— Товарищи! — закричал Кирилл, веселея. — На пристань, шагом марш!
Когда недоумевающие, растревоженные рабочие вышли к Путиловской пристани, к причалам её подплывали пять торпедных катеров под командой Августина Эгара. Замигали, забегали лучи прожекторов, вякнула сирена, послышались голоса, отдающие резкие команды на английском.
Подъехавшие «балты»[176] засветили фары — и онемевшие путиловцы стали по цепочке перекидывать «подарки» от союзников. Тушёнка, сгущёнка, компоты, галеты, чай, сахар, сигареты — весь лежалый товар со складов Антанты перебрасывался на русские грузовики.
— Принимай! Борт открой! Левый! Лови!
Пожилой Стратофонтов крякал, хватая тяжёлый ящик, его здоровенный зять всё пытался помочь, но тесть от него отмахивался:
— Приятный груз — не ноша! Господи, тушёнка! Настоящая! В кои веки мясо унюхаю…
Домовитый Максим тут же оприходовал продукты, обещая накормить всех.
— Никого не обидим! И детям хватит, и жёнкам достанется!
— А путиловцы здорово повеселели, — негромко заметил фон Лампе.
— Слово и дело! — поднял палец Авинов. — Улавливаешь разницу?..
Раннее утро выдалось хмурым. Мороза не было, но первые ноябрьские дни дышали стужей — зима катила в глаза. Авинов спал, не раздеваясь, накинув поверх шинели синее солдатское одеяло.
Разбудили его раскаты далёких громов — били орудия большого калибра, где-то на западе, в стороне Кронштадта. Канонада длилась долго, то прекращаясь, то начинаясь вновь, а потом прогремели взрывы у Нарвской заставы.
Чёрной коробчатой тенью прокатывался бронепоезд № 5, то и дело окутываясь облаками пара и дыма, подсвеченными оранжевыми вспышками залпов. Артбатарея, посланная Военным советом Петроградского укрепрайона, дабы подавить восставший пролетариат, отвечала нестройно, паля по площадям. Пару раз снаряды накрыли частные дома, раскатывая их по брёвнышку, один раз фугасом разрыло кладбище.
Бронепоезд № 6 медленно, едва крутя колёсами, ездил взад и вперёд, пересекая Балтийскую железную дорогу. Красный бепо «Черноморец», подошедший с севера, оказался в невыгодном положении — прицельный огонь могли вести лишь орудия с его передней бронеплощадки, зато «шестой» встречал неприятеля мощными залпами.
Метким снарядом сбросило с путей контрольную платформу, толкаемую «Черноморцем» перед составом, а второй выстрел накрыл саму дорогу, разводя рельсы дугами — ни пройти ни проехать.
— Это есть наш последний, — пробормотал Авинов, опуская бинокль, — и решительный бой…
Глава 25ШТУРМ СМОЛЬНОГО
Сообщение ОСВАГ:
Вспыхнул мятеж в форте «Красная Горка», его поддержали форты «Серая Лошадь», «Обручев», «Ино», открывшие огонь по Кронштадту, поддержанный артиллерией кораблей Черноморского флота и 1-й британской эскадры лёгких крейсеров.
1-й и 2-й Кронштадтский и 105-й стрелковый полк РККА,[177] оборонявшие подступы к форту «Красная Горка», перешли на сторону Северо-Западной армии, занявшей Красное Село, Гатчину, Царское Село и подступившей к Пулковским высотам.
Северная Добровольческая армия захватила Сестрорецк. Петроград объявлен на осадном положении…
Ничтожное по космическим меркам пространство, занятое Петроградом и окрестностями, было необозримо для человека. «Красный Питер», попавший в осаду, корёжило и рвало на части. Невидимая глазом межа бороздила души, резала по живому, пластая на красное и белое. Чёрная аура трепетала над градом Петровым — люди осатанело, остервенело бились друг против друга, отринув заповеди Божьи во имя бесовских идей.
…В начале Петергофского шоссе замелькали человеческие фигурки — это пошли в атаку матросы-балтийцы. Ординарец Троцкого Козлов, подмосковный крестьянин, из бывших солдат, суетился в строю и орал в спину наступающим:
— Не робей, ребята, товарищ Троцкий вас ведёт!..
— Батарее-ея! — вострубил могутный Клигер. — Пли!
— Прицел сто три, трубка сто десять… Огонь!
Защитного цвета автомобиль Предреввоенсовета грузно закачался на ухабах — Лев Давидович лично пожаловал на позиции.
Угловатые формы бронепоезда вдали, выезжавшего из ворот Путиловского завода, никого не испугали.
— Наводим, наводим! — заорал Клигер. — По бепо…
Но бепо оказался быстрее — залп шестидюймовок с его бронеплощадок был страшен. Огненные смерчи взрывов смешали батарею с подмёрзшей землёю, подкинули над шоссе и рассеяли…
…Адмирал Григорович, командир линкора «Гангут», флагмана эскадры, подозвал «флажка»[178] и велел передать в Кронштадт свой ультиматум:
— «Настоящим сообщаю, что жизни команд всех выходящих из Кронштадта судов, которые добровольно сдадутся моим силам, будут гарантированы. Все переходящие суда должны выкинуть белый флаг. Орудия должны быть направлены к носу и к корме и закреплены по-походному. Скорость десять узлов». Передайте это немедленно, Володя.
Молоденький флаг-офицер щёлкнул каблуками и выпалил:
— Слушаю, ваше высокопревосходительство!
Генерал Марков, допущенный на мостик, негромко заметил:
— Большевики могут и не внять, Иван Константинович.
— А мы их вразумим, — усмехнулся адмирал и резко скомандовал: — К бою — товсь!
Форты Кронштадта ясно вырисовывались в морозном воздухе, над чёрной рябью вод Финского залива, уже подмерзавших у берегов.
— По местам стоять — к бою!
— Есть готовность!
Башенный старшина Елманов, затыкая уши ватой, плюхнулся на пружинное кресло. Из глубокого колодца подбашенного отделения накатывали запахи порохов и смазки.
— Подавай!
Под глухой вой моторов из погребов подали фугасные снаряды в красных шапочках взрывателей — огроменные, длинные, почти что в рост человеческий.
— Заряжай! — крикнул лейтенант, скорчившийся у прицелов, под броневой «грушей» башенного купола.
Раскрылись казённики, вобрали в себя убийственный груз, доданный прибойниками.
— Клади! Заряды… подавай!
— Заряды поданы.
Картузы с порохом, похожие на тугие мешки с печатями Охтинского завода, сунулись в очередь за снарядами.
— Клади! Закрой!
Затворы закупорили орудия.
— 1-я носовая башня к открытию огня готова.
— От башни прочь! Башня вправо!
— Целик двадцать влево! Упреждение… Поправки…
Замычал ревун.
— Отскочи! Залп!
Сотряслась башня, сотрясся весь мир, заключённый в броневую коробочку линейного корабля. Замковые комендоры отдёрнули замки, напуская жаркой пироксилиновой гари из двенадцатидюймовых зияний. Старшина включил пневматику продувания, и воздух со злобным шипением устремился в каналы стволов.
— Накрытие! — заорал лейтенант.
Бесовски хохоча, старшина шлёпнул новичка-комендора, очумело крутившего головой.
— Носовой плутонг! — зазвучало в наушниках с металлическим призвуком. — Ускорьте стрельбу.
— Подавай! — крикнул лейтенант…
…Форт «Красная Горка» стоит в красивой местности — на высоком береговом мысу, вокруг густой сосновый лес. Грозные батареи крепости расположены уступами — восемь одиннадцатидюймовых гаубиц, восемь десятидюймовок системы «Бринка», восемь двенадцатидюймовок, скорострельные «Канэ» калибром шесть дюймов. Батареи и казематы соединены переходами-потернами, а вокруг подземные погреба, галереи, КП…
В день мятежа комендант форта поручик Неклюдов выпил полста грамм коньяка для храбрости — и начал действовать. Ординарец его Урбанс доложил, что комиссар Юклявский решил на вчерашнем совещании арестовать Неклюдова. И поручик сработал на опережение — сам приказал арестовать комиссара, заявившегося в форт на предмет проверки «преданности революции». И дело пошло.
В центропост наводки то и дело поступали звонки:
— Форт «Серая Лошадь» с нами!
— Форт «Обручев» перешёл на нашу сторону!
— Форт «Ино»…
— Форт «Риф»…
Неклюдов счастливо рассмеялся, расправил плечи в мундирчике, лишённом погон. Ничего, это ненадолго! Нацепим! Нашьём! Надежда в поручике понемногу вырастала в веру.
Помощник коменданта Лащилин заглянул, отдавая честь, — не потому, что чтил устав, а из удовольствия, ведь при большевиках козырять было моветон…
— Николя! — крикнул он. — «Аврора» показалась большевистская!
— Чего она тут делает? — удивился Урбанс. — Со своими-то шестью дюймами?
— Так ей и надо! — бодро откликнулся комендант и скомандовал: — Батареи, к бою! Орудия провернуть, дистанцию взять, боевые телефоны включить!
Тяжело заворочались орудия.
— Первая батарея — готова!
— Вторая батарея — готова!
— Третья…
— Четвёртая…
— Делль, руби дистанцию до «Авроры»!
— Есть!
— Пристрелочным… огонь!
Снаряд ушёл, шурша в воздухе так, словно продирался через развешанные пальто. Столб воды восстал перед самым носом крейсера, сделавшего первый выстрел Гражданской войны.
— Боевыми! Заряжай! Клади!
— Бери под ватерлинию, Будкевич!
— Залп!
Снаряды ударили кучно, их горячие болванки вколачивались в бортовую броню крейсера и рвались, выбрасывая облака дыма и тучи белых брызг. Тот чудовищный грохот, что терзал сейчас уши краснофлотцев, до форта доносился лишь слабым эхо. А корабль погибал — он плавно валился на левый борт, клоня высокие трубы, из которых валил чёрный дым.
Сейчас в его отсеках метались, оскальзываясь и падая, сотни военморов, перебивших своих офицеров ещё год назад. Клокочущая, обжигающе-студёная вода заливала тесные коридоры, под потолком которых мигал тусклый свет.
— Залп!
Воздух над мысом раскололся, расходясь тугою волной, а вдали, на опрокинутой палубе малюсенького кораблика с крестиками мачт и окурками труб, вспухли клубочки дыма и огня. Вспороли настил, вывернули его наизнанку. Снаряды, покоившиеся в самом низу, на матах из манильского каната, запрыгали мячиками, разрываясь, корёжа переборки и борта. Но хуже, чем есть, уже быть не могло — «Аврора» шла ко дну.