромной толпе, собравшейся в берлинском парке Люстгартен, предрекая новую эру обновленного коммунизма. “Моя речь посвящена утрате доверия к партии, – говорила она, и толпа приветствовала ее слова взрывами аплодисментов. – Я должна сказать вам: после нынешних перемен вступайте в партию, работайте в ней, меняйте будущее, трудитесь как честные социалисты! Я настроена решительно, я полна оптимизма, потому что знаю – это случится”. Этого не случилось, и Урсула впервые в своей жизни испытала настоящее разочарование. В одном из последних интервью ее спросили, как она относится к воссоединению Германии и краху коммунизма. “Это не меняет моих убеждений о том, каким должен быть мир, – отвечала она. – Но вызывает ощущение какой-то безнадежности, которого прежде я не испытывала”.
Урсула Кучински не была феминисткой. Ее не интересовало, какую роль права женщин играют в большом мире. Как и другие независимые женщины своего времени, она занялась мужским делом, овладев им в совершенстве, используя все преимущества своего пола. Ею двигала идеология, но ее убеждения были далеки от того коммунизма, которым в натопленных комнатах отдыха увлекались за бокалом шерри английские студенты – представители среднего класса в 1930-е годы. Ее веру породил мучительный личный опыт: жестокое неравенство в Веймарской республике, ужасы нацизма и мира, в котором на улицах валялись трупы младенцев. Урсула была амбициозна, романтична, обожала рисковать, бывала эгоистична, невероятно великодушна и решительна, как мог быть только человек, переживший самые тяжкие моменты в истории XX века. Ее ни разу не предавали. Десятки людей – в Германии, Китае, Польше, Швейцарии и Великобритании – сотни раз могли разоблачить Урсулу, положив конец ее жизни и шпионской деятельности. Но ни один человек, кроме Олло, не пошел на это. Для несгибаемой коммунистки она была на удивление легка в общении, самобытна и доброжелательна. Она умела дружить, окружала себя людьми, способными хранить ей верность, была готова выслушать и поддержать тех, чье мнение радикально отличалось от ее взглядов. Для революционерки она придерживалась удивительно широких взглядов. Она умела любить и быть любимой. Как и все люди, которым удалось остаться в живых вопреки всему, она отличалась фантастическим везением.
Урсула Кучински умерла 7 июля 2000 года в возрасте девяноста трех лет.
Спустя несколько недель на церемонии в честь пятьдесят пятого юбилея победы во Второй мировой войне президент России Владимир Путин подписал указ, согласно которому Урсула именовалась “суперагентом военной разведки” и награждалась орденом Дружбы народов.
Урсула Кучински прожила долгую жизнь, как и предсказывал китайский мастер. Ей было десять лет, когда произошла Октябрьская революция, восемьдесят два – когда пала Берлинская стена. Она пережила всю эру коммунизма, от ее бурного начала до катастрофического конца. Она впитала идеологию с безоговорочным пылом юности и наблюдала ее гибель с разочарованием глубокой старости. Она провела всю взрослую жизнь в борьбе за то, что считала правым делом, и умерла, зная, что во многом ошибалась. Но на прожитые годы она все равно оглядывалась с чувством удовлетворения: она боролась с нацизмом, любила всем сердцем, вырастила детей, написала небольшую библиотеку хороших книг и помогла Советскому Союзу догнать Запад в атомной сфере, обеспечив шаткий мир. За одну очень долгую жизнь она прожила несколько полноценных жизней – под разными именами, в многочисленных ролях и обличьях.
Но даже в самом преклонном возрасте подсознание напоминало ей, что она всегда была – и остается – разведчицей: “Меня мучит кошмар: враг наступает, а я не успеваю уничтожить информацию”.
ПослесловиеЖизнь других
Клаус Фукс вышел на свободу, проведя в заключении девять лет, и сразу отправился в ГДР. В аэропорту его встретила Грета Кайльсон, член компартии и его давняя приятельница, через три месяца они поженились. В ГДР Фукса чествовали, наградив орденом “За заслуги перед отечеством”, орденом Карла Маркса и Национальной премией. Фукс тосковал по Западу, но ни разу не выразил сожалений. Он умер в 1988 году. Куратор разведки ГДР Маркус Вольф писал, что Фукс “внес величайший вклад в потенциал Москвы по созданию атомной бомбы [и] изменил соотношение сил в мире, уничтожив ядерную монополию Америки”. Гарри Голд, куратор Фукса из КГБ в США, был приговорен к тридцати годам заключения. Он освободился, отбыв половину срока, и оставшуюся жизнь проработал химиком в лаборатории отделения патологии больницы имени Джона Ф. Кеннеди в Филадельфии.
Джим Скардон продолжал упускать шпионов из-под своего носа. Он удивлялся, что ему “так и не предложили никакого повышения до старшего офицера до самого выхода на пенсию в 1961 году”. Спустя два года Ким Филби бежал в Москву и через несколько лет написал мемуары, высмеивая “изысканно любезные” методы допроса Скардона – подразумевая под этим их полную бесполезность. Милисент Бэгот оставалась опорой МИ-5, уязвляя своих коллег мужского пола мощным характером и глубиной знаний о подрывной деятельности коммунистов. Она написала подробный рапорт о международных махинациях Коминтерна и была одним из первых офицеров, выразивших сомнение в лояльности Филби. Спустя много лет после выхода Бэгот на пенсию в 1967 году сотрудники МИ-5 продолжали обращаться к ней за помощью в борьбе со шпионами-коммунистами. Она умерла в 2006 году, не пропустив за всю свою жизнь ни одной репетиции Баховского хора. Роджер Холлис стал генеральным директором МИ-5 в 1956 году и оставался на этом посту до самого выхода на пенсию в 1965 году. Расследование, был ли он кротом ГРУ, продолжалось до самой его смерти в 1973 году, и отголоски теории о его предательстве упорно доносятся до сих пор. Достаточным основанием усомниться в этой гипотезе представляется поведение Владимира Путина. Президент России, бывший полковник КГБ, гордится историей разведки своей страны. Если бы Холлис был высокопоставленным советским шпионом с 1932 по 1965 год, в архивах ГРУ содержалась бы целая кипа документов, которые бы это доказывали. Но ничего подобного не выплыло наружу, хотя даже “избранные” российские историки время от времени получали доступ к этим архивам. Доказательства, что у России был свой британский перебежчик в МИ-5, которого так и не поймали, стали бы невероятно ценной сенсацией для Москвы. Здесь кроется главное противоречие с теорией, будто Холлис прикрывал Урсулу: если бы глава МИ-5 действительно был советским суперкротом, Путин не преминул бы этим похвастать.
Спустя три месяца после отъезда Урсулы из Британии Агнес Смедли умерла в Оксфорде в результате операции язвы. Датская писательница Карин Микаэлис назвала ее “одинокой птицей с невероятным размахом крыльев, птицей, которая никогда не совьет гнезда и отказалась от всего: славы, комфорта, безопасности ради одного – полной преданности великой борьбе”. Прах Агнес был погребен на пекинском кладбище для революционеров Бабаошань в 1951 году. О масштабах шпионской деятельности Смедли стало известно лишь в 2005 году.
Тело Рихарда Зорге было эксгумировано после войны его японской любовницей Ханако Исии, кремировано и вновь погребено на токийском кладбище Тама. Москва признала его в 1964 году, провозгласив героем Советского Союза. Пропагандисты КГБ создали целый культ Зорге. В 2016 году в его честь была названа железнодорожная станция в Москве. Чэнь Ханьшэн, ближайший китайский соратник Зорге, считается пионером социологии в Китае. Его исследования легли в основу маоистских теорий о силе “крестьянских масс”, сам же он стал жертвой коммунистического режима и был обвинен в шпионаже в интересах националистов. Во время культурной революции ему не предоставили медицинской помощи для лечения глаукомы, и он лишился зрения. Чэнь умер в 2004 году в возрасте 107 лет. Писательница Дин Лин, подруга Урсулы в Шанхае, написала около 300 книг и перенесла всевозможные преследования при коммунизме в Китае: после первоначального одобрения Мао позже ее осудили за критику мужского шовинизма в партии, принудили к публичному покаянию, подвергли цензуре, приговорили к пятилетнему заключению в годы культурной революции, каторжным работам в течение еще двенадцати лет и, наконец, реабилитировали в 1978 году. Патрик Т. Гивенс, энергичный охотник за шпионами в Шанхае, покинул ряды муниципальной полиции в 1936 году, удалившись в трехсотлетний замок Банша в Типперери. Хаджи Мамсуров, начальник Урсулы в ГРУ, пережил чистки, смертельные внутренние схватки в советской разведке и войну; он сформировал отряды спецназа, освободил два концлагеря и, выйдя на пенсию, вернулся в родную Осетию в звании генерала. Бесстрашная американская журналистка Эмили Хан продолжала писать для журнала