ым за фальшивую сотню давал Штерну десятку — но настоящую. Это я так, к примеру говорю. На самом деле цена хорошо сделанной фальшивки значительно выше. Таким образом, — Черкасов всмотрелся в оловянные глаза Гвоздя, — довольны оба — и покупатель, и продавец, потому что каждый получает, что ему надо. Касым получает средства, чтобы расплачиваться с неграмотными производителями опиумного мака, а Штерн — настоящую валюту, которая позволяет ему припеваючи существовать в большом городе. Уяснил ты себе это наконец — или нет?
Десантник молча вернулся к столу.
— Вы мне не ответили, Александр Николаевич, — Гвоздь, как всегда, был настырен, — зачем все это нужно Кортневу?
— А затем, — поспешил с разъяснениями Мамонов, который сразу сообразил, что просвещать Гвоздя Черкасову надоело, — что Кортнев женился на Шиловой из-за денег. Об этом вся Москва говорит — один ты находишься в неведении. Но Шилова не такая баба, чтобы давать Кортневу деньги и позволять тому жить, как вздумается. Денег он почти не получает — а все остальное — машина, часы «Ро-лекс», английские костюмы и даже трусы, которые он носит, — это все собственность Шиловой. Не понравится ей его поведение — она его на улицу выставит и даже эти самые трусы отберет. Так почему не предположить, что Кортневу все это надоело и он решил, скажем так, немного подзаработать, чтобы было на что девушек в ресторан «Первая формула» водить? Ты же видел, какая там с ним телка была? Сам же к ней клеиться начал — только ничего у тебя не вышло! — Мамонов расхохотался, широко разевая рот, а Гвоздь ощутил острое желание всадить в этот извергающий хохот кратер парочку пуль из своего «Борхардт-Люгера».
Тем не менее Гвоздь своего неудовольствия проявлять не стал: в присутствии Черкасова он старался вести себя сдержанно.
— Ну что ж, — сказал он, пододвигая к себе лист бумаги, на котором чертил свои иероглифы Черкасов. — Будем считать, что ты, Мамонов, кое-что мне объяснил. Но если уж проверять, так проверять все.
Гвоздь взял фломастер и написал рядом со словом «Бледный» комбинацию, состоявшую из букв и цифр.
— Что это? — поинтересовался Черкасов, потянув бумагу к себе.
— Номер автомобиля, который стоял во дворе дома № 18. Поскольку, кроме нашего «сааба» и этой тачки, машин там больше не было, я его на всякий случай запомнил. Пусть Мамонов выйдет на кого надо и установит, кому этот номер принадлежит.
— Это ты верно сказал, Гвоздь, — заметил Александр Николаевич. — Будем просчитывать все возможные варианты. — Снова пододвинув Гвоздю лист бумаги, он добавил: — Кстати, не забудь вписать сюда все адреса и номера телефонов, которые ты получил от Тимонина. Включая и его собственные данные.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Когда Летова удалилась, Диана Павловна Шилова некоторое время сидела в тишине, пытаясь припомнить все нюансы только что завершившейся непростой беседы. Как ни странно, сотрудница Капустинской показалась ей деловой, собранной и даже, в каком-то смысле, суховатой, хотя, конечно, и очень красивой женщиной. Это совершенно не вязалось с ее обликом, запечатленным на фотографии в газете «Светский клуб», — там она была вся порыв, огонь и чувство.
«Если она притворяется, — подумала Диана, — то очень профессионально. Но это отношения к делу не имеет».
Довериться словам Летовой Шилова не согласилась бы ни при каких условиях, поскольку не доверяла в этой жизни ни единой живой душе. Тем не менее она невольно улыбнулась, вспомнив, как девушка торговалась из-за каждого доллара и как при этом горели у нее глаза. Человеческая жадность — это было то, что Диана Павловна всегда принимала в расчет и в отдельных случаях даже поощряла. Летова, по крайней мере, ушла от нее, унося с собой добычу в виде трех тысяч «зеленых». В данном случае экономить не приходилось: скандал, разразившийся у Шиловой дома, приобрел характер лесного пожара, который грозил пожрать остатки ее семейного счастья, каким бы эфемерным оно ни казалось. Игорь объявил, что уходит к матери, и Диане с большим трудом удалось отговорить его от этого шага.
Помнится, она при этом совершенно вышла из себя — и даже позволила себе в адрес мужа кое-какие весьма дурно закамуфлированные угрозы.
А вот этого делать не следовало, сказала она себе. Игорь и без того меня черт знает в чем подозревает. И не без оснований. Шилова скривила в улыбке рот и нажала на кнопку внутренней связи.
— Вызови Аношкину, Зинаида, — коротко сказала она, не удосужившись поздороваться с секретаршей. — Пусть бросает все и летит ко мне. Пулей!
Шиловой понравилась юркая черненькая девушка, и она решила, что лучшей кандидатуры для наблюдения за Летовой и ее мужем не сыскать.
Если доклады Летовой и Аношкиной будут совпадать, значит, Летова играет честно. Если же нет…
— Что ж, Серебрякову придется потрудиться вдвойне, — со вздохом пробормотала себе под нос Диана Павловна.
— К вам пожаловал Серебряков, — прошелестел голосом Зинаиды микрофон на столе у Шиловой. Можно было подумать, что он прочитал мысли хозяйки на свой счет. — Кого пропустить раньше — Тимофея Владимировича или Аношкину?
— Пусть Аношкина подождет, — сказала Шилова и отключилась от секретарши — как всегда, общение с Тимофеем требовало соблюдения конфиденциальности.
Вошёл, хлопнув дверью, Серебряков и сразу приступил к делу.
Высыпав на стол перед Шиловой свои крохотные пакетики — результаты обыска в квартире Авилова, Тимофей положил рядом сильную лупу и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло напротив. Прикрыв веками бесцветные глаза, он застыл, как сфинкс, так что было неясно — спит он или бодрствует. Серебряков умел отдыхать и расслабляться в любых условиях — но это вовсе не означало, что при этом он терял возможность все слышать, все видеть и даже анализировать окружающую обстановку.
Зная за ним эту особенность, Шилова не стала его ни о чем спрашивать и приступила к исследованию содержимого пакетиков. Тщательно, как и все, что она делала, Диана пересмотрела их один за другим и только потом отложила лупу в сторону и вопросительно посмотрела на Серебрякова. Тот каким-то шестым чувством уловил, что на него смотрят, и открыл свои белесые, с красными прожилками и черными дырками зрачков глаза вампира.
— Следы, Диана Павловна, остаются всегда. Главное — знать, что ищешь, — произнесло это, в своём роде уникальное существо. — В прошлый раз я искал следы деятельности художника, а сегодня кое-что другое — и, как видите, нашел.
— Но ведь это?.. — Шилова, не договорив, замолчала. Догадка, появившаяся у нее в голове, показалась ей слишком чудовищной.
— Именно, Диана Павловна, — проскрипел Серебряков, даже не пошевелившись в кресле. — То, что вы видели, — это крохотные обрезки особого рода бумаги, на которой печатают деньги. Фальшивые деньги. А если быть точным — фальшивые доллары. На одном крохотном обрезочке сохранились даже остатки зеленой краски.
Прежде чем заговорить снова, Диана Павловна молчала, казалось, целую вечность.
— Теперь понятно, почему съехал Штерн. Но Игорь? Зачем ему все это?
— Насколько я знаю, вы давали ему мало денег и слишком ограничивали его свободу, — проговорил Серебряков. Он и не думал обвинять свою начальницу — просто констатировал факт. — Некоторые мужчины согласны с этим мириться, а некоторые — нет. На мой взгляд, господин Кортнев ощутил потребность обзавестись собственными средствами, и такая возможность неожиданно ему представилась.
— Таким образом, подозрения в гомосексуальной связи моего мужа со Штерном отпадают сами собой? — поинтересовалась Шилова, желая услышать из других уст подтверждение своим мыслям. Как ни странно, она испытала известное облегчение, выяснив, что Игорь не трахался со Штерном, а, так сказать, занимался с ним делом. Это она могла еще понять, поскольку и для неё самой дело было превыше всего в жизни. О том, каким делом занимался ее муж и во что это занятие могло вылиться, она в данный момент старалась не думать.
— Я не эксперт в области сексуальных проблем, Диана Павловна, — произнес Тимофей, изображая подобие улыбки. — Но думаю, что так оно и есть. Хотя… Говорят, совместная деятельность людей сближает.
Шилова встала из-за стола и, прихватив с собой газету «Светский клуб», пару раз прошлась по кабинету, похлопывая себя ею по обтянутому тёмно-синей юбкой от Баленсиаги бедру. Потом, видимо, что-то про себя решив, она раскрыла газету на той странице, где на фотографиях была запечатлена троица — ее муж, Летова и неизвестный в десантном берете, — и положила её Серебрякову на колени.
— Что ты обо всём этом думаешь, Тимофей? Мне почему-то кажется, что ты — как все невозмутимые люди — разбираешься в человеческой психологии куда больше, чем стараешься это показать.
Диана Павловна вернулась к столу и уселась в кресло. Теперь был ее черед ждать, когда собеседник заговорит, поскольку Серебряков углубился в изучение снимка и сопутствующего ему текста с тщанием ничуть не меньшим, чем то, которое продемонстрировала она сама, когда десятью минутами раньше разглядывала пакетики с обрезками бумаги.
— У меня складывается ощущение, Диана Павловна, что девушка весьма и весьма неравнодушна к его особе. Это первое — и далеко не самое главное из того, что я почерпнул, разглядывая эти снимки, — проскрипел Серебряков, разглаживая газету на коленях. — Скажите, вы знаете, что это за тип? Я имею в виду противника вице-президента Кортнева?
Шилова отрицательно покачала головой.
— Никогда его прежде не видела. Мне звонил менеджер ресторана «Первая формула», где все это происходило, но и он знать не знает этого громилу. А ведь это настоящий громила, Серебряков, верно?
— Вы, Диана Павловна, как всегда, угодили в яблочко. Это громила — и весьма, надо сказать, опасный, хотя парень и недалекий. Зовется он Гвоздь и служит человеку по фамилии Черкасов. Эта фамилия вам что-нибудь говорит?
Диана Павловна наморщила лоб.
— Кажется, я ее уже где-то слышала, но не помню — от кого и где. Но слышала — это точно.