Что касается переписки с Ваном, фирму которого «Бао» использовал для нелегальной связи с родственниками, проживающими в КНР, то здесь был целый букет нарушений законов и инструкций, и за каждое подобное нарушение было предусмотрено соответствующее наказание.
И, наконец, установленное нашей резидентурой в Токио членство «Бао» в прошлом в полуфашистской организации «синерубашечников», в сочетании со всеми его проступками, могло положить конец его карьере и иметь для него самые тяжелые последствия.
Сделав эти выкладки, я обнаружил в них одну явную закономерность: все эти факты были не чем иным, как компроматом, а потому морально-психологическая основа сводилась к тривиальной угрозе компрометации. А такая угроза, как свидетельствовала оперативная практика, была не самым лучшим аргументом и далеко не всегда гарантировала успех вербовочной разработки.
У меня еще свежи были воспоминания об участии в одной подобной операции. Проведена она была в африканской стране в те недоброй памяти годы, когда советско-китайские отношения достигли пика конфронтации, а посему информация о том, что творится в КНР и какие мероприятия затевают китайские руководители, чтобы покрепче насолить своему «брату навек», была на вес золота. Охота за этой информацией была главнейшей задачей многих наших резидентур, в первую очередь, конечно, в тех странах, где были многочисленные китайские колонии.
И вот объектом наших устремлений стал скромный переводчик китайского посольства по имени Кан Шулин. Попался он нам на глаза, когда началась сильная миграция китайских специалистов, работавших в Африке, и китайское посольство было вынуждено обратиться к услугам Аэрофлота: вражда враждой, а другой возможности доставить в страну своих специалистов и после окончания работы отправить их обратно в Китай у верных учеников Мао Цзэдуна не было! Китайские самолеты в Африку не летали, за услуги западных авиакомпаний нужно было платить в твердой валюте, а потому, сцепив в идеологическом экстазе зубы и держа наготове цитатники, летали китайцы по маршруту Пекин — Москва и далее по столицам африканских государств. Ну и, естественно, обратно — не оставаться же им в Африке на веки вечные!
Вот и занимался переводчик авиабилетами, а его соотечественник из консульского отдела, с которым я безуспешно пытался наладить хоть какой-то контакт — транзитными визами.
В отличие от вице-консула, разработка переводчика пошла более успешно, и это как-то компенсировало мою неудачу с неуступчивым и не в меру дисциплинированным вице-консулом.
А началось все с того, что представителю Аэрофлота, в течение многих лет являвшемуся верным помощником в многообразных делах КГБ, пришла в голову мысль втянуть переводчика в то, что на языке советского уголовного кодекса называлось злоупотреблением служебным положением и хищением государственных средств в особо крупных размерах. Нам никогда не приходилось читать китайский уголовный кодекс, но не надо было быть слишком умными, чтобы догадаться, что во всех странах, вставших на путь строительства светлого будущего, примерно одинаково относятся к подобного рода деяниям. Разве что в наказаниях за содеянное, как говорится, возможны варианты, да и то не слишком разнообразные — где-то между десятью годами тюрьмы и смертной казнью.
Что касается КНР, то в годы «культурной революции» второму наказанию отдавалось явное предпочтение.
На столь оригинальную идею представителя Аэрофлота натолкнуло то обстоятельство, что переводчик примерно раз в две-три недели закупал от двух до трех десятков авиабилетов, каждый раз расплачиваясь наличными в местной валюте, и это составляло столь значительные суммы, что даже пятипроцентная скидка была сопоставима с его годовым жалованьем.
Получив «добро» на эксперимент (а было это как раз накануне Нового года), представитель Аэрофлота при очередном визите переводчика пригласил его к себе в кабинет и сказал:
— Дорогой Кан Шулин, вы у нас солидный клиент, и я хочу к празднику сделать вам подарок!
Кан оживился. Мы давно подметили, что он падок на подношения, и до этого представитель Аэрофлота уже неоднократно одаривал его всяческими безделушками, которые он частью брал себе, а некоторые с несомненной выгодой для себя отдавал своим покровителям. В этом мы убедились с абсолютной достоверностью, когда представитель Аэрофлота подарил переводчику ярко-желтый кожаный портфель: уже через день мы увидели этот портфель у советника китайского посольства!
— Вы отправляете авиапассажиров большими группами, — продолжал представитель Аэрофлота, — а для групп у нас предусмотрена скидка. Вот я и хочу взять с вас меньше на пять процентов, но платежные документы оформить со скидкой в три процента. Разницу можете взять себе в порядке поощрения за вашу работу.
— Спасибо, спасибо, — улыбаясь и кланяясь, сказал переводчик и радостно потер руки.
Нам оставалось убедиться, что он действительно взял разницу себе, а не внес ее в кассу своего посольства, как должен был поступить каждый честный сотрудник, оказавшийся невольной жертвой иностранного «благодетеля».
В следующий визит представитель Аэрофлота предложил новый вариант.
— Мне тоже хочется извлечь какую-то пользу из нашей дружбы, — сказал он, угощая переводчика пивом. — Поэтому, если не возражаете, давайте сделаем так. Вы получаете авиабилеты с десятипроцентной скидкой, а в платежных документах скидка будет всего в пять процентов. А разницу разделим пополам: каждому по два с половиной процента. И вашему посольству выгодно, и нам!
И в самом деле, выгода от этого предложения была столь очевидна, что переводчик, не колеблясь, согласился. Это окончательно убедило нас в том, что всю разницу от предыдущей скидки он присвоил себе или, что тоже было вероятно, разделил ее с кем-то из дипломатов.
Что касается представителя Аэрофлота, то он, естественно, себе ничего не брал. Более того, чтобы не вводить Аэрофлот в непредусмотренные расходы, всю так называемую «скидку», уплывавшую в карман Кан Шулина, мы возмещали за счет бюджета КГБ. Хотя разницы, конечно, не было никакой: в любом случае платил наш многострадальный налогоплательщик! Но разведка — дело чрезвычайно дорогое, и платить приходится не только за информацию, но даже за перспективу ее получения! И еще неизвестно, что обходится дороже!
Теперь, когда разработка Кан Шулина заметно активизировалась, мы приступили ко второму, более дорогостоящему и рискованному этапу.
Используя его любовь к подаркам, представитель Аэрофлота в день ведомственного праздника, который отмечался в феврале, преподнес переводчику изделие местных кустарей — большую ритуальную маску из красного дерева, начиненную электроникой и элементами питания на манер малахитовой подставки, установленной нами в кабинете американского посла. Но, в отличие от «Армана», переводчик повесил маску не там, где бы нам хотелось, а в каком-то вспомогательном помещении посольства, где никаких интересных разговоров не происходило. А если и удавалось что-то записать, то, как назло, на каком-нибудь редком диалекте, так что наши переводчики только матерились, но понять, о чем идет речь, очень часто просто не могли.
Мы погоревали какое-то время по этому поводу, но долго горевать у нас не принято. К тому же настоящие профессионалы умеют извлечь пользу даже из неудач, если, конечно, в них бьется живая творческая мысль.
В следующий раз представитель Аэрофлота подарил переводчику статуэтку, в которую тоже была вмонтирована электроника, но не та, что делают в лабораториях КГБ, а изготовленная в ЦРУ и за несколько месяцев до этого обнаруженная в одном из наших посольств. Она была в нерабочем состоянии, но от нее и не требовалось улавливать и передавать в эфир труднопереводимую китайскую речь, потому что в наших планах ей отводилась совсем иная роль.
Таким образом, переводчик получил от представителя Аэрофлота и рассовал в разные помещения и закоулки китайского посольства несколько изделий местных мастеров, начиненных неработающей электроникой иностранного производства.
Мы уже готовили завершение этой операции, как вдруг неугомонный представитель Аэрофлота вспомнил, что переводчик давно «положил глаз» на стоявшую в офисе небольшую модель «Боинга». Конечно, это было непатриотично, по всем правилам полагалось выставить в представительстве Аэрофлота модель советского самолета, но за неимением таковой в офисе в течение нескольких лет красовалась модель «Боинга», подаренная в свое время по случаю годовщины Аэрофлота авиакомпанией САС.
А вспомнил об этом представитель Аэрофлота потому, что когда-то, правда, в шутку, пообещал Кан Шулину списать и подарить «Боинг», как только получит модель советского самолета. И вот недавно ему сообщили, что в ближайшее время поступит модель Ил-62. Именно такие самолеты выполняли рейсы в страну.
Мы быстренько связались с Центром, где-то в Америке или в Европе была приобретена модель «Боинга», аналогичная той, что стояла в представительстве Аэрофлота, и наши умельцы начинили ее стандартным набором электроники. А еще спустя некоторое время «Боинг», в течение нескольких лет украшавший офис, был отправлен в Москву (там тоже хватало своих «коллекционеров»), его место заняла модель, прошедшая соответствующую обработку в секретной лаборатории КГБ, а рядом с ней раскинул двухметровые крылья красавец Ил-62.
При очередном визите переводчик сразу обратил внимание на появление в офисе модели советского самолета, а когда представитель Аэрофлота напомнил ему старый уговор и разрешил взять «Боинг», его радости не было предела!
В тот же день «Боинг» отправил в эфир первую информацию из кабинета китайского посла, куда его затащил услужливый Кан Шулин.
Прошло еще несколько месяцев, и когда улеглись страсти, связанные с внедрением «Боинга» в китайское посольство, мы решили душевно побеседовать с переводчиком. В один из его визитов я уединился с ним в кабинете представителя Аэрофлота и после небольшого вступительного слова показал ему несколько фотографий.