Генрих усмехнулся и подмигнул:
— Чтобы моя ловушка тоже сработала. Но перебил я тебя не только поэтому. На всякий случай, не повторяй свою фразу про… собачек. Какое-то слово сработало и вывело меня из гипноза. Вдруг оно снова сработает, а я не хочу снова возвращаться в то состояние. Ты ведь по незнанию сделала мне шикарный подарок, — не только видеть, как мой капкан сжимается на горле врага, но и иметь возможность действовать! — так не отбирай эту возможность.
— И что мне делать? — уныло спросила я. — Пока ты будешь изображать из себя жертву…
Генрих тепло улыбнулся, и я невольно содрогнулась: мягкая улыбка ну никак не вязалась с его колоритной физиономией.
— Будь рядом! — попросил он.
— К слову… о собачках. Я тебе не страж и не волколак! — недовольно буркнула я, но наткнувшись на строгий взгляд инститора, хмуро добавила: — Можно хотя бы хвостом не махать?
Генрих смерил меня ироничным взглядом.
— Не уверен, что это получится, — он подмигнул, — у такой вертихвостки!
Я задохнулась от возмущения, а Генрих прижал палец к губам и выразительно посмотрел на дверь. Я обернулась, сердце моё тревожно заколотилось, а воображение нарисовало хмурых стражей с обнажёнными мечами, и колени затряслись. Я неосознанно отступила к инститору, машинально положила руку на его плечо, и это прикосновение добавило мне уверенности. Как если бы я прыгала в пропасть не в одиночестве, а рука об руку с тем, кому могу доверять. Я смущённо покосилась на Генриха, который замер, изображая загипнотизированного человека: неужели я доверяю… инститору?!
Дверь распахнулась, и я невольно подпрыгнула на месте, но вместо воображаемых воинов, в комнату вошли хранители, и у меня зарябило в глазах от их ярких одежд. Троих из вошедших я знала: Канила тревожно посматривал на Сигарда, а тот не отрывал настороженного взгляда от Генриха, словно подозревал, что инститор не под гипнозом.
— Мара? — неожиданно приветливо произнёс Олдрик, мягкими шагами приближаясь к нам, и я с трудом подавила желание отступить за спину Генриха: — Какой приятный сюрприз! Чем мы обязаны вашему визиту?
Запястье моё заныло от напряжения, и я осознала, что вцепилась в плечо Генриха с такой силой, что инститору наверняка было больно. Возможно, поэтому ему не удаётся сохранять полную неподвижность, и Сигард что-то подозревает. Я с трудом заставила себя разжать пальцы и улыбнулась хранителю, но боюсь, что улыбка вышла не особо привлекательной.
— Я догадываюсь, — весело проговорил Канила и многозначительно посмотрел на меня: — Ведьма решилась на повторное испытание из-за несправедливых слухов о фиктивности её лицензии. Да, Мара?
Я усмехнулась и отрицательно покачала головой. Выражение лица Канилы стало совсем кислым, а пальцы его рук нервно дёрнулись, словно волколак представил, как сжимает моё горло. Я виновато покосилась на инститора: извини, Генрих, но моя ловушка тоже должна захлопнуться.
— Ведьма решилась представить Комитету следующую из даймоний! — громко заявила я, и желваки на щеках Генриха шевельнулись, но, к счастью, кроме меня, этого никто не заметил, поскольку взоры хранителей были прикованы ко мне. Я насмешливо посмотрела на выпученные глаза и распахнутые рты комитетчиков и добавила: — Я Айка, дочь Кики.
Глава 13. Суд
Я вжималась в жёсткое холодное сидение огромного кресла, по привычке избегая поднимать глаза, чтобы не встретиться взглядом с одним из своих многочисленных отражений. И пусть чужие воспоминания уже не могла причинить мне боли, за столько лет я привыкла бояться зеркал и не могла побороть себя.
Зал собраний Комитета словно сошёл из самого ужасающего моего сна: зеркала были повсюду! Даже эти чудовищные кресла, на которых восседали хранители, сделаны из отражающего стекла. Тело моё сотрясала мелкая дрожь, и никакие собственные убеждения не спасали от угнетённого состояния.
— Мара, ты очень бледная, — произнёс Олдрик, и я содрогнулась от вежливой холодности его голоса. — Тебе плохо?
Я с трудом повернула голову влево и заставила себя поднять глаза на хранителя.
— Мне хорошо, — сквозь зубы проговорила я.
Олдрик выпрямился, вскинул подбородок, и взгляд его заскользил по кругу зеркальных кресел, которые множили красные одежды хранителей:
— Заседание Комитета объявляю открытым!
Я опустила голову и посмотрела на зеркальный стол, словно залитый кровью от отражений ярких одежд хранителей, и меня снова затошнило от этой неприятной ассоциации. Пальцы мои вцепились в край, и я глубоко задышала, пытаясь прогнать дурноту.
— Дело инститора Генриха Келлера, — занудный голос тощего хранителя с крысиным лицом заставил меня содрогнуться. Мужчина перебирал записи длинными паучьими пальцами, не замолкая ни на секунду: — Келлер обвиняется в незаконном проникновении в логово волколаков и множественном убийстве без лицензии. Комитету предъявляется окровавленный меч — личное оружие инститора, найденный на месте преступления…
Все повернулись к небольшому возвышению рядом со столом, на котором поблёскивало железное лезвие меча, местами покрытое, словно пятнами ржавчины, запёкшейся кровью. При виде улики сердце моё заколотилось, и я порывисто поднялась.
— А вы бы оставили оружие на месте убийства? — перебила я противного хранителя, с ненавистью глядя на него: — Ясно же, что это подстава!
Хранитель не дрогнул, он медленно поднял на меня невозмутимый взгляд и проговорил:
— Присядьте, дочь Кики. Прошу выслушать обвинение.
Я сглотнула и снова посмотрела на улику, и взгляд мой скользнул дальше, за возвышение, на неподвижную фигуру Генриха. Инститор стоял в одном из двух альковов, окружённых зеркалами, и это навевало мне неприятные ассоциации со сценой, на которой энтукку издевалась надо мной. Я словно снова услышала её шипящий голос: «Покажи хорошее представление, ведьма!».
— Келлер до этого неоднократно нарушал закон, — скучный голос тощего хранителя разливался в полной тишине зеркального зала. — Инститор проник в Хранилище и похитил архивный сосуд. Также шантажом принудил красную птицу иллюзий раскрыть запрещённые события…
— Протестую, — холодно произнёс Олдрик. — Факт шантажа не доказан. К тому же, запрещённые события не были раскрыты, хранитель Сигард прервал незаконный ритуал.
Я заметила, как некоторые их хранителей положили на поверхность стола правую руку, иные же прикоснулись к зеркальной поверхности левой. Колючим взглядом тощий хранитель медленно обвёл овальный стол, и бледные губы его зашевелились, словно он что-то подсчитывал. Завершив это, он обратил к Олдрику недовольное лицо и сухо произнёс:
— Принято. Но вследствие его поступка Сигард вобрал в себя опасные сведения и они так потрясли его, что хранитель впал в кому. Келлер обвиняется в том, что Крамор на несколько месяцев лишился сильнейшей красной птицы иллюзий. Это привело к серьёзному сбою в работе Комитета. У обвинения есть подозрение, что Келлер намеренно саботировал Комитет.
Фигуры в красных одеждах зашевелились, и их множественные кровавые отражения нервировали меня ещё сильнее. Я сжала кулаки и посмотрела на мрачное лицо Олдрика, а сердце моё заныло при виде его поджатых губ и решительного взгляда.
— Но он же всё исправил! — воскликнула я и посмотрела на Сигарда, но тот отвёл взгляд: — Генрих нанял меня, и вот, смотрите! Живой и здоровый ваш Сигард!
Тощий хранитель посмотрел на меня, и в его маленьких глазках я заметила торжество, словно он надеялся на то, что я произнесу это. У меня нехорошо засосало под ложечкой, и я покосилась на Генриха. Возможно, мне показалось, но лицо инститора словно стало бледнее.
— Подозрения подтверждаются, — громко произнёс обвинитель, — тем фактом, что Келлер скрывал от Комитета следующую из даймоний!
— Протестую! — рявкнул Олдрик. — Келлер не мог знать, что именно эта ведьма — следующая из даймоний. У Мары есть лицензия, которую выдал Комитет…
— Фиктивная лицензия, — улыбнулся тощий хранитель, и я содрогнулась при виде ряда его маленьких острых зубов. — Есть доказательства, что Канила намеренно скрыл реальные способности ведьмы. Не именно ли поэтому Келлер решил избавиться от него? К счастью, Канила отсутствовал в момент нападения на его логово, и мы сохранили ценного свидетеля. К тому же, у обвинения есть и другие свидетели намеренного укрывательства даймонии. Комитет не может не признать, насколько бы облегчилась наша работа, если бы к нам присоединилась следующая из даймоний!
Олдрик нервно сглотнул и хлопнул по столу левой ладонью, и я торопливо осмотрелась, но почти все хранители положили на зеркальную поверхность правые руки. Обвинитель даже не стал считать голоса, лицо его перекосила удовлетворённая усмешка:
— Отклонено.
Ноги и руки мои похолодели, а тело затряслось от внезапного холода, хотя в зале было довольно тепло. Я взволнованно посмотрела в изумрудные глаза неподвижного Генриха, но лицо его оставалось безучастным, словно инститор действительно был под воздействием гипноза. Олдрик вздохнул и медленно убрал руку, и обвинитель произнёс:
— Первый свидетель обвинения!
За зеркальными креслами я заметила движение, и между столом и Генрихом появилась полноватая фигура знакомого мне инститора. Ханк поклонился хранителям и прошёл ко второму алькову, занимая место рядом с Генрихом.
— Я готов, — тихо произнёс он, и обвинитель засыпал его вопросами о том дне, когда Келлер привёл меня в Крамор.
Я видела удовольствие на крысином лице обвинителя, хранителю явно нравились ответы Ханка. Олдрик странно покосился на меня, и я удивлённо посмотрела на его сжатые под столом кулаки. Хранитель словно что-то ждал и был явно разочарован. Я прикусила нижнюю губу: а что я могу? Ханк рассказал только то, что произошло, и я понятия не имела, как это видят хранители и что плохого в поступке Генриха.
— Второй свидетель обвинения! — провозгласил тощий хранитель.
Ханк поспешно покинул альков, и я заметила тревожный взгляд, который полный инститор бросил на меня при этом. Толстячок явно испытывал облегчение, и я не понимала, чего он так боялся. Неужели, я что-то упустила? Я нахмурилась, вспоминая его слова. Что же он сказал такого? Какой моей реакции боялся? Я бессильно потёрла виски, подняла глаза на Генриха и вздрогнула: рядом с инститором стоял Джерт! На лице его играла улыбка, а серые глаза весело блестели, словно всё, что происходило в зале, бесконечно радовало его. Вдруг он послал мне воздушный поцелуй, и, когда взоры всех хранителей обратились ко мне, спина моя покрылась холодным потом.