Однако мы не успели сделать и двух шагов, как дверь отворилась и появился посол. В отличие от своей прислуги он держался молодцом и был готов к опасному путешествию: в руках у него был элегантный кейс и солидных размеров чемодан.
Следом за ним с объемистой сумкой в руке вышла Ольга Васильевна. Я оглядел ее и с трудом одержал приступ смеха: она действительно напялила на себя джинсы Сметанина, но они, видимо, все же не сошлись то ли на поясе, то ли где-то пониже, и ей пришлось идти на какие-то ухищрения. Не знаю уж, что она придумала, чтобы они с нее не свалились, но только поверх джинсов в целях маскировки была надета навыпуск фирменная майка с надписью на английском языке, которая в переводе на русский гласила нечто вроде «люби меня, как я тебя».
— Вы готовы? — спросил я, умоляя Всевышнего, чтобы Базиленко не расхохотался и не испортил так хорошо складывавшуюся диспозицию.
Но я напрасно опасался: у Базиленко хватило воли и разума сдержать свои эмоции, и мы с подобающим тревожной обстановке видом выслушали короткий рапорт посла:
— Мы готовы!
— Тогда вперед! — бодро сказал я, взял из рук посла чемодан и направился к выходу.
Базиленко выхватил у Ольги Васильевны сумку и занял место в арьергарде. У выхода из резиденции нас поджидали Сметанин и шофер. Они смотрели на нас так, как будто мы бросали их в тылу врага, обрекая на верную погибель.
Я посоветовал им без нужды не высовываться, посол пожелал удачи, Ольга Васильевна мило улыбнулась, Базиленко рекомендовал в случае чего звонить в посольство, и мы, провожаемые их томными взглядами, покинули резиденцию.
Без особых приключений мы проделали путь до того места, где начинался забор госпиталя, служивший нам укрытием по дороге в резиденцию, но на этот раз вместо того, чтобы скрыться за его спасительной толщей, а затем где ползком, где перебежками от кустика до кустика, где прячась за различные укрытия пробираться к тому месту, где мы запарковали нашу машину, я свернул в сторону разветвленной сети сточных канав.
Еще по дороге в резиденцию я предупредил Базиленко, что обратно мы, невзирая на такие неприятности, как грязь и невыносимый запах, будем пробираться по сточным канавам. Это решение я принял даже не столько безопасности ради, сколько потому, что посол, а особенно его рано располневшая супруга вряд ли сумели бы преодолеть ту «полосу препятствий», которую представлял собой пройденный нами маршрут.
А еще я пошел другим путем из чисто педагогических соображений, чтобы продемонстрировать заносчивому послу и его не менее заносчивой супруге, что профессия дипломата — это не только протокольные мероприятия, встречи с президентом, премьер-министром, послами дружественных и недружественных государств, не только проход без таможенного досмотра, но и такие неприятные вещи, как путешествие по сточным канавам.
Ну что ж, как сказал бы в аналогичном случае один французский король: «Париж стоит обедни!»
Однако, сделав несколько шагов по канаве, я пожалел о принятом решении и едва не повернул назад, чтобы воспользоваться однажды проверенным маршрутом. И дело было даже не столько в ужасном запахе или опасности поскользнуться на неровных и скользких склонах и вместе с чемоданом провалиться по колено, а то и по пояс в зловонную жижу, сколько в том, что канава оказалась недостаточно глубокой, и чтобы наши головы не стали мишенью для засевших в военном лагере мятежников, нужно было основательно пригибаться.
Идти в этом положении даже нам с Базиленко, не страдавшим избыточным весом и поддерживавшим спортивную форму, было очень нелегко. Каково же было Гладышеву, который, насколько я знал, никогда спортом не увлекался, и тем более Ольге Васильевне?
Я оглянулся и заметил, что она уже почти выбилась из сил и теперь передвигается, помогая себе руками.
Где-то на середине пути нас обстреляли, а может и не нас совсем, потому что пулеметная очередь полоснула по бетонному забору метрах в двадцати позади, однако пули ударились с таким звуком, что было полное ощущение: чуть пониже, и все!
Ольга Васильевна испуганно вскрикнула и едва не плюхнулась на дно канавы.
В отличие от своей слабонервной супруги, посол в этот критический момент проявил недюжинную храбрость и даже не пригнул головы.
— Нагнитесь, Евгений Павлович! — совершенно забыв о субординации, скомандовал шедший последним Базиленко.
— Советские послы вражеским пулям не кланяются! — не то пошутил, не то на полном серьезе изложил свое жизненное кредо Гладышев, но все же благоразумно присел на корточки и так, на полусогнутых, проделал оставшуюся часть пути.
Добравшись до автомашины, мы, взмокшие и противные самим себе от исходившего от всех нас запаха, плюхнулись на чистые сиденья и несколько минут приходили в себя не столько от недавней угрозы нашим драгоценным жизням, сколько от пережитого унижения.
Останавливавшие нас на обратном пути патрули, приступая к проверке документов, сначала удивленно принюхивались, а потом, заглянув в салон, испуганно шарахались в сторону, как будто это была не дипломатическая, а мусороуборочная машина.
Подъехав к посольству, я специально остановился у служебного входа. Посол и послиха выскочили из машины и, стараясь остаться незамеченными, наперегонки бросились в свою резервную квартиру отмываться и приводить себя в порядок.
Базиленко помог мне содрать чехлы с сидений и понес их в общественную прачечную. Я же тем временем зашел в туалет, слегка почистился, умылся и поднялся в резидентуру, решив немедленно провести оперативное совещание.
Как бы ни сложилась обстановка в последующие дни, было очевидно, что рано или поздно нам придется возобновить разведывательную работу, а для этого всем сотрудникам, кроме Ноздрина, придется регулярно выезжать в город. Насколько я знал, только у меня был какой-то опыт работы в условиях чрезвычайного положения (мне в этом смысле везло в предыдущих командировках!), да еще в бытность Хачикяна в Марокко там произошло покушение на короля. Остальные в такой обстановке оказались впервые. Поэтому я решил, не дожидаясь рекомендаций Центра, сам провести необходимый инструктаж.
Окинув взглядом сосредоточенные лица подчиненных, я начал свой монолог.
— Сложная агентурно-оперативная обстановка, в которой нам придется работать в обозримом будущем, потребует от всех нас без исключения максимальной собранности, бдительности, дисциплины, ответственности за каждый свой поступок, за каждое принятое решение.
В кабинет вошел задержавшийся Базиленко и тихонько сел на свободный стул. Это несколько отвлекло меня, и следующая фраза получилась какой-то заумной:
— Те рекомендации, которые я сейчас изложу, учитывают не только уже произошедшие изменения в агентурно-оперативной обстановке, но и ожидаемые или вероятные изменения, о которых свидетельствуют тенденции развития кризиса.
Я заметил, как у Выжула округлились глаза от усилия вникнуть в смысл сказанного, и решил выражаться предельно доходчиво.
— В условиях комендантского часа и других чрезвычайных мер безопасности работать в городе будет намного сложнее. Выезжая в город, обязательно проверять наличие водительских прав, дипломатической карточки или консульского удостоверения. При движении по городу строго соблюдать все правила дорожного движения, не превышать скорость, в темное время не пользоваться дальним светом. И вообще лучше ездить только с включенными подфарниками.
Все это были, конечно, азбучные истины, но сколько наших сотрудников пострадало от пренебрежительного к ним отношения! Я вспомнил свою утреннюю поездку в день начала переворота, едва не стоившую мне жизни, и продолжил:
— Окна автомашины должны быть постоянно открыты, чтобы вовремя услышать и среагировать на окрики, свистки и другие звуковые сигналы военных патрулей и дорожной полиции.
— А как вести себя при проезде через КПП? — нетерпеливо спросил Выжул.
В другое время я непременно сделал бы ему замечание, но сейчас, учитывая общее возбуждение и накопившуюся за эти дни усталость, не стал, как говорится, «качать права» и спокойно ответил:
— При остановке патрулем вести себя спокойно, без суеты и спешки выполнять все указания. Тем, у кого на машине дипломатический номер, советую не козырять своим иммунитетом. Если требования патруля приемлемы, лучше без лишних разговоров подчиниться. Захотят осмотреть салон или багажник, откройте и покажите все, что они требуют. Ничего страшного не произойдет. Если же по каким-то соображениям вам нужно избежать этой процедуры, пригласите офицера и спокойно разъясните ему, кто вы и почему вас не следует досматривать. Офицеры — люди грамотные, и есть надежда, что они вас поймут.
На что еще может надеяться разведчик, если у него в машине лежит нечто, представляющее угрозу его безопасности, и нет никакой возможности прорваться?
— Особенно осмотрительно нужно вести себя при проверке документов. Документы доставайте плавно, без резких движений, держите их только в нагрудном кармане сорочки. Кстати, в пиджаках и куртках советую пока не ездить. Белая сорочка и галстук производят на военных благоприятное впечатление и не вызывают настороженности. Разговаривать с патрулем надо предельно вежливо, корректно, не повышать голос. В любой ситуации проявляйте такт и выдержку, стремитесь завязать непринужденную беседу. Избегайте сложных объяснений, особенно когда имеете дело с малограмотными солдатами. Представляйтесь так, чтобы они сразу поняли, с кем имеют дело. Например: «Я из советского посольства» или «я — советский дипломат». Избегайте появляться или проезжать в местах скопления людей, в районах, где расположены увеселительные или зрелищные заведения, стадионы. Выбирайте малолюдные, тихие улицы, где нет правительственных учреждений, штабов воинских подразделений и других охраняемых объектов.
Я умолк, и Выжул, как школьник, поднял руку.
— Михаил Иванович, а если остановит какая-то вооруженная группа и потребует отдать им автомашину?
— Ни в коем случае не сле