Вскоре появилась гитара, кто-то затянул проникновенный романс о несчастной любви, офицеры довольно стройно подхватили…
В разгар веселья появился уже знакомый Алексею казак и что-то приглушенно доложил генералу Палич-Верейскому, подавая пакет с бумагами. Его превосходительство бегло просмотрел содержимое пакета. Добродушное выражение на его лице тут же сменилось на весьма озабоченное.
— Алексей Николаевич, друг мой, можно вас на пару минут? — тихо сказал он Чертольскому. — Пусть господа офицеры отдыхают, а мы с вами немножко посекретничаем. Пойдемте-ка, батенька, покурим с вами на свежем воздухе.
Они вышли из походной столовой и прошли по тропинке к стоявшим вдалеке старым деревьям, возле которых были установлены срубленные на скорую руку лавки. Вытащив серебряный портсигар, генерал предложил Алексею папироску, закурил сам и начал разговор, что называется, издалека:
— У меня, милый мой граф, две новости. В таких случаях принято говорить — одна хорошая, а другая плохая. Но я этого не скажу-с. Одна новость совершенно гадкая, а другая… Черт ее знает какая, сразу и не определишься. Во-первых, в Британии уже знают, к несчастью, что мы тут задержали их любопытного милорда, и через наше Министерство иностранных дел добиваются, чтобы, — он вытащил из пакета лист бумаги и выразительно прочел: — «произвол в отношении английского аристократа, совершавшего туристический вояж, был немедленно прекращен». Как вам этакий финик, Алексей Николаевич?
— Проклятие! — вырвалось у Алексея.
— Вот-вот, — согласился генерал. — И суток не прошло, с тех пор как мы задержали англичанина, а известие об этом уже дошло до Лондона и оттуда понеслось в Петербург. Конечно, телеграф, быстрая связь и все такое… Но все же, согласитесь, уж слишком быстро сработала эта связь. Пока мы тут поворачивали ключ в замке, запирая маркиза, некто уже телеграфировал об этом в Лондон. И как проклятым джонам такое удается? Бог весть…
— И что же, ваше превосходительство, вы его сразу же выпустите?
Такое развитие событий казалось Алексею, по меньшей мере, обидным. Столько труда — и все впустую! Генерал не стал его утешать.
— Увы, Алексей Николаевич, выпустим, — подтвердил он. — Не сразу, не сегодня, но… выпустим. Ничего не поделаешь. Однако, как вы понимаете, у нас, в России, такую безумную суету, как в Лондоне, в политических делах устраивать не принято. В Петербурге, полагаю, вопрос решают неспешно. Значит, и мы тут пару дней в любом случае протянем. Представьте — из Лондона в Петербург приходит телеграмма за высочайшей подписью: «Требуем немедленного освобождения английского подданного маркиза Транкомба, пребывающего на Балканах с туристическими целями и незаконно арестованного русской военной администрацией!» Посол Британии, чтобы подчеркнуть важность проблемы, лично доставляет послание в Министерство иностранных дел и настаивает на немедленном вмешательстве. «Да-да, — говорят ему в министерстве. — Конечно! Всенепременнейше! Как только господин министр приедет, мы сразу же отдадим столь важный документ ему лично в руки!»
«А сейчас отдать телеграмму в руки министра нельзя? Курьера к нему отправить, к примеру?» — спрашивает посол.
«Нет-с, сейчас никак невозможно-с! Его превосходительство господин министр приглашен на обед к французскому послу. И вызвать его оттуда по вашей просьбе — равносильно крупному скандалу. Вы же не желаете, чтобы Британия оказалась виновницей ухудшения российско-французских отношений?»
Скандала посол не желает и послушно, хотя и напряженно, ждет. На следующее утро, не на заре, а ближе к полудню естественно, министр иностранных дел (которого на самом-то деле уже давно известили обо всем происходящем) прибывает на службу, и еще через час, после всех докладов ему вручают свежие письма и телеграммы, среди которых и английская.
«Ай-ай-ай. Мне, ей-богу, очень жаль! Примите мои извинения», — сокрушается министр и часа в два пополудни отправляет в Лондон ответ:
«Весьма удручен прискорбным происшествием на Балканах. Покорнейше прошу уточнить имя пострадавшего английского подданного, дабы принять срочные меры к его вызволению».
Англичане со всей поспешностью подтверждают имя милорда, но их ответ приходит в Петербург как раз в тот момент, когда его превосходительство господин министр уже успел покинуть здание министерства. Так что лишь на следующее утро новая английская телеграмма попадет ему в руки.
Ну тут уж его превосходительство имеет полное право направиться в Зимний дворец, или в Царское Село, или в Петергоф, Чтобы просить высочайшей аудиенции для доклада о неприятном происшествии (что тоже требует времени и сил — поди-ка, доскачи из Петербурга до Царского Села, а там еще дождись, чтобы приняли)… Английскому послу объясняют, что вопрос решается в верхах, и возразить ему на это нечего. А время идет.
Конечно, тянуть так до бесконечности невозможно, но пару-тройку дней продержаться — дело святое. А тем временем мы тут, на Балканах, с пристрастием допрашиваем англичанина и узнаем много интересного. Каково?
— М-да, интрига замечательная по своему хитроумию, — согласился Алексей.
— Так-то оно так, да только не все выходит по-нашему, батенька мой. Англичанин, собака, гордо молчит на допросах и ни гугу о своей миссии, — вздохнул генерал. — И по мордасам ему не надаешь, ввиду высокого происхождения и скорого освобождения. Нельзя так уж скандализировать английские правительственные круги. Теория — это теория, а практика — это практика… В самом замечательном теоретическом плане всегда найдется слабое место.
— Что ж, ваше превосходительство, с первой новостью все ясно. Но вы говорили, что была и вторая новость, — напомнил граф Чертольский.
— Ах да, простите великодушно, совсем заболтался и запамятовал. Мои молодцы, будучи в разъезде с дозором, еще двух подозрительных людей задержали. Молодого англичанина, при ближайшем рассмотрении оказавшегося, миль пардон, дамой, и русского старика, утверждающего, что прибыли они в расположение нашей армии с целью розыска не кого иного, как вас, дорогой граф. У вас, батенька, есть что сказать по данному вопросу? Можете вы предположить, кто эти люди? Я готов их вам предъявить для опознания. Но у меня лично они вызывают опаску. Миссия у вас, Алексей Николаевич, сложная, как бы противник кого из своих агентов по вашему следу не пустил…
— Не беспокойтесь, ваше превосходительство, — успокоил его Алексей. — Если предчувствие меня не обманывает, то имена этих подозрительных личностей — мисс Мэри Мэлдон, та самая девушка, которая оказала мне неоценимую помощь, кстати, английская подданная, и Степан Ларчиков, мой старый лакей. И признаюсь вам честно, я буду счастлив увидеть этих людей.
Генерал хмыкнул. Похоже, гостей в расположении части становилось все больше, и скучать теперь вряд ли придется.
— Раз вы ручаетесь за этих господ, я распоряжусь, чтобы их немедленно выпустили из-под замка, — сказал он. — И, пожалуй, сам прослежу, чтобы все было в порядке. Только вы, батенька, потрудитесь убедиться, что это именно названные вами лица, чтобы ошибки не было.
— Да, я немедленно посмотрю на этих людей, чтобы быть уверенным в собственных словах, — согласился Алексей и тут же взял на себя смелость напомнить о практических вопросах: — Прошу вас, ваше превосходительство, чтобы было сделано все, что положено в таких случаях, если это и вправду мисс Мэлдон и мой лакей Ларчиков. Распорядитесь, чтобы несчастных не только выпустили из-под ареста, но и покормили, умыли, переодели в чистое, если их платье пострадало при аресте… Надо проявить наше знаменитое русское гостеприимство, а то вы тут совсем запугали бедную английскую леди. Кстати, я ведь вам говорил, что узнать о действиях англичан мне помогла барышня?
— Да говорили, говорили, батенька, уж, не соврать, третий раз повторяете! — хохотнул генерал. — Ох, неспроста этакая рассеянность, Алексей Николаевич! Барышня-то хорошенькая?
Алексей слегка смутился, неожиданно даже для самого себя. Казалось бы, что такого сказал ему Палич-Верейский? В армейской среде и не к таким шуточкам привыкли, а вот, поди ж ты… Преодолевая смущение, ротмистр Чертольский ответил несколько игривее, чем собирался:
— На мой взгляд, так очень хорошенькая, если не сказать больше! Надеюсь, что через несколько минут я смогу вам ее лично представить. Вы сможете сами оценить ее красоту, ваше превосходительство.
Глава 13
Вместо воображаемой встречи с Алексеем, которая всю дорогу рисовалась ей в мечтах, Мэри, едва перейдя границу, оказалась под арестом. На такой поворот событий она рассчитывала менее всего, но их со Степаном сразу же остановили конные казаки, заставили спешиться, задали пару несущественных вопросов и заперли в каком-то сарае.
Мэри готова была разрыдаться. Из-за внезапно разгоревшейся любви она отважилась на такое опасное приключение, сбежала из Салоник, добралась до болгарских земель, где стояли русские войска и где все должно было сложиться по-другому, так, как мечталось…
Но теперь она сидит под замком на охапке старого сена, и неизвестно, сколько времени ее продержат здесь под арестом. Может быть, очень долго. И удастся ли ей когда-нибудь разыскать Алешу — Бог весть… Ее приняли за шпионку, за вражеского агента. Да и на что иное можно было рассчитывать? Что ее возлюбленный поджидает по ту сторону пограничного пункта, когда она появится на болгарских землях, чтобы принять ее в свои жаркие объятия? Глупо… У него тут совсем другие дела!
Почему она не оценила суровых реалий, а пошла на поводу у наивной мечты? Да уж, от любви люди теряют рассудок!
Может быть, и вправду лучше было оставаться на греческой стороне, в тихом мирном городе, в уютной гостинице? По крайней мере, Алексей Чертольский знал бы, где ее искать, и если бы вернулся в Салоники, то сразу же нашел. А она в полном смятении чувств рванулась неизвестно куда… И вот где теперь оказалась!
На глаза Мэри наворачивались слезы, когда она размышляла о последствиях собственной глупости. Правильно говорится — нельзя идти на поводу у эмоций; каждая англичанка впитывает этот принцип с молоком матери. Почему же она до такой степени потеряла голову, что теперь ей приходится горько сожалеть о последствиях своего легкомыслия?