Я лихорадочно раздумывала. Джонатан должен вернуться только через десять дней; на следующей неделе мне предстояло обновить лишь несколько гардеробов и устроить весьма скромную вечеринку по поводу дня рождения. Я вполне могла сделать для Эмери большую часть расчетов и наметить план действий.
Декабрь. Времени оставалось еще предостаточно. Буду ли я зимой, как сейчас, работать с Джонатаном?..
Мое сердце наполнилось водоворотом сбивающих с толку чувств.
– Мелисса! Нам надо поговорить,– заявил отец, с важным видом выходя из кухни.
– Хочет прочесть тебе лекцию о семейном долге,– сказала бабушка, снова поднимаясь, чтобы поставить чайник на плиту.– Мы уже достаточно его наслушались за целый день.
– Господи,– пробормотала мама себе под нос, прикуривая очередную сигарету.
Я потрепала Эмери по плечу. Благодаря прирожденной беспечности она всю жизнь спокойно плыла по течению, для подготовки же к свадьбе требовались иные качества.
– Не волнуйся,– успокаивающе сказала я.
Скоро все устроится.
– У Гвен остались все бумаги,– с убитым видом пожаловалась сестра.– Я несколько недель подбирала цвета…
Мама все время курила и что-то бессвязно бормотала; бабушка с тревожным видом тихо напевала; Эмери медленно качалась на стуле, судя по всему наглотавшись успокоительного.
А папы, Уильяма и деда, увлеченных таинственными делами, вообще не было видно.
Незамужняя жизнь никогда еще не казалась мне столь сладкой.
Когда, пройдя через весь дом, я появилась на пороге отцовского кабинета, его хозяин сидел за столом в излюбленной менторской позе. Не в силах сдержать легкую дрожь, я мысленно выругала себя за то, что так легко позволила ему совершить тактический маневр и занять более выгодное положение.
Именно в этом кабинете отец устраивал нам допросы по поводу школьных дел, расспрашивал о том, что мы слышали про скандальные газетные статьи, и о прочих неприятных вещах. Здесь всегда царил полумрак, стены были увешаны книжными полками, на которых хранились копии старых стенограмм заседаний парламента и книги в кожаных переплетах, купленные на распродажах.
Над камином висел большой портрет отца, на каминной полке красовалась восхитительная чер-но-белая фотография с изображением мамы. Старинных фамильных портретов не было: половину дед продал, чтобы починить на вырученные деньги крышу, половину он же уничтожил в приступе ярости – причина поступка затерялась в закоулках времени.
Я подошла к стулу напротив отца и оперлась рукой на спинку, не решаясь сесть.
– О чем ты хочешь поговорить? – спросила я с напускной храбростью.
– Сядь, Мелисса,– велел отец.– На глупые игры ни у меня, ни у тебя нет времени, так ведь?
Я села.
– Займись организацией свадьбы,– приказал он.– И не действуй мне на нервы попытками отвертеться. Ты сделаешь это по ряду причин. Во-первых, Эмери глупа как пробка и сама ни черта не умеет, а Белинде только дай волю, и она оставит меня без гроша в кармане. Во-вторых, я и так уже потратил целую кучу денег, поэтому должен хоть на чем-то сэкономить…
Когда он произносил последние слова, его рот скривился. Любое дело в нашем семействе, в конечном счете, сводилось к деньгам.
– По-моему, ты мог больше сэкономить, если бы нанял достойного организатора,– сказала я.– Он быстрее и грамотнее решит любой вопрос.
Отец даже не потрудился отреагировать на мои слова.
– В-третьих, я не желаю, чтобы какая-то хитроумная ведьма ошивалась здесь несколько месяцев подряд, а потом продала информацию о моей личной жизни паршивым газетенкам.
Можно подумать, он кого-то сильно волновал! Если что-то в нашем доме и представляло для журналистов интерес, так это лишь вскрывшиеся подробности о махинациях с машинами для свадьбы Аллегры и о прочих темных делишках.
– А в-четвертых…– Отец положил руки на стол и самодовольно ухмыльнулся.– Даже не знаю, как сказать. Насколько я помню, ты должна мне немалую сумму, Мелисса.
Проклятье. Так я и знала. Слишком уж долго я не слышала от него об этих чертовых деньгах. Наверно, он и дал-то их мне так охотно с тем лишь расчетом, чтобы потом извлечь из положения выгоду.
Я поерзала на стуле.
– Помню…
– Надеюсь, моя дорогая!
Мое сердце подпрыгнуло, а на улыбающейся физиономии папаши отразилась напускная тревога.
– Нехорошо, когда дети, достигнув твоего возраста, Мелисса, ходят в должниках у собственных родителей. А времени прошло немало, и я до сих пор терплю.
– Я обязательно рассчитаюсь с тобой,– сказала я, придумывая, как бы выкрутиться.
Разговор о деньгах напомнил о том, что, будучи Милочкой, я заключаю порой на удивление блестящие сделки.
Плечи мои расправились.
– Значит, если я организую свадьбу Эмери, ты простишь мне часть долга?
Отец запрокинул голову и залился безудержным хохотом. Потом впился в меня отнюдь не имеющимся взглядом.
– Нет,– сказал он.– Но если ты продолжишь утверждать, что чересчур занята, я буду вынужден… э-э… определить процентную ставку. А долг, еще раз повторяю, немаленький. Мне нужны эти деньги, Мелисса. Я их не с дерева сорвал.
Я вздохнула, почувствовав себя припертой к стенке. И вспомнила, что в любом случае решила помочь Эмери. Однако мой энтузиазм мало– помалу улетучивался.
– Но задаром я просто не могу за это взяться! Хоть что-то ты должен предложить мне за услуги! – воскликнула я, цепляясь за остатки решительности, присущей Милочке.
Попасть в еще большую зависимость от отца у меня не было ни малейшего желания.
– Конечно,– ухмыльнулся он.– Если устроишь свадьбу, то приходи на нее с кем захочешь. А теперь извини, мне надо кое-кому позвонить.
Я поднялась со стула. Правду сказала бабушка: наш отец – страшный человек. После каждого разговора с ним я чувствовала себя преступницей, все время действующей наперекор родительской воле.
Совершенно убитая, я вышла из кабинета и услышала, как отец, связавшись с Саймоном, своим адвокатом, завопил:
– Нет, нет, нет и еще раз нет! Не собираюсь я от нее откупаться! Я ничего такого не сделал, и потом, что значит ее слово против моего?
Он подошел к двери, плотнее ее закрыл и заблокировал, просунув в дверную ручку бильярдный кий, который специально держал в углу у стола.
Я поплелась обратно на кухню, уже готовясь к тяжелому испытанию, обещавшему закончиться лишь в церкви, в день свадьбы Эмери.
На следующее утро, переночевав в своей старой комнате, я заставила Эмери, маму и бабушку сесть в мамину машину и отвезла их в ближайшее кафе, где мы принялись обдумывать план будущих действий. Ехать в бар, где мама непременно пожелала бы утопить свои горести в спиртном, или оставаться дома, где нам постоянно мешал бы отец, я не желала.
Папашин дух и так постоянно нас преследовал.
– Начнем, наверно, с машин? – спросила я.
Эмери покачала головой:
– Не машин. Будут лошади, экипаж и пять электромобилей от «Грин энерджи». Папа сказал, они готовы все это предоставить, если я буду рекламировать электромобили знакомым.
– Хорошо.– Я сделала отметку.– Торт?
– Торт испекут в местной пекарне.
– За это ты должна будешь сфотографироваться с пекарем? – саркастически спросила я.
Эмери покачала головой, и ее пышная грива красиво заколыхалась.
– Хм… Нет. Во всяком случае, не думаю.
– Платье?
– Его шьешь ты,– напомнила бабушка.
– А, ну да…
Черт побери!
Я подчеркнула в списке слово «платье». Ну и жизнь начиналась! С обилием заказов Джонатана работать предстояло совсем без выходных.
– А с гостями что? – спросила я.– Окончательный список составили? Бумагу для приглашений купили?
Эмери взглянула на меня с таким видом, словно была готова утонуть в потоке собственных слез.
– Ладно,– быстро проговорила я.– Разберемся.
Сделав соответствующую запись, я заставила себя улыбнуться:
– Вот видишь, Эм? Не так уж все и страшно. Не волнуйся.
– Как замечательно, что ты здесь, дорогая,– сказала бабушка, беря последний эклер.
Я ласково посмотрела на нее. Как хорошо, что она здесь: в присутствии бабушки любые задачи казались посильными.
– Теперь я хоть не буду так мучиться из-за круиза,– добавила она, откусывая кусочек пирожного.
Я уставилась на нее:
– Что?..
– Из-за круиза,– повторила бабушка с набитым ртом.– Хочу отдохнуть.
Финансовое положение бабушки оставалось для всех нас загадкой. Жила она на широкую ногу, хотя и не работала с конца пятидесятых, когда, к ужасу всей семьи, пела в ночном клубе. Возможно, именно в ту пору ей и удалось сколотить состояние. Мама на все вопросы обычно мямлила что-то о «гонорарах за записи» и поспешно переводила разговор в другое русло.
– Значит, ты отправляешься в круиз,– сказала я.– Что ж, спасибо.
Бабушка подмигнула мне и прошептала:
– Всегда можно отыскать возможность избежать неприятностей, дорогая.
Я вспыхнула и отметила про себя, что в нашей семье все горазды уклониться от ответственности, а отдуваться в конечном счете постоянно приходится мне.
В Лондон я вернулась не в лучшем расположении духа.
Нельсон явно предвидел, что после уик-энда, проведенного дома, его соседка приедет мрачнее тучи. Когда я открыла дверь и вдохнула потрясающий аромат жареной курицы и картофельного пюре, то так растрогалась из-за заботливости друга, что чуть было не расплакалась.
Нельсон сидел на диване в гостиной, смотрел телевизор и хрустел «Принглс».
– Выглядишь ужасно,– заметил он.
– Спасибо,– ответила я, снова выходя в прихожую, чтобы взглянуть на себя в зеркало.
Неужели действительно ужасно?
Да, Нельсон не шутил. Моя бледная физиономия даже и близко не напоминала лицо Милочки. Впрочем, и макияж под карамельный парик я делала более тщательно, сегодня же лишь мазнула щеки розовыми румянами да быстро подкрасила ресницы.
Все верно, подумала я с горечью. Милочка во всех отношениях лучше и тверже Мелиссы. Никто из домашних даже не подумал о том, что старшей незамужней сестре обидно устраивать свадьбу сестре младшей. Милочка так бы прямо об этом и заявила, тут же оговорив сумму вознаграждения за моральную травму и будущие хлопоты…