— З пшиемностью[27]!
— Вы не думайте, я не зверь, не безмозглый кровожадный хищник, — похлёбывая горячий ароматный напиток, настоянный на луговых травах, собранных Ядвигой Мечиславовной ещё в конце прошлой весны, добродушно говорил младший лейтенант Бурмистренко. — И без надобности применять против вас оружие, как рекомендовал Лаврентий Фомич, не стану. Лишь в самом исключительном случае!
— Что ж… И на том спасибо! — язвительно поблагодарил молодого чекиста профессор Фролушкин.
— По большому счёту мне даже не ведомо, что вы здесь делаете. Говорят — ищете какой-то клад. Ну и шут с ним, с кладом. Искать ведь не возбраняется?
— Ой, хитришь ты, Васька — по глазам вижу…
— Нет, честно.
— Неужели за всё время своего пребывания в прекрасном городе Несвиже тебе не посчастливилось услышать хоть одну легенду, объясняющую наше поведение; увидеть хоть что-нибудь непонятное, сверхъестественное и труднообъяснимое?
— Но почему же? Видел… Слышал некоторые разговоры…
— Кого?
— Например, парней из нашего отдела.
— И о чём болтали твои коллеги?
— Они полагают, что вы ищете скульптуры двенадцати христианских апостолов — в полный рост… Вроде бы как даже из чистого золота наивысшей пробы… Это правда али выдумка?
— Чистейшая правда! — неожиданно опередила всех с ответом Ядвига Мечиславовна, ошарашивая одновременно и Василия, и обоих его «подопечных». — О существовании такой реликвии хорошо известно каждому жителю нашего городка.
— И вам тоже?
— Очевище[28].
— Ещё скажите, что вы видели её собственными глазами…
— Ну, этого утверждать не стану — в начале девятнадцатого века, когда согласно документам апостолов наблюдали воочию последний раз, я ещё не родилась… А вот кое-кого из Радзивиллов лицезрела лично.
— Не верю.
— Да как можешь ты, москальский прыщ, брать под сомнения слова благородной дамы? — мгновенно воспылала гневом пани Ядвига; при этом её тонкая шея и щёки покрылись бордовыми пятнами — совсем как у обиженной девицы.
— Простите, пани, но откуда вам известно о моём детском прозвище? — недоумённо выдавил младший лейтенант Бурмистренко.
— Каком?
— Ну, Прыщ…
— А ты на себя в зеркало посмотри!
— К тому же я родился на хуторе Москаль Горвальской волости Речицкого уезда Минской губернии.
— Вот это да! Попала — так попала. В самое яблочко. Не в бровь, а в глаз, как говорят наши русские братья! Значит, ты, Василий, самый что ни на есть бяларусский хлоп?
— Ну да…
— Так и веди себя соответственно. Как у нас говорят — будь чемным, пся крев[29]! Как и подобает христианину. Надеюсь, ты крещён?
— Не знаю. Не интересовался.
— А ты поинтересуйся, расспроси своих беспутных родителей.
— Сирота я наполовину. Мать при родах умерла. А отец — пьёт.
— Извини.
— Ничего, мы привыкшие…
— Итак… В далёком 1905 году ещё до вашей пролетарской революции…
— Постойте, почему только нашей?
— И как только научить ваше красное племя никогда не перебивать старших, а? — окончательно вышла из себя чопорная старушка.
— Виноват… Больше не буду!
— Я таких невоспитанных типов никогда ещё не встречала. Не делают их в Польше — и всё тут!
— Виноват. Исправлюсь.
— В общем, как представитель городской общественности, я присутствовала на вскрытии некоторых родовых усыпальниц… Именно тогда полуистлевшие старые гробы поместили в новые, предварительно перевязав каждый из них металлической проволокой и снабдив свинцовой пломбой с оттиском радзивилловского герба.
— Вот это да! Выходит, что вы — самый что ни на есть живой свидетель тех буреломных событий?! — неподдельно разволновался молодой чекист. — А мы весь город поставили на уши! Никто… Ничего…
— Будешь получать медаль — не забудь позвать меня на обмывание.
— Непременно, дорогая… Яд…
— Пани Ядвига!
— Позову обязательно, дорогая пани…
— Только не помышляй отделаться вонючей москальской водкой. Коньяк. Французский. Иного с недавних пор не пью!
— Да где ж я его возьму?
— Обратись за помощью к пану профессору — он обязательно посодействует.
На пятый день своего пребывания в старинном городе Несвиже великий философ Фролушкин и его последователь Плечов соизволили наконец-то вспомнить о былой приверженности здоровому образу жизни.
Как только рассвело, Фёдор Алексеевич устроил обливание ледяной водой из колодца, находящегося во дворе дома Ядвиги Мечиславовны. При этом он стонал так громко, что быстро поднял на ноги всех остальных её постояльцев.
Первым на улицу выбежал Яра и тут же выплеснул себе на голову целое ведро бодрящей влаги.
За ним незамедлительно последовал никого и ничего не упускавший младший лейтенант Бурмистренко.
А вот Павлик (даром, что не сполна ума!) только показал нос из-за двери и тут же засунул его обратно.
Но когда, спустя несколько секунд, вся компания трусцой отправилась в сторону дворцового комплекса, и он не выдержал — помчал вдогонку, часто подпрыгивая и что-то выкрикивая на своём малопонятном языке.
Кроме явной — укрепление здоровья — сия пробежка имела ещё и тайную задачу — обследовать окрестности замка с целью обнаружения объектов, названия которых начинаются на русскую букву «ц», но об этом знали лишь посвящённые, то есть сами зачинщики акции.
Ярослав толкнул незапертые ворота, и первым очутился на территории дворца.
Что ворота по-польски «брама» он конечно же знал, а вот как по-белорусски? На возникший вопрос незамедлительно дал ответ Василий Кондратьевич:
— Почти так же, как и по-русски — вароты.
После чего взялся за перевод слова «дворец». Шибко напрягать мозги при этом тоже не пришлось: и так и этак — палац.
Аналогичный результат получился с замком. По-польски — замэк, по-белорусски — замак.
Как не крути! Как не верти!
И кто теперь скажет, что наши языки не имеют никакого родства, а народы — общих, братских корней?
Но, сколько друзья ни старались, никаких серьёзных зацепок в деле обнаружения места захоронения золотых апостолов, они так и не нашли. И собрались немного передохнуть под сенью желтеющей берёзы на берегу пруда в дальнем углу княжеской резиденции.
В тот самый момент взгляд Ярослава упал на одинокую могильную плиту, поросшую мхом и выцветшей травой.
— Что это?
— Когда-то здесь находилось небольшое кладбище, на котором хоронили прислугу Радзивиллов, — компетентно пояснил Фёдор Алексеевич.
— Стоп! Клад-би-ще! — радостно воскликнул Яра. — По-польски — цментаж!
— И, кстати, именно в этом месте когда-то стояла небольшая часовенка, но её снесли незадолго до начала Первой мировой, — недолго покопавшись в своей феноменальной памяти, выдал Фролушкин.
— То есть всё сходится, отец?
— Похоже…
— За лопаты, друзья мои!
— Не будь горячим, как жидовский борщ. Подними голову… Сейчас хлынет так, что мало не покажется!
— Ну и что?
— Ничего. Просто земляные работы придётся отложить на неопределённое время. Или тебе нравится копаться в земле под проливным дождём?
Словно подтверждая слова профессора, с неба, заволоченного низкими хмурыми тучами, на землю упали первые холодные капли… За ними по куполам и шпилям соседних культовых сооружений звонко ударил крупный град.
Легко одетые кладоискатели, словно по команде свыше, бросились врассыпную. Чтобы вскоре собраться под навесом одного из соседних подсобных помещений.
— Похоже, это надолго, — грустно предположил Василий, наблюдая за тем, как мириады дождинок и крупных градинок с небывалой мощностью бомбят ещё недавно идеально гладкую поверхность пруда — да так, что, в считанные мгновения его уровень поднялся на несколько десятков сантиметров. А то и больше!
— Ничего. Главное, что мы уже у цели, — бодро заверил Фролушкин. — Сорок на шестьдесят — это двадцать четыре метра на юго-запад — и сокровища наши!
— Не ваши — народные, — молниеносно внёс поправочку младший лейтенант Бурмистренко. — К слову, я сегодня же распоряжусь установить в этом месте круглосуточный пост НКВД. Кабы чего не вышло!
— А что? В принципе лишняя осмотрительность не помешает, — здраво рассудил Ярослав, вспоминая козни Пчелова — в том, что им противостоит его бывший сослуживец, он уже ни на миг не сомневался.
Вскоре дождь немного стих. Чтобы через несколько мгновений припустить с новой силой — пуще прежнего.
Но и этого небольшого времени вполне хватило, чтобы наши герои перебрались в чрево костёла Наисвятейшего Божьего Тела.
Василия среди них не было — он умчался в местное отделение НКВД, дабы отдать, как и обещал, указание об учреждении «поста № 1».
На обед Ядвига Мечиславовна предложила щавелёвый суп и жаренный на сале картофель с невероятно вкусными «кручениками», приготовленными из телятины и посыпанными твёрдым сыром домашнего производства, пропущенным через самодельную тёрку.
— А где ваш друг Васька? — приступая к трапезе, поинтересовалась она, вроде бы как между прочим.
— Побёг призывать коллег к всеобщему усилению бдительности! — в который раз явил свой непревзойдённый сарказм профессор Фролушкин.
— Что-то нашли? — подозрительно покосилась на него старушка.
— Нет. Но надеемся.
Как вдруг…
— А вот и я! — бодро донеслось с порога.
Конечно же это был младший лейтенант Бурмистренко. Собственной, так сказать, персоной. Лёгок на помине оказался бесёнок! Довольный, с хитроватой сияющей улыбкой «до ушей» на тщательно выбритой физиономии (когда только успел?) и оригинальной рифленой бутылкой, которую он держал за горлышко в правой руке.
— Вася, что это? — удивился Фёдор Алексеевич, как только заметил яркую разноцветную этикетку, на которой красовался средневековый французский аристократ с шикарной тростью.