— Олдрик? — несмело позвала я, но гулкая тишина была мне ответом.
Я прислушивалась несколько мгновений, размышляя, что мне делать, как вдруг услышала тихий стон. Сердце моё забилось сильнее, я встала на четвереньки и поползла вперёд, но тут же ударилась головой и взвыла от боли, прижимая ладонь к шишке: стена оказалась гораздо ближе, чем можно было предположить. Похоже, это комната. Может, тюрьма? Возможно, мне только показалось, что Сигард нажал на кнопку уничтожения. Или он сам перепутал и нажал на кнопку пленения?
Я пошарила по прохладной поверхности и осторожно приподнялась на ноги. Вверху потолка не нащупала, значит, помещение было достаточно высоким. Я положила на гладкую стену обе руки и быстро пошла вперёд, пытаясь найти выключатель или дверь. Пальцы наткнулись на тумблер, я нажала на кнопку и зажмурилась от ослепительного света. Когда глаза немного привыкли, я, щурясь, осмотрела небольшую комнату и вздрогнула при виде неподвижного тела в красных одеждах.
— Олдрик! — воскликнула я и бросилась к хранителю. Увидев синюшное лицо и вздувшиеся жилки, я застыла на месте и бессильно упала на колени. — Неужели я тебя убила?
Хранитель слабо пошевелился, я порывисто схватила его за руку, и лицо Олдрика исказилось от боли.
— Пока еще не убила, — просипел он. — Но перспективы хорошие…
Я невесело рассмеялась, ощущая ледяные покалывания в шее:
— В какую сторону хорошие?
Олдрик со свистом вдохнул и хрипло добавил:
— Если снова не окунёшься в то воспоминание, у меня есть шанс выжить. Когда ты прокручиваешь видение, сила даймонии ядом сочится с твоих рук… а мне, знаешь ли, деваться некуда.
Я скривилась, рассматривая свои руки.
— Разбудили во мне монстра, — мрачно проговорила я, — так радуйтесь! Как хотели, так и получилось…
Олдрик устало прикрыл веки, и кадык на его шее дёрнулся.
— Я никогда и не желал этого, — с трудом произнёс он, глаза его вновь распахнулись, а взгляд стал жалким: — Кики так отчаянно хотела, чтобы ты всегда оставалась с ней, даже скрывала в тебе силу. Ведь понимала, как это опасно для вас обеих, а всё равно пыталась…
— В смысле? — прошептала я. — Она же заваливала меня чужими воспоминаниями, чтобы я не проявила свою силу перед вами. Я сама видела это, когда вы привели к Кики жену Келлера и Сигарда…
— В тот роковой день, — сипло перебил меня Олдрик, — я и потерял вас обеих. И если по Кики я горевал, то твоей свободе радовался, Айка… То есть, Мара! Оставайся Марой, детка, как можно дольше. Живи нормальной жизнью, я всегда желал тебе этого. Но если у тебя родится девочка, сразу отдай её…
— Почему? — звенящим голосом спросила я, а по спине побежали мурашки, поскольку я начинала догадываться о причинах.
Олдрик кивнул и отвёл взгляд.
— Даймония в полной силе стремится лишь к уничтожению, — тихо проговорил он. — И чем чаще будешь пользоваться силой, тем быстрее она овладеет тобой. Уничтожаешь чужие воспоминания, и твои собственные обесцениваются, убиваешь других и уничтожаешь в себе всё человеческое. Когда я познакомился с Кики, она была прекрасной женщиной, нежной и чуткой, но годы работы на Комитет изменили её, и я уже не видел в её глазах любви, только расчёт и жажду подчинить себе каждого. Я пытался вразумить её, но Комитет был детищем Кики, и она свято верила, что делает мир лучше…
— Так Сигард сказал правду, — ахнула я. — Ведьма создала Комитет? Как это могло произойти?
Олдрик коротко усмехнулся, и взгляд его стал колючим. Я отметила, что жилы на его лице стали бледнее, а на щеках проступил, хоть и болезненный, но румянец. Хранитель медленно приходил в себя.
— Кики уговорила меня, — мягко проговорил он, — возглавить организацию, которая будет контролировать применение магии. Как бы это ни выглядело в твоих глазах, Мара, начиналось всё с благих намерений. Мы создали хранилище, куда помещали сосуды с опасными воспоминаниями, мыслями и планами, изъятыми Кики, и нам потребовались хранители. Комитет объединил инститоров, и нам удалось обуздать людскую ненависть и жажду власти…
— Подлостью, воровством и шантажом, — прорычала я. — Отличная работа, нечего сказать!
Олдрик рассеянно улыбнулся:
— Поверь, тогда было намного хуже.
— Да и сейчас не лучше, — упрямо возразила я. — Кики сказала, что отнимать воспоминания у друга подло даже для вас! И я тоже так считаю… подумаешь, две жены завёл! Вон, у моего чокнутого братца их десятки! И живут ведь припеваючи…
— Дело не в измене, Мара, — снова перебил меня Олдрик. — Это лишь повод для лицензии. Сигард пошёл на потерю памяти добровольно. Увы, он этого не помнит, поскольку вмешалась ты и дестабилизировала воздействие Кики. Потому и прошу отдать дочь, если она у тебя появится. В одиночестве даймония может справиться с собой, если не будет слишком часто применять свою силу, но в паре они усиливают свои самые ужасные качества и сила возрастает в десятки раз! Ты наверняка не помнишь, но ты была невероятно злым ребёнком, желала смерти всем и каждому.
У меня словно снова в ушах зазвучал собственный крик: «Или я тебя убью!». И сейчас я осознала, что это не было детской ненавистью, это было реальным намерением, и лишь мама сумела отвлечь меня словами об игре. По спине поползли мурашки.
— Зачем Сигард пошёл на такое? — прошептала я, пытаясь осознать свалившуюся на меня информацию.
— Ради меня, — усмехнулся Олдрик. — Мы действительно были хорошими друзьями… дело в том, что я никогда не хотел быть Главой Комитета, но Кики упорно не отпускала меня, шантажировала и угрожала…
— И вы всё равно любили её? — я пытливо посмотрела в его печальные глаза: — Несмотря на то, что Кики стала монстром, вы продолжали быть с ней?
Олдрик криво улыбнулся.
— Я ни секунды не пожалел о своих чувствах, — обречённо проговорил он. — Кики убивала в себе всё лучшее, но я был обязан сохранить всё светлое, что было между нами. Хотя бы в своих воспоминаниях.
Глаза мои защипало, а из груди вырвался вздох, и я отвернулась.
— Глупо.
— Будь умнее нас, Мара, — тихо проговорил Олдрик. Он слабо приподнялся и протянул руку, прикасаясь пальцами к моему подбородку: — И счастливее! Генрих — идеалист, как и все мы в юности, но он хороший парень…
— Так он же мёртв! — зло прокричала я и сжала кулаки, а из глаз моих снова полились слёзы. Олдрик опасливо покосился на мои руки, и я, глубоко вздохнув, попыталась сдержать рвущуюся силу: — Джерт сказал, что…
Олдрик покачал головой и серьёзно заметил:
— Не стоит верить словам инститора.
Я вздрогнула, вспомнив предупреждение Генриха, нетерпеливо вцепилась в руку хранителя и отчаянно затрясла её:
— Так он жив? Где же он? Тоже в подземелье? Я видела, что ты нажал на красный знак, и Сигард тоже… Что это значит? Говори же!
— Так дай хоть слово вставить, — пробурчал Олдрик, высвобождая руку: — И не тряси меня! Не очень приятно, знаешь ли, по лезвию меча прыгать.
Я отдёрнула руки, буравя его нетерпеливым взглядом. Олдрик с кряхтением поднялся на колени и вытащил из-под себя меч инститора.
— Сигард был прав, что не доверял мне. Мы с Кики вместе корпели над альковами правды, и я действительно знаю, как обмануть творение даймонии. — Он хитро усмехнулся: — Когда ты вовремя отвлекла внимание Комитета, я поменял местами кнопки уничтожения и перемещения…
Я радостно вскрикнула:
— Так Генрих жив?!
И, ощутив, как замерло моё сердце, вцепилась в кисть Олдрика так, что тот невольно застонал от боли. Я виновато отдёрнула руку, но на коже хранителя остались синюшные следы от моих ногтей.
— Вот же нетерпеливая девчонка! — возмущённо рявкнул он и добавил мягче: — Жив он, жив! Не могу же я убить человека, на которого моя дочь смотрит такими восторженным взглядом?
Я подскочила, прошлась вдоль монолитной стены и, потирая горящие уши, всё твердила, словно пытаясь убедить саму себя:
— Он жив. Он жив… Жив! — Резко остановилась, развернулась к Олдрику и спросила: — Но тогда где же он?
Олдрик тихо рассмеялся и покачал головой:
— Думаю, что вышел.
Я раздражённо осмотрела монолитные стены без признаков дверей, окон и каких-либо отверстий и грозно прорычала:
— Куда вышел?
Олдрик иронично хмыкнул, поднял указательный палец, и я запрокинула голову: в высоком потолке зияла чернотой дыра.
— А как он это сделал? — ахнула я.
— Понятия не имею, — пожал он плечами, и я нахмурилась. — Но тебе нужно поспешить! Генрих не из тех, кто останавливается на полпути. И раз он признал своё участие в развале старого Комитета, значит, вмешается и в создание нового. Но без тебя ему не справиться.
Олдрик с трудом поднялся и протянул мне меч.
— Это зачем? — насторожилась я.
Улыбка на лице Олдрика растаяла, а взгляд стал мрачным.
— Когда Кики была в гневе, — глухо проговорил хранитель, — то сила даймонии овладевала её телом настолько мощно, что ведьма могла даже летать! Но при этом всё живое задыхалось в потоке…
Я ощутила дурноту и, с ужасом посматривая на меч, поспешно отступила.
— Ничего не понимаю, — пробормотала я но, заметив решительный взгляд Олдрика, отрицательно помотала головой: — Да даже, если догадываюсь… я не смогу!
— Лучше так, чем задохнуться, — проворчал Олдрик. — Я же говорил, что деваться мне некуда. Не хотелось бы снова испытать твоё воздействие. Жутко неприятная штука! Всего один удар…
— Нет же! — крикнула я. — Я не смогу убить… и не только потому, что ты мой отец. Честно, не смогу!
— Раньше же могла, — бесстрастно пожал он плечами, и я закрыла ладонями уши, боясь даже подумать, что ещё натворила та маленькая девочка, которую я не помню. — Мара!
Я вскинула на него глаза и уронила руки:
— Вот именно! — вскричала я. — Айка могла, а я не могу, понимаешь? Ты совсем недавно просил меня оставаться Марой, так почему требуешь, чтобы я вновь стала Айкой?
Олдрик выругался и шагнул ко мне.
— Упрямая девчонка! — мрачно рявкнул он. — Разве ты не понимаешь, что жизнь Генриха всё ещё на волоске? И без тебя у мальчика нет шансов выжить. Джерт не зря вился вокруг тебя. Зная, что присутствие даймонии обеспечит голоса инститоров, а значит, и место Главы Комитета, он всячески пытался избавиться от соперника, к которому ты проявляла большую симпатию. Так воспользуйся этим! Поддержи Генриха, чтобы Джерт проиграл…